Битва за Кавказ. Неизвестная война на море и на суше - Эрих Манштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расклад понятен? Для того чтобы провести наступление на Керчь, командованию армии вновь пришлось оголить севастопольское направление. На керченском плацдарме противник уже держал 44-ю и 51-ю армии. А 47-я армия находилась на марше и еще не вышла на исходные рубежи. В состав первых двух армий к концу апреля 1942-го по нашим данным входило двадцать восемь стрелковых дивизий, пять стрелковых бригад, две кавдивизии, четыре танковые бригады. Позже, уже после разгрома и пленения части советских войск выяснилось, что советских войск в трех армиях было более полумиллиона! Немыслимо… и такое позорное поражение… но мой упрек о позоре не солдатам, а бездарной власти…
Этой огромной силище мы сумели противопоставить пять немецких пехотных дивизий. К ним прибавились еще 19-я румынская дивизия и 8-я румынская кавбригада. Немногим позже с западного побережья подошла 10-я румынская дивизия. Свою операцию мы закодировали под названием «Охота на дроф». Наступление нам приходилось вести только фронтально, ведь справа и слева было море, исключавшее возможность флангового маневра. А противник успел создать глубоко эшелонированную оборону.
Как можно было в этих условиях при огромном превосходстве сил противника добиться уничтожения его трех армий? Конечно, было ясно, что оттеснив его только фронтально или даже осуществив прорыв, мы не могли бы добиться намеченной цели. По мере того как Керченский полуостров расширялся на восток, противник мог бы с большей эффективностью использовать свое численное превосходство. Но наших шести дивизий было бы достаточно для наступления на 18-километровом перешейке у Парпача, где неприятель не мог одновременно ввести в бой все свои силы. Откровенно говоря, я думал, что Советы учли трагический опыт генерала Батова на Ишуньском направлении, где на узком участке было большое скопление советских войск сверхмощного 9-го ОСК, которое наши артиллеристы расстреливали в упор… ведь промахнуться-то было невозможно…
А вот как бы развивалась операция, если бы нам пришлось вести бой дальше на восток на фронте шириной в 40 км, где противник мог бы полностью использовать свое превосходство, – я не знаю. Но, как говорят, игра стоила свеч. Задача заключалась в том, чтобы в ходе прорыва уничтожить главные силы противника или большую их часть.
Так как можно расценить действия советского командования, если сам противник предоставил нам благоприятные условия?!
На южном участке своего фронта между Черным морем и селом Кой-Ассаном противник по-прежнему занимал свой старый, хорошо оборудованный Парпачский рубеж. На северном участке фронт отклонялся большой дугой на запад до Киета. Этот фронт образовался в процессе, когда удалось сбить с позиций 18-ю румынскую пд. По такому раскладу было понятно, что советское командование не исключает возможность попытки отрезать его войска, расположенные на этой дуге. Данные нашей разведки только подтверждали это: почти 2/3 своих сил противник сосредоточил на северном участке, а чуть более 1/3 в тылу в качестве резерва. На южном участке оборону занимали только три дивизии, а пять дивизий, подошедших с Тамани, составили резерв. Такая диспозиция наших и советских войск явилась основой для разработки моим штабом плана операции «Охота на дроф», замысел которой заключался в том, чтобы нанести решающий удар не непосредственно по выдающейся вперед дуге фронта противника, а на южном участке вдоль побережья Черного моря, т. е. в том месте, где противник меньше всего мог ожидать нас. Внезапность и неожиданность – главные козыри успеха. Эта задача возлагалась на 30-й ак в составе 28-й лпд, 132-й и 50-й пд. А 170-я пд, которая вначале должна была оставаться на центральном участке, впоследствии с целью введения противника в заблуждение должна была продвигаться вслед за наступающими на южном участке войсками.
Корпус должен был прорвать позицию противника на Парпачском перешейке, имея в первом эшелоне все три пехотные дивизии. Сразу следовало захватить плацдарм по ту сторону противотанкового рва. В образовавшуюся брешь мы планировали бросить моторизованное соединение – бригаду полковника Гроддека, составленную из немецких и румынских моторизованных частей. Затем бригада должна повернуть на север, чтобы ударить во фланг и тыл основным силам противника, занимавшим оборону на северном участке. Причем окружить их с северного побережья полуострова во взаимодействии с 42-м ак и румынским 7-м ак.
