День разгорается - Исаак Гольдберг

О телеграмме быстро стало известно многим. Какими-то путями дошло о ней и до Максимова. Ротмистр удовлетворенно крякнул и стал тщательно расчесывать блестящий пробор на голове. Ротмистр оглядел себя в зеркало, прошелся по квартире, на которую он перебрался на всякий случай, чтобы замести свои следы. У ротмистра засияли ямочки на холеных щеках и он стал насвистывать марш «Под двуглавым орлом».

— Чорт побери! — вслух сказал он и расправил плечи. — Затрещат они теперь у меня!

И он вытянул руку и сжал пальцы в кулак.

— Я им покажу!..

Вячеслав Францевич, узнав о телеграмме во время обеда, отшвырнул от себя салфетку и встал из-за стола.

— Что они делают, что они делают?! — забегал он по столовой. Дочь молча следила за ним глазами.

— Ведь будет кровопролитие! Страшное и ненужное кровопролитие! Чего они добиваются?!

— Папа, успокойся! — осторожно сказала Вера.

— Как ты можешь так говорить?! — раздраженно обернулся к ней отец. — Я не могу быть спокойным, когда чувствую, что совершается величайшая ошибка!.. Я не могу молчать!.. Я пойду к ним, буду кричать, буду настаивать, чтобы они отказались от своей позиции...

— Закончи хоть, по крайней мере, обед, папа! Пообедай, а потом пойдешь.

Но Вячеслав Францевич не стал кончать обеда. Он быстро оделся и ушел.

На улице он пришел в себя. Собственно говоря, куда он пойдет? Кто его послушается? Бессмысленно даже и начинать разговор.

Но все-таки он пошел разговаривать...

Когда дружинникам объявили, что надо ждать теперь вооруженного столкновения очень скоро и что следует всем быть на местах, заняться своим оружием и беспрекословно подчиняться распоряжениям начальников десятков и отрядов, весть эту приняли многие по-разному.

Кто-то беспечно и легкомысленно заметил:

— Ладно! Сила-то у нас! Тряхнем графа, мое поживай!..

Другие, и было их очень немного, затихли, как-то пришибленно оглядели товарищей и затосковали.

Большинство же отнеслось к неприятной вести спокойно.

Трофимов и Лебедев решили «прощупать» своих дружинников. Лебедев, которого рабочие очень ценили за решительный и веселый характер, за умение во-время ввернуть острое словцо и крепкую шутку, обошел дружинников и, тряхнув курчавой головою, спросил:

— Товарищи, может быть, у кого-нибудь имеются неотложные домашние дела, так сходите, справьте их, покуда его сиятельство прибудет! А если кто нервами слаб, по-латыни такие нервы называются «нервус испуганикус», так и совсем может дома остаться... Имеются такие?

Дружинники рассмеялись.

— У нас нервы крепкие!

— Валерианки не потребуется!

Лебедев еще раз взглянул на товарищей. Трофимов молчал. Он о чем-то медленно и упорно размышлял. Он верил в храбрость дружинников, верил в их готовность дать отпор карательному отряду. Но его слегка смущало то обстоятельство, что число дружинников за последние дни нисколько не увеличилось. Еще две недели назад в штаб приходили толпы людей и просили, чтоб их записали в дружину и чтоб им выдали оружие. Приходилось вести отбор, отсеивать ненадежных, отказывать в приеме в дружину десяткам и сотням. А теперь редкие одиночки выражали желание быть дружинниками. Трофимов понимал, что если дружинники не трусят и стойко будут держаться и биться с отрядом неведомого, но устрашающего графа, то, значит, те, кто могли бы стать дружинниками, но не берутся за оружие, очевидно трусят.

О своих соображениях Трофимов озабоченно сказал Лебедеву. Потом они оба поговорили об этом в штабе и в комитете.

Сергей Иванович подсчитал силы и ненадолго задумался.

Павел сбоку глядел на него. Потапов, Емельянов и Лебедев молча ждали, что скажет Старик.

Трофимов чертил что-то карандашом в потрепанной записной книжке.

— Опять сойферская компания являлась с заявлением... — сказал Антонов. — Настаивают, чтоб мы поставили на обсуждение...

— Чего же несколько раз решать одно и то же! — отозвался Сергей Иванович. — Они знают нашу точку зрения.

— Сергей Иванович! — прозвучал взволнованный голос. Все обернулись и выжидающе поглядели на Варвару Прокопьевну.

— Сергей Иванович! — повторила Варвара Прокопьева, как будто Старик мог не слышать ее. — А нет ли какой-нибудь доли правоты в том, что говорит Сойфер? Не нужно ли в самом деле пересмотреть вопрос? Как ты находишь?

Сергей Иванович потрогал очки. Трофимов усиленно засопел. Остальные выжидающе поглядывали на Старика и на женщину.

