Полное собрание стихотворений - Константин Бальмонт

Голубовато-белый и красновато-серый

Голубовато-белый и красновато-серый,В дворце людского мозга два цвета-вещества.Без них мы не имели б ни знания, ни веры,Лишь с ними область чувства и наша мысль жива.

Чрез них нам ярко светят душевные эфиры,Напевность ощущений слагается в узор.В дворце людского мозгa играют скрипки, лиры,И чудо-панорама струит просвет во взор

Во внутренних чертогах сокровища без меры,Цветут, пьянят, чаруют – не день, не час, века —Голубовато-белый и красновато-серыйВ дворце людского мозга два странные цветка.

Белый

Нарцисс, восторг самовлюбленности,До боли сладостные сны,Любовь – до смерти, до бездонности,Всевластность чистой Белизны.

Нарцисс, забвенье жизни, жалости,Желанье, страстность – до того,Что в белом – в белом! – вспышка алости,Забвенье лика своего.

Нарцисс, туман самовнушения,Любовь к любви, вопрос-ответ,Загадка Жизни, отражение,Венчальный саван, белый цвет.

Черный

Как ни странно это слышать, все же истина верна: —Свет противник, мрак помощник прорастанию зерна.

Под землею призрак жизни должен выждать нужный срок,Чтобы колос золотистый из него родиться мог.

В черной тьме биенье жизни, зелень бледная, росток,Лишь за этим стебель, колос, пышность зерен,желтый сок.

Мировой цветок, который назван Солнцем меж людей,Утомясь, уходит в горы, или в глубь ночных морей.

Но, побывши в сонном мраке, в час рассвета,после грез,Он горит пышнее, чем маки, ярче самых пышных роз.

Черный уголь – символ жизни, а не смерти для меня: —Был Огонь здесь, говорю я, будет вновь напев Огня,

И не черный ли нам уголь, чтоб украсить светлый час,Из себя произрождает ярко-праздничный алмаз.

Все цвета в одном согласны входят все они —в цветы.Черной тьме привет мой светлый мой светлый,в Литургии Красоты!

Зарево мгновений

В закатном зареве мгновений, твоих или моих,Я вижу, как сгорает гений, как возникает стих,В закатном зареве мгновений докучный шум затих.

Воспламененное Светило ушло за грань морей,И в тучах краски доживают всей роскошью своей,Чего в них больше – аметистов, рубинов, янтарей?

К чему свой взор случайно склонишь, то даст тебе ответ,В одном увидишь пламя счастья, в другомуслышишь «Нет».Но все, на что свой взгляд уронишь, восхвалитпоздний свет.

Прозрачность, нежность, и чрезмерность, все слитов забытьи,В последний раз мы их коснемся в предсмертном бытии,И мы поймем, что эти краски – твои или мои

И мы поймем, как полнозвучно поет волна морей,Когда дневное отшумело, и Ночь, во сне, бодрей,И все ночное, незаметно, идет скорей, скорей.

Вот, все воздушней аметисты, рубины, янтари,Все, что во внешнем – еле слышно, все ярко – что внутри,Мгновенье пышного Заката – последнее – гори!

Огонь

Не устану тебя восхвалять,

О, внезапный о страшный, о вкрадчивый,

На тебе расплавляют металлы,

Близ тебя создают и куют.

1

Огнепоклонником я прежде был когда-то,Огнепоклонником останусь я всегдаМое индийское мышление богатоРазнообразием рассвета и заката,Я между смертными – падучая звезда.

Средь человеческих бесцветных привидений,Меж этих будничных безжизненных теней,Я вспышка яркая, блаженство исступлении,Игрою красочной светло венчанный гений,Я праздник радости, расцвета, и огней.

Как обольстительна в провалах тьмы комета!Она пугает мысль и радует мечту.На всем моем пути есть светлая примета,Мой взор – блестящий круг, за мною – вихри света,Из тьмы и пламени узоры я плету.

При разрешенности стихийного мечтанья,В начальном Хаосе, еще не знавшем дня,Не гномом роющим я был средь Мирозданья,И не ундиною морского трепетанья,А саламандрою творящего Огня.

Под Гималаями, чьи выси – в блесках Рая,Я понял яркость дум, среди долинной мглы,Горела в темноте моя душа живая,И людям я светил, костры им зажигая,И Агни светлому слагал свои хвалы.

С тех пор, как миг один, прошли тысячелетья,Смешались языки, содвинулись моряНо все еще на Свет не в силах не глядеть я,И знаю явственно, пройдут еще столетья,Я буду все светить, сжигая и горя.

О, да, мне нравится, что бело так и алоГоренье вечное земных и горних странМолиться Пламени сознанье не устало,И для блестящего мне служат ритуалаУста горячие, и Солнце, и вулкан.

