Вы друг друга стоите - Сара Хогл

по ткани, вспоминая, как это было – спать под ним, рядом с Николасом. Как он прижимал меня к себе, гладя по волосам. От возникающих в голове картинок щемит сердце так, что на глаза наворачиваются слезы, но остановиться я не могу. Шлюзы уже открыты.

У камина тепло и удобно, будить Николаса не хочется. Какое чудесное ощущение нормальности, когда лежишь рядом. Ведь большинство пар, особенно помолвленные, так и делают. Но не мы.

Мы с Николасом не касаемся друг друга. Он лежит на спине, закинув руку за голову, на лбу собрались едва заметные морщинки, и мне хочется их разгладить, что я и делаю. Что сейчас между нами? Мне можно невинно касаться его, в качестве ласки. Утешения. Заботы. Отдавая. Брать сейчас нельзя. Жадности здесь места нет. Неверный поспешный шаг может убить нас обоих.

Поднимаю руку и смотрю на кольцо: бриллиант поблескивает гранями. Мой жених лежит рядом, а я не могу прикоснуться, устроить голову у него на плече. Насколько это нелепо?

Да, я не касаюсь его, но думаю об этом. Что ткань рубашки на ощупь мягкая и едва различимо пахнет одеколоном, когда он двигается. От него исходит ободряющая уверенность. Спокойная сила. Надежность. Тепло, как от ярких углей в камине. Он как горячие объятия в холодную звездную ночь, когда дыхание вылетает облачками пара. Как добротный старинный дом в лесу и клетчатая зимняя шапка.

Николас Бенджамин Роуз – хороший человек до мозга костей, и это правда, хоть мы с ним и были невыносимы.

Мне кажется, прикосновение к нему – то же ощущение, как когда тебе приносят цветочек из сарая и ставят в сине-зеленом стакане прямо перед тобой, у тарелки. Как тянущийся дымок и запах голубой ели. Как лунный свет, подсвечивающий облака. Как сосна, мой новый любимый запах. Он точно солнечный лучик, падающий на ковер сквозь щелку в занавесках, теплый, неспешный, как полуденный поцелуй. Как переплетенные в дреме тела на узком диване.

Он как морозный осенний запах, как ледяная сталь лопаты, перевернутой вверх тормашками, по которой ты проводишь пальцем, проходя мимо покосившегося сарая. Он в этих деревьях. В пруду.

Я представляю, как он плавает там летом, как блестит на солнце влажная кожа. Как он прыгает в воду со старого пирса. Как двигаются мускулы на его спине при каждом движении.

Когда-нибудь для какой-то другой женщины он будет ощущаться как яркий свет, проникающий сквозь отдернутые занавески верхнего окна, как кружащиеся вихри пылинок в солнечной комнате. Как обручальное кольцо из полоски серебра, единственное незагорелое место на его руке. Он будто два дерева, растущие вместе, переплетающиеся ветвями в объятии.

Мне бы хотелось прочитать его мысли, узнать, что он думает обо мне. Но спрашивать я не хочу, потому что вдруг он скажет, что последних недель недостаточно? Вдруг решит, что нас уже нельзя спасти? Так считала и я, но уже не так уверена. Хочется надеяться, что он здесь, со мной, потому, что хочет, а не потому, что, взвесив все неудобства при расставании, решил, что так проще. Он мог бы быть где угодно и с кем угодно, но ведь он здесь, со мной. Это должно что-то значить.

Я смотрю на мужчину рядом и думаю о бумажном браслетике, который он прячет в тумбочке.

У нас остались раны, я почти наяву вижу их, словно следы от кинжала: расстояние, которому мы позволили разъединить нас, разрушив то, что должно было стать самым счастливым годом в нашей жизни. Кольцо на пальце такое огромное, что я чувствую себя обманщицей. Как бы смешно это ни звучало, в моем воображении этот бриллиант означал: «Вот ТАК я тебя люблю!», но как он мог любить меня «ТАК», если мы до сих пор не знаем друг друга до конца? Если мы до этого никогда не ссорились и не жили вместе, и все шло так гладко. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Он видел, как я снимала его пару раз. Я говорила, что бриллиант слишком броский, но в действительности мне в голову не приходило, что ему это важно, потому что мне самой было все равно. Но, готова поспорить, для него это имело значение. И он ненавидел, когда я снимала его кольцо.

Снова подношу камень к лицу, поворачивая направо и налево, ловя отблески огня, и вижу то же, что видел он, когда выбирал его. Вижу свою руку его глазами, не своими. Как на ней будет посверкивать обещанием тонкий ободок. Интересно, как ощущает меня он. Какие воспоминания и вероятности приходят ему в голову, когда он хочет прикоснуться ко мне, но чувствует, что больше не имеет права.

Впервые за все время я разглядываю кольцо, и оно изумительно. Именно такое Николас и мог выбрать. Никогда не прощу себя за те случаи, когда снимала его.

Николас лежит у камина. Весь светится, будто в золотистых искорках. Он удивительный человек, необыкновенный, и мне будет так жаль, если придется кольцо ему вернуть.

Глава восемнадцатая

Уже начало декабря, а мы с Николасом каким-то чудом по-прежнему ладим друг с другом. Доверять тяжело, но все причины держаться на расстоянии и обижаться рассыпались в пыль от того, с каким вниманием Николас стал ко мне относиться. Он ставит меня на первое место. Все это время он обращался со мной по-доброму, поддерживал. Защищал перед Деборой на День благодарения, а следующим вечером в прямом смысле прогнал ее от нашего дома.

До сих пор не могу поверить, что он так сделал.

Когда я это наконец осознаю, Николас уже не кажется мне противником или препятствием на пути к счастью. Он часть этого пути. Хоть это и неразумно, но мне немного нравится делать вид, что все будет хорошо. И под влиянием этого чувства я совершаю очень пугающую вещь.

Создаю новый защищенный паролем документ и записываю идеи знаков внимания и привязанности. Если это не случайное совпадение и если все-таки все сложится, а это очень большое «если», мне нужно будет чем-то маленьким, но значительным всегда показывать Николасу, как он дорог и важен для меня. Самое необходимое и сложное я пишу сначала, чтобы не забыть: