Ведьмино отродье - Сергей Булыга

- М-да! - с шумом выдохнул Вай Кау. - Так, говоришь, она... Ладно, гадать не будем! Хинт явится, тогда... А пока подождем! Я буду ждать, ты будешь ждать. И она будет ждать - у меня: со мной ей будет веселей, не так ли?

Рыжий почел за лучшее смолчать, не отозвался. Ну а Вай Кау повернулся в кресле и, выдвинув ящик стола, бросил туда заветную монету, закрыл, щелкнул замком, сказал:

- Вот, на сегодня как будто бы все. Иди, друг мой, и отдыхай. И вспоминай. Чтобы потом, в следующий раз, отвечать четко, быстро и ясно. А чтобы ты даром время не терял, я, чем могу... О, да!

И потянулся к колокольчику, тот едва слышно брякнул, и тотчас опять сама собой распахнулась входная дверь. Вай Кау указал на нее. Рыжий медленно встал и пошел из кабинета - как во сне...

Да нет - просто во сне, в кошмарном сне! Проклятый Крот! Он что-то знает про монету, но молчит... Но и он тоже чего-то не знает, но зато знаешь ты! А посему, придя в гостиницу, ляг, вспомни все, как следует, прикинь и сопоставь, и, может быть, тогда... В гостиницу! Скорей в гостиницу!..

Глава третья

ВВА-ВА-ВА!

Только в гостиницу он больше не вернулся. Адъютант, дожидавшийся Рыжего в холле, важно сказал:

- За мной!

Рыжий не спорил. Спустившись по канатному крыльцу, они еще раз миновали площадь и подошли к распахнутым дверям обер-лоцманской школы. Там на приступочке сидел хмельной стюард в засаленной беляшке. При виде адъютанта он вскочил, неловко отдал честь, пытался доложить...

- Хва! - рявкнул адъютант.

Стюард испуганно присел, посторонился.

- Вот так всегда! - в сердцах воскликнул адъютант. - С утра напьются, как клопы!.. Прошу!

Рыжий прошел за ним в застольную. Там было грязно и накурено. Всклокоченный приземистый толстяк в коротенькой штабной жилетке стоял возле окна, смотрел на рейд. И он, похоже, был еще пьяней стюарда. Услышав, что к нему вошли, толстяк спросил, не повернув головы:

- Ну, что еще?

Да, так и есть: он пьян! Однако адъютант как будто не заметил этого, а браво доложил:

- Вот, Сам прислал.

Толстяк лениво повернулся, глянул на Рыжего, пожал плечами и сказал:

- Зачем он мне?!

- Н-ну, - сбился адъютант, - велели привести, я и...

- А больше ничего?

- Нет, ничего.

- Тогда гуляй. Гуляй, я говорю!

И адъютанту ничего не оставалось, как уйти. Что он и сделал, громко хлопнув дверью. Ну а толстяк...

Толстяк, шатаясь, подошел к столу и сел, наполовину скрывшись за кувшинами, костями, мисками, яичной скорлупой и прочим мусором... и снова соизволил посмотреть на Рыжего. Рыжий молчал. Тостяк, поплевав на лапу, пригладил ею плешь между ушами и принялся насвистывать "Красотку", и строить из костей редут, и то и дело искоса поглядывать на Рыжего. Даже не искоса, а злобно. При том очень злобно!

Но после адмиральских глаз это было не только нестрашно, а даже просто смешно и нелепо. И Рыжий без "позвольте", "разрешите" прошел к столу и сел напротив толстяка, достал сигару, закурил и пустил дым - прямо в него, конечно, в толстяка! Того всего перекосило: он тотчас же вскочил, лапой махнул - и все, что было на столе, со звоном-лязгом-грохотом слетело на пол!

- Бейка! Служи! - гневно вскричал толстяк.

Вбежал стюард, засуетился, смел черепки, убрал и вновь накрыл на стол - на этот раз все чистое, горячее и свежее, и до краев. Толстяк сурово наблюдал за ним, молчал, злобно поглядывал на Рыжего, сопел... Но только лишь стюард ушел, сразу поднял кувырь дрожащею с похмелья лапой и важно представился:

- Ларкен, флаг-спец.