Как убедительна лучей растущих чара,Когда нам Солнце вновь бросает жаркий взгляд,Неисчерпаемость блистательного дара!И в красном зареве победного пожараКак убедителен, в оправе тьмы, закат!

И в страшных кратерах – молитвенные взрывы:Качаясь в пропастях, рождаются на днеКолосья пламени, чудовищно-красивы,И вдруг взметаются пылающие нивы,Устав скрывать свой блеск в могучей глубине.

Бегут колосья ввысь из творческого горна,И шелестенья их слагаются в напев,И стебли жгучие сплетаются узорно,И с свистом падают пурпуровые зерна,Для сна отдельности в той слитности созрев.

Не то же ль творчество, не то же ли горенье,Не те же ль ужасы, и та же красотаКидают любящих в безумные сплетенья,И заставляют их кричать от наслажденья,И замыкают им безмолвием уста

В порыве бешенства в себя принявши Вечность,В блаженстве сладостном истомной слепоты,Они вдруг чувствуют, как дышит Бесконечность,И в их сокрытостях, сквозь ласковую млечность,Молниеносные рождаются цветы.

Огнепоклонником Судьба мне быгь велела,Мечте молитвенной ни в чем преграды нет.Единым пламенем горят душа и тело,Глядим в бездонность мы в узорностях предела,На вечный праздник снов зовет безбрежныйСвет.

2

Огонь в своем рожденьи мал,Бесформен, скуден, хром,Но ты взгляни, когда он, ал,Красивым исполином встал,Когда он стал Огнем!Огонь обманчив, словно дух: —Тот может встать как тень,Но вдруг заполнит взор и слух,И ночь изменит в день.Вот, был в углу он, на полу,Кривился, дымно-сер,Но вдруг блестящей сделал мглу,Удвоил свой размерРазмер меняя, опьянилВсе числа, в сон их слив,И в блеске смеха, полон сил,Внезапно стал красив.Ты слышишь? слышишь? Он поет,Он славит Красоту,Вот – вот, до Неба достает,И вьется налету!

3

Я закрываю глаза, и в мечтанииВижу повсюду сияющий Свет,Вижу Огонь я во всем Мироздании,В травках, в росинках, в спиралях планет.

Вижу я Землю – сестрой меж планетами,Землю опять ощущаю Землей,Горы, долины, сады с их расцветами,Ценные камни с подземною мглой.

Медное небо, отяжелелое,Грозно нависло над знойной пустыней,В нем Электричество белое,С роскошью желтых изломанных линий,Желтых, и красных, лазурно-зеленых,В безднах эфирностей синих,Тучи как горы, там замки на склонах,Кони из пламени в вышних пустынях.

Снова я в Индии. Да, но не в той,Где побывал соглядатаи ничтожный, —В Индии древней, в отчизне святой,Данной для всех, опьяненных мечтой,В цельной, навек непреложной.

И меж светлоликих, меж дважды рожденных,Открывши на миг в Запредельное дверь,При свете огней, благовонно-зажженных,Я слушаю Бурю теперь.

4

Рудра, красный вепрь Небес,Ниспосылатель алых жгутов,Отец стремительных Марутов,В вихре огненных завес,Гений Бури,Враг Лазури,Пробежал и вдруг исчез.

Где он почву Неба роет?Образ пламенных чудес,Вон, он там рычит и воет,Между облачных зыбейТучи молнией своейБеспокоит.

Рудра шлет блестящесть вод,Льет их током плодородным,Но, порвавши небосвод,Вдруг пожар в домах зажжет,Быть он добрым устает,Хочет быть свободным.

Рудра-Сива, Смерть-Любовь,Губит Жизнь, и любит вновь,Равнодушен к звукам стона,Вепря красного клыкиРанят тело, рвут в куски,Но в траве у склона,Где убит был Адонис,Лепестки цветов зажглись,Дышит анемона.

Рудра-Сипа, Смерть-Любовь,Смерть-Бессмертье, Пламя-Кровь,Радуга над Морем,Змеи молний, ток дождей,Вечность зыбкая страстей,Здесь мы Грому вторим!

5

Огонь приходит с высоты,Из темных туч, достигших граниСвоей растущей темноты,И порождающей чертыМолниеносных содроганий.Огонь приходит с высоты,И, если он в земле таится,Он лавой вырваться стремится,Из подземельной тесноты,Когда ж с высот лучом струится,Он в хоровод зовет цветы.

Вон лотос, любимец стихии тройной,На свет и на воздух, над зыбкой волной,Поднялся, покинувши ил,Он Рай обещает нам с вечной Весной,И с блеском победных Светил.

Вот пышная роза, Персидский цветок,Душистая греза Ирана,Пред розой исполнен влюбленных я строк,Волнует уста лепестков ветерок,И сердце от радости пьяно.

