Миф тесен - Александр Баунов

Если под Новый год в Куала-Лумпуре, Джакарте, Сингапуре, Гонконге на входе в молл — внутри и снаружи — не стоит десяти елей с миллионом лампочек, ноги местного жителя здесь не будет. Если власть установит на городской площади меньше трех елок, возможно, будут беспорядки. К деревьям прилагаются инсталляции из санок, оленей, Санта-Клаусов, пингвинов, Щелкунчиков, карет Золушки и карет мачехи; и джингл везде беллз, и тихая ночь, и святая ночь, и вальс цветов, и танец черноглазых снежинок, и группа смуглых волынщиков ост-индского шотландского полка Ее экс-Величества, и джазмены в красных ливреях, и девушки в разноцветных хиджабах, роющиеся в шарах, гирляндах, ангелочках, фотографирующиеся с елками, оленями, каретами, Санта-Клаусами, шотландцами, напевающие вальс цветов. Малайцы развешивают на улицах праздничные афиши, смешивая малайский с латынью: Selamat Natal — счастливого Рождества.

Салафиты восстают на братьев по вере, герои-на­цио­на­листы антиколониальной борьбы осуждающе смотрят с небес на потомков. Ведь это мусульманские Малайзия с Индонезией, полукитайский-полумусульманский Сингапур, китайские Гонконг и Макао, буддистский Таиланд, конфуцианский Вьетнам, которым не должно быть никакого дела до снежинок и давних родов в далекой пещере, самозабвенно празднуют христианский, западный праздник. Кто родился-то, почему ночь святая, почему звенят колокольцы, они же колокола, кто такой Санта-Клаус? Для малайцев, индонезийцев, сингапурцев это просто олени, колокольчики, звезды, праздничный дед с подарками, как в американских фильмах про красивую жизнь, а не Мессия и не волхвы. Дата рождения Христа не известна. Древняя церковь назначила ее на дни сатурналий, языческого праздника всеобщей радости, чтобы эту радость воцерковить. Теперь, две тысячи лет спустя, Сатурн наносит ответный удар. И не только на Востоке. О первоначальной сути праздника — рождении Христа — не вспоминают уже и на Западе. Азия уже с Запада заимствовала Рождество без Мессии.

Ну и что? Ведь христианство — это не экзамен на знание учений и писаний. Это то, каково с тобой твоим ближним. А им с тобой хорошо, когда ты делаешь им подарки, радуешься их подаркам, фотографируешься с ними под волынку с оленями — жалко, что они не живые, а то их можно было бы сразу угостить свежим сеном и конфетами. Четвертый час тропического ливня, он тут каждый день по вечерам заряжает на час, а сегодня что-то затянулся. Старый крепкий колониальный отель, три патио, в них в основном белые постояльцы пьют джин, экспериментируют с едой и, наконец, устав от проб и ошибок, заказывают пиццу «Наполитана», которую пытаются испечь люди, не слышавшие про Неаполь. Смуглый пианист играет «Тихая ночь, святая ночь». Вода стекает по пальмам, вислым корням баньянов и по тому, чему в наших языках нет названия. Елка из какой-то местной туи. За периметром патио — туземная жизнь. Selamat Natal. Рождество справляет такая дальняя провинция, которая не снилась никакому Риму.

ЯЗЫК

ПАРТИЯ ЖУЛИКОВ И ВОРОВ: ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

Сразу было удивительно, как такой безыскусный лозунг: «партия жуликов и воров» — стал настолько популярным. Он как-то слишком прост и недостаточно конкретен. Но вот до всякого Навального пелевинский комиссар Петр Пустота корит себя после очередного общения с революционным народом: «Даже если допустить, что власть в этой страшной стране достанется не какой-нибудь из сражающихся за нее клик, а просто упадет в руки жулья и воров, то и тогда русский интеллигент, как собачий парикмахер, побежит к ним за заказом». Невольный первоисточник.

А ведь текст-то из 90-x годов, когда никакой «Единой России» не было и в помине. Вот что имеет в виду Гораций, когда упорно называет поэта пророком — vates. Партии еще не было, а Пелевин уже знал, как она будет называться.

Не в том примитивном смысле, что Навальный стырил дефиницию у Пелевина, а в том, что они вытащили ее из общего воздуха — из того эфира, откуда поэтам диктуются стихи (только успевай записывай) и откуда вообще появляются целые удачные тексты и отдельные фразы.

Как всякое меткое выражение, оно существует как бы са­мо по себе, висит, так сказать, в пустоте между людьми. Просто Пелевин, будучи vates, поймал его оттуда раньше.

Поэт и толпа

Что же в нем удачного? Как каждая формулировка, пойманная в этом самом эфире, она не лишена поэтической формы. Без ритма трудно войти в резонанс с подсознательным, а без него не овладеть сознанием масс. Партия жуликов и воров. Две дактилические стопы, и один анапест в конце. Партия жуликов и воров призрачный сбрасывает покров, кто не согласен пасти коров, будет пасти гусей.