Рыжий ответил ему в тон:

- Полковник Рыш, картограф, - и отложил дымящую сигару и тоже взялся за кувырь.

- Тогда... за крыс! Береговых! - сказал Ларкен и нагло рассмеялся.

- Береговых, пусть так, - согласно кивнул Рыжий. - И за морских, они чем хуже?!

Ларкен грозно рыкнул, вскочил!.. А Рыжий как сидел, так и сидел себе, смотрел на спеца теплыми, ленивыми глазами. Вот разве что и когти еще выпустил да уперся коленкою в стол, чтобы чуть что, так сразу же пинать его на спеца!

Нет! Не дошло до этого. Ларкен зло фыркнул, сел. Сказал:

- И все-таки за крыс. За всяких!

- Всяких.

Чокнулись и кувырнули, и принялись закусывать. А закусив, Ларкен резко отставил свою миску, помолчал, потом нервно откашлялся, глянул на Рыжего, а после жадно взялся за кувшин... отдернул лапу... снова потянулся... нет, все-таки убрал, сказал усталым голосом:

- Итак, полковник... Как тебя?

- Рыш.

- Рыш! Итак, полковник Рыш, за дело. Давно ты здесь?

- Нет, со вчерашнего.

Ларкен изумленно захлопал глазами, спросил:

- И уже отсидел в Карантине и вышел?

- А я и не сидел, - просто, совсем без вызова, ответил Рыжий. - Я так: пришел, оформился, меня свезли в гостиницу. Там отдохнул, а утром пригласили к адмиралу...

- К Кроту? - совсем уж недоверчиво спросил Ларкен. - Тебя, береговую кры... Гм! Да! Значит, тебя - и к адмиралу, сразу, без конвоя!

- Да, без. А что? Вай Кау ждал меня и беспокоился. Вот и...

- Ну-ну! Пой, заливай! - вскричал Ларкен и засмеялся. - Да вас, волны не нюхавших, чтоб сразу допустили до...

И вдруг он замолчал и проморгался, и даже почесал за ухом и так и замер с поднятою лапой... И вдруг вскочил и закричал:

- Ар-ар! Какой я чва! Так ты ж... тот самый Кронс, трубач и тайнобрат, трактат о Юж... Так это?!

- Да, - скромным голосом ответил Рыжий и столь же скромно потупился.

- Ну вот! - и Ларкен развел лапами. - Надо же! А я как... Да! Прости, приятель! Но ты в таком диком прикиде, что я и не узнал. Прости!.. Бейка, сюда!

Опять вбежал стюард. Ларкен важно сказал:

- Так! Эту дрянь убрать. А принести... Из верхней бочки. Понял? И закусить - чтоб было в масть. Порс! Порс!

Бейка забегал, зашустрил. Ларкен преобразился, просветлел и даже вроде протрезвел. А волновался как! То вскакивал, то вновь садился, напевал, ребра почесывал от нетерпения. Когда же все было готово, Ларкен немедленно налил конечно же по полному, провозгласил:

- За Бурк! - и залпом выпил, и, даже не притронувшись к закуске, опять налил, сказал: - Ты, брат, не представляешь даже, да! Еще за Бурк! И за тебя! За годы юные! За все!

И все - действительно. О деле больше и полслова не сказали. Ларкен беспрестанно наливал, жадно расспрашивал о Бурке: как там, что нового, по-прежнему ли в городском саду гуляния и жгут ли по ночам потешные огни, а у фонтана Двух Сердец... а правда ли, что за курение обманки... а разве и действительно... а вот я слышал, что... а в это я совсем не верю, но... и многое и многое подобное, такое же пустое, никчемушное - зачем ему все это? Но Рыжий отвечал как мог серьезно, основательно; правда, Ларкен быстро хмелел и потому уже почти не слушал, перебивал и задавал все новые и новые вопросы и уже сам на них и отвечал, а после просто принялся рассказывать невнятно, сбивчиво, но Рыжий все же понял: Ларкен родился в Бурке, в Бурке вырос, закончил пансион с отличием, а дальше...