Вон чампак, цветущий в столетие раз,Но грезу лелеющий век,Он тоже оттуда примета для нас,Куда убегают, в волненьи светясь,Все воды нам ведомых рек.

Но что это? Дрогнув, меняются чары,Как будто бы смех Соблазнителя-Мары,Сорвавшись к долинам с вершин,Мне шепчет, что жадны, как звери, растенья,И сдавленность воплей я слышу сквозь пенье,И если мечте драгоценны каменья,Кровавы гвоздики и страшен рубин.

Мне страшен угар ароматов и блесковрасцвета,Все смешалось во мне,Я горю как в Огне,Душное Лето,Цветочный кошмар овладел распаленноймечтой,Синие пляшут огни, пляшет Огонь золотой,

Страшною стала мне даже трава,Вижу, как в мареве, стебли немые,Пляшут и мысли кругом и слова.Мысли – мои? Или, может, чужие?

Закатное Небо. Костры отдаленные.Гвоздики, и маки, в своих сновиденьяхбессонные.Волчцы под Луной, привиденья они,Обманные бродят огниПустырями унылыми.Георгины тупые, с цветами застылыми,Точно их создала не Природа живая,А измыслил в безжизненный миг человек.Одуванчиков стая седаяМиллионы раздавленных красных цветов,Клокотанье кроваво-окрашенных рек.Гнет Пустыни над выжженой ширью песков.Кактусы, цепкие, хищные, сочные,Странно-яркие, тяжкие, жаркие,Не по-цветочному прочные,Что-то паучье есть в кактусе злом,Мысль он пугает, хоть манит он взгляд,Этот ликующий цвет,Смотришь – растенье, а может быть – нет,Алою кровью напившийся гад?

И много, и много отвратностей разных,Красивых цветов, и цветов безобразных,Нахлынули, тянутся, в мыслях – прибой,Рожденный самою Судьбой.

Болиголов, наркоз, с противным духом, —Воронковидный венчик белены,Затерто-желтый, с сетью синих жилок, —С оттенком Буро-красным заразиха,С покатой шлемовидною губой, —Подобный пауку, офрис, с губоюШирокой, желто-бурою, и красной, —Колючее создание, татарник,Как бы в броне крылоподобных листьев,Зубчатых, паутинисто-шерстистых, —Дурман вонючий, мертвенный морозник, —Цветы отравы, хищности и тьмы, —Мыльнянка, с корневищем ядовитым,Взлюбившая края дорог, опушкиЛесные и речные берега,Места, что в самой сущности предельны,Цветок любимый бабочек ночных, —Вороний глаз, с приманкою из ягодОтливно-цветных, синевато-черных, —Пятнадцатилучистый сложный зонтикИз ядовитых беленьких цветков,Зовущихся – так памятно – цикутой, —И липкие исчадия Земли,Ужасные растенья-полузвери, —В ленивых водах, медленно-текущих,В затонах, где стоячая вода,Вся полная сосудцев, пузырчатка,Капкан для водной мелочи животной,Пред жертвой открывает тонкий клапан,Замкнет его в тюремном пузырьке,И уморит, и лакомится гнилью, —Росянка ждет, как вор, своей добычи,Орудием уродливых железокИ красных волосков, так липко-клейких,Улавливает мух, их убивает,Удавливает медленным сжиманьем —О, краб-цветок! – и сок из них сосет,Болотная причудливость, растенье,Которое цветком не хочет быть,И хоть имеет гроздь расцветов белых,На гада больше хочет походить.Еще, еще, косматые, седые,Мохнатые, жестокие виденья,Измышленные дьявольской мечтой,Чтоб сердце в достовернейшем, в последнемУбежище, среди цветов и листьев,Убить.

Кошмар! уходи, я рожден, чтоб ласкать и любить!Для чар беспредельных раскрыта душа,И все, что живет, расцветая, спеша,Приветствую, каждому – хочется быть,Кем хочешь, тем будешь, будь вольным, собой,Ты черный? будь черным мой цвет голубой,Мой цвет будет белым на вышних горах,В вертепах я весел, я страшен впотьмах,Все, все я приемлю, чтоб сделаться Всем,Я слеп был я вижу, я глух был и нем,Но как говорю я – вы знаете, люди,А что я услышал, застывши в безжалостном Чуде,Скажу, но не все, не теперь,Hei слов, нет размеров, ни знаков,Чтоб таинство блесков и мраковЯвить в полноте, только миг – и закроется дверь,Песчинок блестящих я несколько брошу,Желанен мне лик Человека, и боги, растенье,и птица, и зверь,Но светлую ношу,Что в сердце храню,Я должен пока сохранять, я поклялся, я клялся – Огню.

6