Дневники военных лет (1943, 1945 годы) - Всеволод Вишневский

Читаю журнал "Мировое хозяйство и мировая политика", No 5 - 6, 1943 год. Какие огромные экономические сдвиги во всем мире: новые железнодорожные пути и автомобильные страды, новые воздушные линии, новые индустриальные центры на пустырях!..

6 вечера. - Мои дела проясняются. Звонил Пергамент:

"Поздравляю, Военный совет разрешил пьесу к постановке. Начинаем репетиции, завтра буду у вас..."

10.30 вечера. - Темные контуры домов и изумительное северное зеленовато-голубое закатное небо с узкими пятнами облаков. Вот этот северный осенний холод и надо дать в спектакле...

Читал на сон грядущий Лермонтова. Из глубины памяти всплывают фразы, стихи поэта - ставшие народными выражениями...

17 августа 1943 года

Солнечно, прохладно...

С утра - медленный методический обстрел города. Затем наш ответный огонь... Получил от А. Фадеева номер "Интернациональной литературы" (английское издание) с моей статьей "Battle of Neva"{165}.

(Внезапная усталость, слабость...)

Состоялось трехдневное предварительное совещание Рузвельта и Черчилля в Гайд-Парке (в штате Нью-Йорк). Черчилль вернулся в Канаду. В Квебеке идет совещание представителей высшего командования США и Англии. На совещании будут и Рузвельт и Черчилль.

Ну, что они придумают до "листопада"? А нужно бы: 8 - 9 ноября сего года 25-летие разгрома немцев в первую мировую войну...

Был в городе. В Доме партактива просмотрел бюллетени за 9 августа. - В ставке Гитлера было совещание руководства национал-социалистской партии и высшего командования - без вызова фронтовых главнокомандующих. Обсуждалась обстановка, создавшаяся после поражения на Востоке и итальянских событий. Иностранная пресса сообщает, что фашистский генералитет рекомендовал отвести немецкие армии на линию Днепра, оставить Норвегию и т. д. Гитлер против. Намечены военные планы на зиму 1943-1944 годов. "В ноябре будет готово новое немецкое оружие и будет нанесен решающий удар" (?). Геринг после совещания уехал в Гамбург, Риббентроп и Кейтель - в Рим для переговоров с итальянским правительством.

Зашел в ЛССП. Меня обступили сотрудники:

- Всеволод Витальевич, когда кончится война? Тихонов говорит - еще год. А вы как считаете? Глаза у них усталые, ожидающие...

- Думаю, что зима будет военная... Сроки предсказывать не берусь, но они ускорятся, если выступят союзники.

- А обстрелы прекратятся? Вот несколько дней передохнули, а теперь опять...

- Пока не сломаем блокаду до конца и не отгоним немцев, обстрелы будут. (Не лгать же им...)

Вечером обсудили с Пергаментом ход работы. Начало репетиций пьесы - 20 августа. Я говорил об образе спектакля, единстве архитектурно-стилевых решений, дал новую сцену для третьего акта. Беседовали дружно. Режиссеру всегда нужны доверие, помощь, свобода действий... У С. К. - хорошие замыслы. Ну, начинаем работу. В запасе два с половиной месяца...

В последние дни на Ленинградском фронте усилилась работа снайперов. Фронт блюдет традиции первого снайпера Ленинграда - товарища Смолячкова, юноши, рабочего с Выборгской стороны. Он был убит 15 января 1942 года. Его могила - у шоссе. На надгробной плите высечены слова: "Герой Советского Союза, Феодосии Артемьевич Смолячков". На могиле всегда цветы... В части, где служил герой, сохранили в списках его фамилию, и на поверках правофланговый отвечает:

- Смолячков пал смертью храбрых в борьбе за город Ленина!

Снова читал немецкие письма.

Вот некоторые из них:

"...Выступал гаулейтер Вартеланда - Артур Грейзер. Он на прошлой неделе посетил фюрера в ставке, нашел его в добром здоровье и полным веры в победу. Мы удивились этому. Все эти поражения должны были бы заставить призадуматься человека, который берет на себя всю ответственность..." (14 февраля 1943 года, Познань.)

