К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

«Брат Надежды, старый большевик Павел Аллилуев, – писал Р. Конквест в книге “Большой террор”, – был политическим комиссаром в бронетанковых войсках. Его взяли под особое наблюдение. Позже он рассказывал старому знакомому, что со времени смерти сестры его не допускали к Сталину, и кремлевский пропуск был у него отобран. Ему стало ясно, что, по мнению Ягоды и Паукера, он стал опасным для Сталина в том смысле, что мог отомстить за сестру».

Все это не более чем домыслы. В Москве живут два сына Павла Аллилуева, и они помнят и свою жизнь на даче Сталина в 1933 – 1934 гг., и отдельные встречи со Сталиным. Конечно, у Павла Аллилуева имелась квартира в Москве, но он, как и другие, любил подолгу жить «на природе». Лишь в 1935 г. Сталин перебрался на специально построенную для него большую государственную дачу в Кунцево. Здесь у него уже не гостили ни Сванидзе, ни Аллилуевы. Семья Павла Аллилуева перебралась на огромную дачу Анастаса Ивановича Микояна, которая также была раньше бывшим купеческим имением. Но и теперь Павел мог свободно приходить в Кремль и навещать Сталина на его кремлевской квартире.

«На квартиру к нам в Кремль еще заходили, – свидетельствует С. Аллилуева, – оба Сванидзе, дядя Павлуша и Реденсы. Но без мамы все это было уже не то. Все распалось – и дом, и отношения взаимной заинтересованности и дружбы».

В конце 30-х гг. многие из родственников Сталина были арестованы и погибли. Некоторые из Аллилуевых были арестованы после войны. Большая и относительно дружная семья Сталина фактически распалась, и он лишь очень редко виделся со своим сыном Василием и дочерью Светланой. Сталин не испытывал теплых родственных чувств к внукам и большинства из них не видел до конца жизни.

Много домыслов связано также и с похоронами Надежды Аллилуевой. Поклонники Сталина рассказывают, что он пешком шел за гробом от Кремля до Новодевичьего кладбища. Можно услышать даже истории о том, что раз в неделю Сталин по ночам приходил на могилу супруги и при свете прожектора сидел здесь несколько часов. Действительность была иной. Гроб с телом Аллилуевой был установлен в помещении нынешнего ГУМа, где в 30-е гг. располагались различные службы Кремля. Сталин появился в самом начале гражданской панихиды, подошел к гробу, даже поцеловал лоб покойной. Затем сделал неожиданный жест, как бы отталкивая гроб от себя, и отчетливо произнес: «Она ушла как враг». После этого он ушел и не присутствовал ни на панихиде, ни на похоронах жены – за гробом шел Авель Енукидзе, и те, кто видел процессию со стороны, могли подумать, что это идет Сталин. Сталин ни разу не посетил могилу жены, и замечательный памятник изготовлен и установлен по заказу семьи Аллилуевых. Сталин остался вдовцом до конца жизни. У него были короткие и не слишком частые связи с отдельными женщинами, но никто из них не мог повлиять уже ни на его поведение, ни на образ жизни. Внебрачных детей, носивших фамилии матерей, Сталин никогда не видел и не стремился к этому. Семья и семейная жизнь для него кончилась в 1932 г.

ТЯЖЕЛАЯ ОБСТАНОВКА В ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУКАХ И ЛИТЕРАТУРЕ

В № 6 журнала «Пролетарская революция» за 1931 г. было опубликовано письмо Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма», крайне грубое по форме и далеко не бесспорное по содержанию. Это письмо вызвало первую волну репрессий против историков-марксистов. Многих из них сняли с работы, некоторых исключили из партии. Именно с той поры все открытые дискуссии по историко-партийным вопросам в советской печати были фактически прекращены – Сталин стал единственным и монопольным толкователем истории партии. В конце ноября 1931 г. Институт истории в своем письме в президиум Комакадемии сообщал:

«Во исполнение указаний письма т. Сталина в журнал “Пролетарская революция” Институтом истории проделана следующая работа: 1) Пересмотрен штат научных сотрудников Ин-та истории и отчислены из ин-та сотрудники, фальсифицировавшие историю большевизма или не справлявшиеся с теми задачами, которые выдвигались перед исторической наукой в свете тех директив, которые вытекали из письма т. Сталина… 4) Изменена организационная структура института: ликвидированы секции… и созданы бригады по разработке актуальных исторических проблем» [286] .