— Сдаешь? — укоризненно спросил Сергей Иванович. В голосе его не было обычной резкости. Он старался говорить мягко и осторожно, словно с больным. — Мы ведь все предусмотрели...

— Даже и поражение? — глухо перебила Варвара Прокопьевна.

— Даже и поражение! — подтвердил Сергеи Иванович. — Потому что, товарищ дорогой, при некоторых обстоятельствах и поражение бывает победой! Я думаю, что ты это сама хорошо знаешь. Мы звали и зовем рабочих к вооруженному восстанию. Вся страна охвачена революционным подъемом и положение сейчас таково, что мы неизбежно стоим перед этим вооруженным восстанием. Звать рабочих назад нельзя!..

Варвара Прокопьевна поднесла узкую, бледную руку ко лбу, словно отгоняла боль.

— В последнее время мы так оторваны от центра... — волнуясь сказала она. — Не окажемся ли мы изолированными? Вот ведь правительство сумело же послать карательную экспедицию. Значит, оно чувствует под собой почву...

— Ты предлагаешь разоружаться? — резко поставил вопрос Сергей Иванович.

— Нет, конечно! — горячо возразила Варвара Прокопьевна. — Но понимаешь, мне кажется, надо... Ах, вот подвертываются эти подлые слова: осторожность, благоразумие... Не осторожность и не предусмотрительность и не благоразумие советую я, а более полный и тщательный учет, что ли, сил!.. Я, понимаете, товарищи, — оглянула она собравшихся товарищей, которые все так же молча и сосредоточенно следили за ее спором со Стариком, — я, товарищи, предлагаю учесть все — и то, что говорит за выступление и сопротивление, и то, что говорит против них... Поэтому надо все-таки выслушать Сойфера и его товарищей. Ведь и там имеется значительное количество рабочих...

— С Сойфером и его компанией бесполезно разговаривать! — вмешался Лебедев. Трофимов одобрительно закивал головой. Сергей Иванович внимательно поглядел на Лебедева.

— Я тоже так думаю! — подхватил он, трогая очки. — Я тоже так думаю, — повторил он и неожиданно добавил: — И все-таки, послушаемся Варвару Прокопьевну. Встретимся с ними еще раз.

— Да, да! — закивала головой Варвара Прокопьевна и облегченно вздохнула. — Встретимся, выслушаем и...

— И ни на вершок не сдадим им своих позиций! — за нее ответил Сергей Иванович, мягко и с хитрецой улыбаясь.

У всех просветлели лица. Даже Варвара Прокопьевна улыбнулась. Сергей Иванович вышел из-за стола. Остальные тоже начали подниматься с мест.

— Не надо забывать, — продолжая свою какую-то невысказанную мысль, проговорил Старик. — Не надо забывать, что решающее слово скажут те, кто его имеет право сказать: рабочие!..

Утром Галя, прежде чем идти на сборный пункт, забежала к Натансону. Она надумала это сделать внезапно, не отдавая себе отчета в том, что предпринимает. Какая-то мысль угнездилась в ее голове и она торопилась мысль эту претворить в дело.

Бронислав Семенович опять переконфузился, увидев пред собою девушку. Но Гали сразу же заявила ему:

— Я к вам, Бронислав Семенович, по делу!

Дело оказалось очень простым и несложным. Но Натансона оно поразило.

— Вы музыкант! — напомнила Галя Натансону. — В ваших руках искусство. Ну, вот я и надумала, что не плохо было бы, если б вы приходили бы иногда к нам в дружину и сыграли бы что-нибудь. Понимаете, дружинники сидят часами без всякого дела и настроение у них падает. А если бы музыка!.. Одним словом, вы ведь согласны, Бронислав Семенович?! Да?

Бронислав Семенович в эту минуту не обладал собственной волей. Он глядел на девушку, слушал ее, может быть, даже плохо соображал, о чем она говорит. Он, конечно, согласился.

Галя решила не откладывать дела до другого раза.

— Вот и хорошо! Я так и знала, что вы согласитесь! Давайте, пойдем!

Появление Натансона в железнодорожном собрании произвело некоторую сенсацию. Его оглядывали с любопытством и с легкой насмешкой. Высокий, тонконосый, с длинными зачесанными назад волосами, неловко шагающий за девушкой, он вызывал улыбку. Галя прошла вперед и громко заявила:

— Товарищи! Это музыкант, Бронислав Семенович Натансон. Я попросила его пойти со мной и сыграть нам на рояли.

— Не плохо придумано! — одобрили дружинники и пропустили Галю и Натансона на сцену.

У рояля Натансон стал слегка хлопотливым. Поднял крышку, потрогал клавиши, придвинул круглый, на винту, табурет. Но с беспомощной и страдальческой улыбкой обернулся к девушке: