Эволюция, движение, деятельность - Алексей Леонтьев

Является ли то отношение, которое мы назвали инстинктивным смыслом предмета деятельности, отношением постоянным? Разумеется, нет. Поскольку это есть отношение того воздействия или ряда воздействий, т. е. вообще предмета, на который направлена деятельность животного, к свойствам, отвечающим определенной биологической необходимости, то достаточно, чтобы изменилась эта необходимость (например, чтобы соответствующая потребность была удовлетворена), как произойдет изменение и этого отношения, т. е. того смысла, который имел для животного данный предмет.

Очень яркие примеры изменения инстинктивного смысла мы находим в работе Икскюля. Он описывает поведение рака-отшельника, известного своим симбиозом с актинией. Оказывается, однако, что актиния выступает для одного и того же рака совершенно по-разному, в зависимости от его основной, наличной в данный момент потребности. Когда рак-отшельник живет в раковине, то при встрече с актинией он, как обычно, водружает ее на раковину и пользуется ее стрекательным аппаратом. Если же рака лишить его раковины, то теперь он использует актинию, как он обычно использует раковину, т. е. для прикрытия незащищенной хвостовой части своего тела. Наконец, если того же рака держать достаточно долгое время без пищи, то смысл, который имела для него актиния, меняется еще раз, и он попросту съедает ее.

Приведем из той же работы еще один пример динамики смысла, на этот раз в связи с изменением субъективных отношений.

Если голодную жабу начать кормить червями, а потом положить перед ней обыкновенную спичку, то она немедленно набрасывается на нее, как на пищу. Если, однако, мы будем кормить жабу не червями, а пауками, то в этом случае смысл пищи приобретают для нее предметы, имеющие совсем иную форму; жаба не реагирует на спичку, зато набрасывается, например, на кусочки мха [173] .

В работе Опфингера (Opfinger, 1931) с пчелами мы находим пример экспериментально создаваемых смыслов поверхностей различного цвета: цвета, имеющего смысл места прилета (arrival color), цвета, имеющего смысл пищи (feeding color), и цвета отлета (departure color) [174] .

Более специальный пример выделения специального смыслового признака, его дифференциации из комплексного воздействия дает исследование, поставленное на бойцовых рыбках М. Вenninc’oм (1933). Этот автор в одном случае помещал пинцет с зажатой в нем пищей перед вращающимся диском с секциями, окрашенными в различные цвета (например, синий – желтый, красный – зеленый, черный – белый); в этом случае, когда рыбка приближалась к пинцету, ей наносился пинцетом удар. В другом случае, когда секции диска были окрашены одним и тем же цветом, рыбка получала пищу, В результате для испытуемых животных двуцветность диска сообщала данному комплексу смысл угрозы, а одноцветность его – смысл пищи.

В других опытах того же автора подобная дифференциация была воспитана на первое и последующее предъявления пинцета с пищей. Существенно при этом отметить, что убегание рыбок в этих опытах сохранило характер отступления во время боя, т. е. реакции на угрожающего противника [175] .

С подобными изменениями инстинктивных смыслов мы встречаемся в мире животных постоянно. Часто их пытаются описывать в терминах, например, образования условных связей, и это правильно, когда имеют в виду описать формальную сторону поведения, осуществляющие его физиологические механизмы. Но ведь задача психологического анализа заключается как раз в том, чтобы дать содержательную характеристику фактов, а для этого физиологические объяснения являются недостаточными.

Уже анализ исследований И.П. Павлова показывает, что за физиологической динамикой процессов дифференцировки внешних воздействий и образования условнорефлекторных связей скрывается то или иное биологическое отношение, отношение данного воздействия к жизни животного, к его потребностям.

И.П. Павлов называет «общим законом» тот факт, что все, «что сохраняет, обеспечивает целость животного организма», вызывает положительную реакцию, движение по направлению к этому, захватывание этого; всё, что, наоборот, мешает, угрожает жизненному процессу, вызывает к себе отрицательную реакцию, отрицательное движение. Поэтому любой условнорефлекторный процесс поведения получает свою биологически содержательную характеристику только через отношение данного раздражителя к определенному «центру потребности».