Хотя, на мой вкус, последний анапест «и воров» по инерции от двух первых дактилей произносится с почти ударным «и». Так что получается своего рода русский «кретик» — отсутствующая в нашей метрике, но существовавшая на ее античной родине стопа из двух долгих (у нас — ударных) по краям и краткого (безударного) посередине. Впрочем, «и воров» можно считать двумя усеченными анапестами.

Такой лозунг, как свойственно стихотворной строке, становится понятен до всякого анализа, интуитивно, — сходу и непосредственно: таково свойство смысла, усиленного ритмом. Он не требует ни объяснений, ни улучшений. В самом деле, почему, например, не «бандитов и воров», или не «казнокрадов и воров». Во-первых — хуже ритм. Во-вторых, почти любая другая пара к ворам хуже и по смыслу.

Воры — это, понятное дело, — nomen generis, родовое понятие — самое общее определение, к которому мы относим правящую партию. Но к нему требуется уточняющее. Так сказать, species. Кот обыкновенный или камышовый?

Казнокрады — слишком конкретно и интеллектуально, бюрократы — несколько нейтрально, и главное — и то и другое слишком серьезно. И то и другое клеймит, но не унижает, не высмеивает. В этом клейме нет ямба, сатиры, анекдота, карнавала. Это гражданская лирика. Учил ты жить для славы, для свободы, но более учил ты умирать. Бледный стоял Мальчиш, но гордый.

Бандиты — пара к ворам еще хуже. Бандиты — это совсем серьезно. Это уже страшно, их можно испугаться. А фраза сигнализирует, что бояться не надо. К тому же в определенном проценте носителей народного сознания бандиты — это еще и уважаемо. Бандит — серьезный, авторитетный человек, хорошо поднявшийся, пусть по своей специфической иерархии.

Другое дело жулик. Жулик — это из южнославянских языков, с Балкан, от тамошнего глагола со значением «драть», «лущить», к нам попал, видимо, через Одессу. Воры — они вообще воры, а жулики — мы и сами чувствуем, и Ушаков подтверждает, — они или мелкие воры, не брезгуют стянуть полотенце в гостинице, или люди, «склонные к мошенническим проделкам и обману»: обсчитать, обвесить, недодать сдачи, продать подержанный айфон как новый. Разновидность вора, который ворует, так сказать, в глаза, общаясь или даже используя личное отношение с жертвой.

Кроме того, жулик — это неприлично. Это почти смешно. Если опрашивать народ для передачи «Сто к одному», где игроку надо угадать самую употребительную словесную пару, самым употребительным словом-спутником «жулика» наверняка будет «мелкий». К тому же мелкий жулик — это хороший хорей. Робко прячет тело жирное в утесах. Тут вам и карнавал, и анекдот, и опозоренный и смешной дьявол, — что и требовалось осмеять.

О том, почему «жуликов», а не «бандитов», мы рассуждали с теоретиком СМИ, преподавателем журналистских наук Андреем Новиковым-Ланским, проезжая по Новорижскому шоссе, где на покрытой первым снегом разделительной полосе один за другим, как кресты на погосте, стояли плакаты «Единой России». Только часть билбордов была обклеена навязчивым лозунгом «Будущее за нами». Остальные стояли пустыми.

И явно написанный на коленке лозунг (а ведь наверняка в ведомости значится оплата услуг копирайтера), и эти пустые щиты тихо рассказывали историю про освоение выделенных на избирательную кампанию средств. Тут же вспомнился антисоветский анекдот про диссидента, который раздавал пустые листовки на площади, а на вопрос милиционера ответил: «А зачем писать, и так все всё знают». В самом деле, и так что ли непонятно, чьи это щиты и что на них могло быть написано.

Толпа и власть

Более сильное высказывание с точки зрения формы вытеснило более точные по смыслу — вроде «партия бюрократов», «узурпаторов власти», «чиновников», «казнокрадов». Речь ведь и не идет о терминологическом попадании. В конце концов, через ЛДПР еще с 90-х прошло немало романтиков с больших и новых дорог, внезапно открывшихся перед удивленным взором русского человека. И не случайно ее лидер выходил на выборы с программой, адресованной тюремной России. Но этого почетного титула его партии не видать.

Потому что дефиниция «партия жуликов и воров» — это не про «Единую Россию», это про место, которое она занимает и не хочет отдавать. Народ подхватил термин не потому, что он вник в распилочные и откатные схемы, остроумно раскрытые Навальным, а потому, что он заранее знает: кто наверху — те и воры, кто в начальстве — те и жулики. Потому что по-другому наверх-то у нас разве залезешь? И там разве по-другому бывает? Всякая власть от вора.