Для обеспечения трудной задачи прорыва Парпачского рубежа, командование армии впервые приняло решение провести морскую десантную операцию с помощью штурмовых лодок. На рассвете по морю на штурмовых лодках из Феодосии перебрасывался один батальон пехоты в тыл противника. Решительное наступление корпуса должно быть поддержано артиллерией и 8-м авиакорпусом, причем в полном составе, которым располагало командование для поддержки операций сухопутных войск и который имел в своем составе большие силы зенитной артиллерии. Авиакорпус под командованием генерала барона фон Рихтгофена был самым мощным соединением люфтваффе, обладающим большой ударной силой. По моему глубокому убеждению, фон Рихтгофен был лучшим из всех авиационных командиров во Вторую мировую войну. Хотя бы потому, что он не только предъявлял большие требования к подчиненным ему соединениям, но и лично наблюдал за их каждой важной операцией в воздухе. Его всегда можно было встретить в передовых соединениях сухопутных войск на фронте, где он лично изучал возможности поддержки сухопутных операций. Человек войны, блестящий генерал… Наши отношения с ним и в 11-й армии, и позже, в группе армий «Дон» и «Юг» всегда строились на высоком уровне взаимопонимания. Я вспоминаю о его личных успехах, победах и потерях его авиакорпуса с большим восхищением, благодарностью и грустью. Приятно было работать также и с начальником его штаба полковником Кристом.
Следует заметить, что общее руководство десантом с моря осуществлялось под командованием уже хорошо зарекомендовавшего себя в десантно-штурмовых операциях генерал-майора Циглера. Необходимые технические средства были доставлены из рейха летчиками под руководством подполковника люфтваффе Хайнца-Вильгельма фон Бюлова.
И здесь мне, как автору, хотелось бы сделать некоторое отступление. Чтобы еще раз показать, как много закономерностей в нашей жизни, которая на первый взгляд кажется такой сложной… Иногда получается так: одни люди затевают политические игры, вторые – собирают разведданные, третьи – встречаются по воле, скажем так, не теории относительности, а теории закономерной случайности… и в этом тоже видится рука провидения, или рука Божья… Однако не буду подводить все к мистике, лишь скажу, что даже в самых запутанных ситуациях все гораздо проще, чем мы думали, видели, представляли. Как в том запутанном клубке, – потяни за нужную ниточку и клубок покатится, пока не размотается весь.
В годы войны фон Бюлов проходил службу в 8-м авиакорпусе люфтваффе в должности командира эскадрильи. По существовавшему порядку летчики корпуса после определенного количества боевых вылетов или после ранения и лечения отдыхали в санаториях рейха, но частью – в санаториях на оккупированной территории СССР. Одним из крымских учреждений отдыха, где набирались сил летчики, был евпаторийский санаторий «Мойнаки». Обслуживающий персонал которого состоял в основном из местных жителей; это гарантировало зарплату – оккупационные рейхсмарки и продуктовый паек. Среди обслуживающего персонала было много женщин и совсем молоденьких девушек. Работала там и Мария Статива, – дочь упоминавшегося в книге заведующего международным отделом Евпаторийского горкома партии ВКП(б) с 1928 по 1939 гг. Михаила Ивановича Статива, болгарина по происхождению (о чем вряд ли знали односельчане села и станции Верхне-Садовая, среди которых он жил последние годы; похоронен на местном кладбище).
Подполковник фон Бюлов, отдыхая в начале 1943 г. в санатории «Мойнаки», познакомился с юной красавицей Марией (о таких еще в те далекие годы говорили: фасонистая); между молодыми людьми завязался горячий роман. Не знаю, открыл ли ей фон Бюлов тайну ее рождения, поверила ли она в эту тайну… только взаимоотношения их зашли так далеко, что вскоре через положенный срок Мария Статива родила мальчика. Ее просьба назвать ребенка в честь отца Михаила была выполнена, – он стал зваться Михаэль-Эрвин.
И здесь стоит сказать о Михаиле Ивановиче Статива, 1895 года рождения. В конце века он вместе с родителями переехал на жительство в Крым, в Евпаторию. Как и какими судьбами познакомился юноша с Г. Зиновьевым (Апфельбаумом), неизвестно, тогда вербовали молодежь по всем городам и местечкам Российской Империи. Однако уже в 1912 г. он из рук Зиновьева получает партбилет члена РСДРП (РКП(б)) (скорей всего это произошло в Киеве). Тогда же Михаил, как болгарин, получил задание от Зиновьева уехать а Болгарию, стать студентом и войти в доверие к Димитру Благоеву.