"...Мой любимый брат Франц! На нас наступают русские танки. Я уже сыт по горло и определенно перейду в плен. Мне больше не пиши, осторожно подготовь Гайни и Гизель. Лучше плен, чем смерть. Пора положить конец. Я не один. Нас насильно гонят на погибель. Уничтожь это письмо. Если Гайни и Гизель лишат пособия (из-за меня), наплевать, терпите, я через полгода вернусь, все устрою". (Унтер-офицер Пирзольт, 11 июля 1943 года.)

Интересные документы. На Южном фронте отмечается большое влияние наших листовок, пропагандирующих переход в плен и льготы для перебежчиков. Немецкие солдаты теперь знают, что в СССР уже большое число немецких пленных и что им неплохо живется...

Из показаний пленных.

"...Я верю в победу Германии. Мы на русской территории. После победы над Россией мы высадимся в Англии. Америку нам не победить. Будет заключен мир на основе раздела Британской империи между нами и США. Америка удовлетворится своей долей, частью Африки и другими колониями, а в Европе будет господствовать Германия..." (Командир роты 19-й танковой дивизии П. Зонтаг; взят в плен 9 июля 1943 года.)

Интереснейшее показание среднего командира германской армии Зонтага. Вот куда клонит фашистская пропаганда. Кстати, это подтверждает некоторые мои предположения о тайных дипломатических комбинациях Гитлера, творящихся за спиной СССР.

"...Когда русские начали наступление на Орел, мы испугались: если они наступают летом, что же будет зимой?.. Русские листовки в основном правдивы: мы убедились, что описываемые факты соответствуют событиям". (Унтер-офицер Эрих Витнель, адвокат, член нац.-соц. партии.)

Больше листовок!

В 11 вечера, по радио. - 7-я американская армия взяла Мессину. (Видно, немецкие и итальянские части отрезаны на восточном берегу.)

18 августа 1943 года

Просыпаюсь рано... Из соседней комнаты тихие звуки радио, радиосообщениями мы живем. Ведь это почти единственная постоянная наша связь с миром. Первый вопрос: "Было что-нибудь новое? В 6 часов, в 7, в 7.45, в 8?"

Подымаю шторы затемнения. Ежедневный осенне-зимний ритуал - будто подъем флага на корабле. В голове планы новых листовок, которые я пишу с особой страстью, - это моя снайперская работа, бомбовые вылеты.

Дневник мой временами сжат, сух. Что ж? Пишу как могу, - в заботах, иной раз очень усталый. Целиком отдаться записям немыслимо. А рядом меж тем в ощущениях, в мыслях, в смутном движении души - какая-то вторая жизнь. Она все настойчивей: это моя прошлая жизнь в искусстве, в Москве. Какой бы она была, какой она должна была бы быть, если б не грянула война? Мир литературы, искусства! Широкий мир встреч, творческих связей, литературных дел. Этот мир - как внутренняя потеря. Я всячески тщетно убеждаю себя, что мне не до него. Но все время где-то в глубине души он живет, пронизывает мысли, делает все относительным. Знаешь ведь, что война временна, что есть и будет иная жизнь. Вот это ощущение надо понять и применить к другим... Раскрыть их внутренний мир. Как бы мы ни говорили о войне, о полной отдаче ей, - инстинкт твердит каждому о жизни - о прошлом и о будущем. Человек рисует перспективы, примеряет их к себе и себя к ним и одновременно несет военную службу, - как высший долг, с глубоким личным отношением к этому долгу. Временами тема Москвы для меня затухает, временами она нестерпимо остра. Но еще острее, крепче внутренняя установка: идти до конца с Ленинградом. Пусть здесь пока опять осадное томление, неудача Мгинской операции (оперативно-тактическая) - придет наш час, и опять тема Ленинграда зазвучит, как хотелось бы нам.