Остров русалок - Лиза Си
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лабораторию! Я даже не знала, что это такое. Вот насколько опередила меня дочь.
Однако найти добровольцев оказалось не так-то легко. Мы много лет молчали и таились, и у нас были причины для осторожности. 21 сентября 1954 года — спустя семь лет и семь месяцев — последних повстанцев наконец поймали или убили, и приказ стрелять без предупреждения на горе Халласан был отменен. Инцидент 3 апреля официально закончился — хотя как можно называть «инцидентом» события, которые длятся больше семи лет, я не понимала. Мы сложили воедино информацию из разных доступных нам источников, и получившаяся картина нас потрясла. Триста деревень сожгли или стерли с лица земли, сорок тысяч домов уничтожили, а людей убили столько, что ни одна семья на острове не осталась незатронутой. Корейцев на материке призывали не верить рассказам о резне. Островитяне всегда с подозрением относились к чужакам, а теперь наша подозрительность только выросла. В результате Чеджудо стал еще более закрытым. Он словно снова превратился в остров изгнанников, а мы стали неприкаянными душами.
Напоминания о случившемся были повсюду. Мужчина на костылях, которому разбили колено киркой. Девушка с ожогами по всему телу, которая доросла до брачного возраста, но так и не дождалась предложения. Юноша, переживший месяцы пыток и теперь бродивший по олле нестриженый, небритый, в грязной одежде и с мутным взглядом. Мы все страдали от воспоминаний, не могли забыть тошнотворный запах крови и огромные тучи ворон, которые собирались над мертвецами. Все это преследовало нас и во сне, и наяву. Но если кто-то по неосторожности хоть словом высказывал свою печаль или проливал слезу о смерти близкого человека, его сразу арестовывали.
Список ограничений, наложенных на нас, был очень длинный, но больше всего меня тревожили ограничения на доступ к образованию. Как бы плохо ни обстояли дела, я хотела сделать все возможное, чтобы мечты Чжун Бу о будущем наших детей стали реальностью. Поэтому, хотя мне вовсе не хотелось, чтобы посторонние люди меня теребили и дергали, я все-таки согласилась. Заодно я уговорила поучаствовать в проекте старшую дочь и свекровь — ведь эксперимент заинтересовал Чжун Ли, и ученые могли ей помочь, хотя я пока и не понимала, как именно.
* * *
Нас попросили вечером легко поужинать, а следующим утром надеть ныряльные костюмы под обычную одежду и натощак явиться в лабораторию. Ван Сон и Ку Сун зашли за мной, моей свекровью и дочерьми. Вшестером мы направились к берегу, где уже стояли два шатра. Собственными усилиями и благодаря моей дочери ученые смогли найти десять ныряльщиц — включая сестер Кан и мою напарницу Ян Чжин — и десять женщин других профессий.
Доктор Пак познакомил нас с остальными членами своей команды: докторами Ли, Кимом, Джонсом и прочими. Потом он сказал нам:
— Для начала тридцать минут отдохните.
Мы с До Сэн переглянулись. Отдых? Странная идея. Но именно этим мы и занялись: нас провели в первый шатер и уложили на койки. Чжун Ли сидела рядом со мной, но постоянно переводила взгляд от койки к койке, от стола к столу, от ученого к ученому. Я в основном понимала слова ученых, которые говорили по-корейски, хотя большая часть смысла от меня ускользала.
— Я использую девятилитровый спирометр Коллинза для измерения уровня кислорода и перевожу этот показатель в килокалории, чтобы установить скорость основного обмена веществ в формате процентного отклонения от стандарта Дюбуа, — произнес доктор Ли в микрофон магнитофона.
Мне его речи казались бессмысленной белибердой, но Чжун Ли неотрывно следила за разговорами и действиями ученых.
Дальше за дело взялся доктор Ким. Он сунул мне в рот стеклянную трубку и сообщил, что нормальная температура у меня 37 градусов по Цельсию, или 98,6 градуса по Фаренгейту. Через проход от нас моя старшая дочь захихикала, когда один из белых докторов положил ей на грудь какую-то штуку, от которой к нему в уши шли трубки. Это мне не понравилось, и мысль о том, что и со мной такое сделают, тоже не радовала. Я было собралась взять своих девочек и уйти, но тут доктор Пак откашлялся и заговорил:
— Вчера я упомянул о том, что вы, наверное, уже знаете. Способность хэнё переносить холод выше, чем у любых других людей на планете. В Австралии аборигены ходят голыми даже зимой, но температура тела у них редко падает ниже тридцати пяти градусов Цельсия. У людей, переплывающих широкие реки, показатели сильно меняются, но даже у них редко отмечается температура тела ниже тридцати четырех с половиной градусов по Цельсию. Рыбаки канадского полуострова Гаспе и британские раздельщики рыбы целый день держат руки в холодной морской воде, но только руки. А еще есть эскимосы, у которых температура остается в обычном диапазоне. Мы считаем, что это возможно благодаря богатой белком пище и многослойной одежде.
У него была странная манера говорить, но еще больше меня удивил его напористый тон. Я сразу заподозрила, что своими энергичными речами Пак пытается отвлечь нас от процедур, которые проводили другие доктора. Один из них как раз укрепил вокруг моего предплечья манжету и сжал резиновую грушу, так что манжета раздулась и сдавила мне руку. А дальше произошло событие, которое мы даже толком не осознали. У Ку Чжа была такая же манжета, но ученым не понравились показания прибора. Я услышала, как один из них сказал:
— Давление слишком высокое для нашего исследования.
Не успел никто и слова сказать, как главу нашего кооператива вывели из шатра.
Доктор Пак словно и не заметил события, которое мне показалось удивительным. Он продолжал говорить:
— Мы хотим проверить, сколько вы сможете пробыть в воде и как погружение повлияет на температуру тела. Предположительно, уровень озноба показывает латентную адаптацию организма к сильному переохлаждению, которое у современных людей бывает редко.
Мы, конечно, не представляли, о чем речь.
— Зависят ли ваши способности от функций щитовидной железы? — спросил ученый, будто мы могли знать ответ. — Может, особые гормоны эндокринной системы позволяют вам функционировать на холоде не