Таким образом, например, электрическая лампочка, становясь для собаки условным пищевым раздражителем, начинает играть определенную роль во всем ее поведении: у собаки не только выделяется слюна в ответ на действие лампочки, но она также тянется к лампочке, лижет ее. То же самое в отрицательных и более сложных случаях; например, когда к условному кислотному раздражителю присоединяется в качестве условного тормоза сгибание ноги и при этом кислота не вливается, пассивное движение является сигналом устранения вредного агента и как бы верным средством борьбы с ним и, естественно, постоянно повторяется животным даже при встрече с другими вредностями [176] .

Из приведенных положений ясно, как нам кажется, вытекает, что существует особый процесс, в силу которого данный агент как данный условнорефлекторный акт поведения «естественно» относится к тому или иному содержанию. Пользуясь термином Э. Торндайка, его можно было бы обозначить как процесс установления связи по закону «сопринадлежности», но, желая подчеркнуть то обстоятельство, что речь здесь идет не об особом законе, а об особом процессе, мы говорим здесь о процессе возникновения смысловых связей, смыслов.

Это, действительно, особый процесс, хотя он осуществляется теми же органами и по тем же общим законам нервных связей, как и процесс образования любого условного рефлекса. Однако эти общие законы проявляются в этом процессе особенным образом.

Для того чтобы показать это, достаточно сравнить между собой изменения поведения, имеющие различный характер. С одной стороны, нужно взять такие случаи, когда наблюдаемое изменение поведения наступает под влиянием изменения самого отношения ά :а, т. е. когда меняется инстинктивный смысл предмета, а с другой стороны, когда поведение меняется под влиянием изменения лишь условий протекания данного процесса. Тогда несовпадение деятельности, осуществляющей данное отношение, и ее механизмов выступит перед нами как фактическое несовпадение динамики формально одинаковых процессов.

В несколько иной связи мы уже описывали факты, показывающие такое несовпадение. Таковы, например, данные Бойтендейка и Аббо о протекании процесса торможения пищевого поведения у амфибий. В том случае, когда животное обнаруживает, что оно преследовало несъедобную бумажку или непригодного в пищу муравья, т. е. когда данное воздействие утрачивает для него свой первоначальный смысл, то процесс угасания попыток протекает весьма быстро; обычно для этого достаточно всего 1–2 сочетаний. Другое дело, когда отношение воздействия (вид добычи), на которое направлена деятельность животного с устойчиво связанным с ним биологически важным свойством (воздействие типа а ), не меняется, но в силу изменения условий процесс осуществиться не может, так что соответствующая связь, так же как и в первом случае, не подкрепляется или подкрепляется отрицательно (удар о стекло, ранение челюсти иглами); в этом случае, как мы видели, угасание попыток происходит, наоборот, крайне медленно.

Не менее выразительны и опыты Ф. Даля (F. Dahl) с прыгающими пауками (Attus Arcuatus). Эти пауки бросаются на насекомых, не пользуясь паутиной. Кормя этих пауков обычно мухами, автор давал им в своем эксперименте муху, смоченную скипидаром; животное бросалось на нее, но тотчас ее выбрасывало. Оказалось, что достаточно всего 2–3 таких попыток, чтобы паук вовсе перестал схватывать мух, продолжая, однако, охотиться за другими насекомыми. Напомним аналогичные же факты, сообщаемые Морганом, о научении двухдневных цыплят водяной курочки не клевать кусочки апельсиновой корки и гусениц (Euchelia jacobiae) уже после однократной пробы [177] .

Наконец, в качестве примера исследования более сложных проявлений интересующего нас отношения укажем на работу Бойтендейка с обучением амфибий в лабиринте. Самое важное, на наш взгляд, в этой работе заключается в том, что ее автору удалось показать несовпадение динамики общего процесса поведения животного в лабиринте и образования собственно сенсомоторных связей (фиксация неправильных движений) [178] .

Уже приведенные примеры специфичности процесса функционального изменения инстинктивного смысла воздействия указывают на то место, которое может занять это понятие в зоопсихологии. Многие факты, с трудом интерпретируемые с точки зрения общих соображений о роли инстинкта в явлениях изменчивости поведения или объяснимые путем привлечения не раскрываемого достаточно понятия интеллекта, находят, как нам кажется, в этом понятии свое адекватное научное обобщение.