Из института были уволены историки И. М. Альтер и А. Г. Слуцкий, статья которого об отношениях между большевиками и «левыми» германскими социал-демократами послужила поводом к письму Сталина. Такие историки, как Н. Эльвов и Г. Вакс, были исключены из партии.

Репрессии коснулись и смежных с историей наук. В обзоре деятельности Ленинградского отделения Коммунистической академии (ЛОКА) за 1930 – 1933 гг. сообщалось: «В связи с письмами тов. Сталина в редакцию журнала “Пролетарская революция”, ЛОКА развернуло широкую разоблачительную и разъяснительную работу по истории большевизма и по выкорчевыванию контрабанды троцкизма, люксембургианства, меньшевизма не только на историческом фронте, но и на экономическом, аграрном, литературном и других фронтах…» [287]

10 апреля 1932 г. на 64-м году жизни умер член ЦК ВКП(б) академик М. Н. Покровский, известный русский историк, который в начале XX века перешел на позиции марксизма и вступил в партию большевиков. После Октябрьской революции Покровский стал признанным главой советской исторической науки. Он был заместителем наркома просвещения РСФСР, бессменным руководителем Коммунистической академии и ее Института истории, а также Института красной профессуры. М. Н. Покровский был также председателем Общества историков-марксистов, руководителем Центрархива, главным редактором журналов «Историк-марксист» и «Борьба классов». В некрологе по случаю смерти Покровского говорилось: «М. Н. Покровский был всемирно известным ученым-коммунистом, виднейшим организатором и руководителем нашего теоретического фронта, неустанным пропагандистом идей марксизма-ленинизма» [288] .

Однако авторитет М. Н. Покровского мешал Сталину занять ведущее положение в области марксистской теории. Поэтому вскоре после смерти Покровского под руководством такого «историка», как Л. М. Каганович, началась тенденциозная критика научного наследия Покровского, который обвинялся вначале в «вульгарном социологизме» и «экономическом материализме», а затем и в «антимарксизме» и «антиленинизме». Конечно, работы Покровского не были свободны от ошибок. Однако теперь эти ошибки стали неправомерно преувеличиваться, на переиздание его книг и статей был фактически наложен запрет.

Жестокая борьба велась и на «философском фронте», в основном между так называемыми «механистами», представленными в первую очередь И. И. Сквор цо вым-Степановым, А. Тимирязевым, А. Варьяшом, и «диалектиками» – А. Дебориным, Я. Стэном, Н. Каревым и другими. При этом представители обоих этих направлений считали себя марксистами, сторонниками и материализма, и диалектики. Постепенно в дискуссию втягивалась и группа молодых философов, в сущности еще студентов Комакадемии и Института философии. Во главе этой группы «молодых», составлявших большинство бюро партийной ячейки Института философии, стояли такие философы, как М. Митин, П. Юдин, В. Ральцевич, к которым примыкали также Ф. В. Константинов, М. Иовчук и др. А. М. Деборин был тогда наиболее авторитетным из советских философов, и его сторонники явно брали верх в происходящей дискуссии.

Неожиданно обстановка на философском фронте резко изменилась. Группа «молодых», возглавляемая Митиным и Юдиным, стала выступать и против «механистов», и против «диалектиков»-деборинцев с демагогическими тезисами «большевизации» философии и защиты «ленинского этапа» и развитии марксистской философии. 9 декабря 1930 г. Сталин встретился с членами бюро партийной ячейки Института философии (входившего в Институт красной профессуры). Нет ни подробной записи, ни даже краткого изложения этой беседы. Известно, однако, что именно во время этой беседы Сталин обозначил взгляды А. Деборина и его группы нелепым термином «меньшевиствующий идеализм», что можно было понимать только как «враг марксизма-ленинизма», а это в свою очередь давало возможность для любых других обвинений в адрес Деборина без какой-либо возможности для последнего защищаться. Между тем Деборин никогда не был идеалистом. Правда, он был в течение ряда лет меньшевиком, но это обстоятельство не отразилось на его философском мировоззрении (меньшевиком был, как известно, до конца свой жизни и Г. В. Плеханов). Впрочем, в указанной беседе Сталин осудил и «механистов», призвав таким образом «молодых» философов к борьбе «на два фронта». Этим они и стали усердно заниматься, заглушая любые живые и свежие ростки философской мысли. На два с лишним десятилетия в философской литературе утверждаются демагогия и схематизм, упрощенчество и самый вульгарный механицизм, некомпетентность и высокомерное презрение ко всему новому и творческому, лишь прикрываемые словами о диалектике и «ленинском», а позднее «ленинско-сталинском» этапе в развитии философии.