Обретение мудрости - Дэйв Дункан

— Я останусь, но не вижу причин, почему бы тебе не провести небольшую разведку, — сказал Уолли. — Ты мог бы нанести визит в гарнизон Касра и поговорить со старостой.

Улыбка Ннанджи исчезла с его лица. Очевидно, он уже рассматривал подобную возможность.

— Мне кажется, это неблагоразумно, — тихо сказал он. — Они спросят, есть ли у меня наставник — кто он, и какого ранга. А если староста узнает, что в городе Седьмой, он наверняка придет сам.

Уолли собирался было предложить Ннанджи солгать — но он наверняка не стал бы этого делать. Основываясь на своем опыте общения с продажным Харадуджу в Ханне, и на инциденте с Телкой в Ки Сане, Ннанджи испытывал крайнее недоверие к старостам.

— Однако ты мог бы выяснить кое-что о колдунах.

— Все-таки я думаю, что это неблагоразумно… брат. — Ннанджи вел себя почтительно, но готов был проявить упрямство. — Ты еще не совсем поправился.

Уолли вздохнул.

— Как хочешь. Но, Ннанджи… клятва, которую мы принесли, была клятвой братства.

— Да?

— А не материнства.

Ннанджи улыбнулся и показал рукой на бак.

— Иди к себе, Шонсу!

Томияно, видимо, все еще размышлял над божественной загадкой.

— Предположим, мы проделаем весь путь до Ова, милорд? Почему именно Ов? Что должно там произойти?

— Капитан, — грустно сказал Уолли, — будь я проклят, если я знаю. Может быть, я что-то упустил?

2

После Касра погода испортилась, словно намекая на то, что лето близится к концу. Под дождем, во тьме и в тумане они пришли в Сен. Черный Сен, как называли его моряки, и это имя вполне ему подходило — черные базальтовые стены и черные крыши, болезненного вида здания вдоль зловонных узких улиц, блестевших от сырости. Зажатый у реки между двумя утесами, город тянулся вверх на пять-шесть этажей, превращая улицы в мрачные каньоны. Даже пристань была черной, и башня колдунов казалась не более унылой или зловещей, нежели остальной город. Пешеходы и лошади, съежившись, передвигались посреди луж, сгорбленные и понурые.

Катанджи наблюдал за прибытием через иллюминатор в каюте Дивы. Пока что его не позвали в рубку, где должны были скрываться Шонсу и Ннанджи, пока «Сапфир» будет находиться в порту. Теперь было слишком поздно посылать за ним Ннанджи, но можно было послать Джию.

Дива, волнуясь, стояла рядом. Он уже держал наготове набедренную повязку раба и грим. Как говорил Матарро, это была смесь ламповой сажи и гусиного жира. Ее использовали для смазки кабестана. Матарро не знал, что Катанджи позаимствовал некоторое ее количество, как и о том, что он нашел ей другое применение.

Шонсу устроил Катанджи выволочку, когда узнал, что он сходил в Вэле на берег и беседовал с группой рабов возле фургона, хотя и был доволен свидетельскими показаниями, которые собрал Катанджи. Таможенник свалился с трапа, когда в него ударила молния. Он не превратился в дым, как говорила Брота. На пристани ждали двое колдунов… несчастный был мертв или без сознания… они забрали его кошелек и сбросили беднягу в Реку…

Эти новости обрадовали Шонсу, но он все еще был вне себя от ярости, заявляя, что Катанджи не подчинился приказу. Это была неправда. Когда они покидали Аус, ему было запрещено сходить на берег, если «Сапфир» когда-либо туда вернется. Про другие города колдунов никто ничего не говорил. Ннанджи подтвердил это, в точности процитировав слова Шонсу.

— Очень хорошо! — сказал Шонсу, с убийственным выражением на лице. — Но в любом другом порту колдунов ты и шагу не ступишь на сходни! Ты даже не выйдешь на палубу! Ясно?

Конечно, ясно — так или иначе, Катанджи уходил и возвращался через иллюминатор. Он тактично умолчал о том, что снова побывал на берегу в Вэле, на следующий день, и несколько часов бродил по городу.

А теперь Шонсу попросил Броту посетить Сен, чтобы он мог обрести там знание. Моряки и один старый жрец — чему они могли научить? Что могли узнать воины, прячась в рубке и выглядывая в окна? Знание была делом Катанджи; так сказал бог.

Хитрый и пронырливый старый Хонакура догадался, что он замышляет, и несколько раз отвлекал Шонсу, когда разговор приближался к опасной теме. Однако даже он теперь сказал, что следующий раз должен быть последним.

— Потом ты должен им все рассказать, новичок. И им придется тебя остановить. Но ради этого стоит совершить еще одну попытку.

Пристань быстро приближалась. Если бы корабль развернулся, ему пришлось бы пробираться через палубу в каюту, которую он делил с Матарро.

— Хорошо! — сказал Катанджи. Он сбросил свою набедренную повязку и начал завязывать черную.

Дива теперь хорошо знала, что делать. Она держала зеркало, которое позаимствовала из каюты своих родителей. Он потянулся к баночке с жиром и шпателю.

— Держи крепче! — сказал он. У нее дрожали руки.

— О, Катанджи! Это так опасно!

— Я же тебе говорил! Я воин. Опасность — мое ремесло. Женщина воина должна быть столь же сильной, как и прекрасной… а ты в самом деле прекрасна.

Это ее успокоило. Она покраснела, и руки ее перестали трястись. Он улыбнулся и снова сосредоточился на гриме.

— Лишь красивые заслуживают смелых, как говорит Нандж.

Дива всхлипнула. Она была симпатичной девушкой, с приятно округлыми формами. Еще несколько лет, и она станет столь же безобразно толстой, как ее тетя Брота, но сейчас легкая полнота ее лишь украшала.

— Все. — Он закончил. Хорошо иметь девушку, на которую можно смотреть сверху вниз. Мей была для него слишком высокой. — Я не могу тебя сейчас поцеловать, потому что все размажу. Возмещу с лихвой сегодня вечером.

Она прижалась щекой к его шее.

— Будь осторожен, дорогой. Я буду страшно переживать, если с тобой что-то случится.

Корабль мягко ударился о кранцы. Он обнял ее и удивился, обнаружив, как тяжело им снова расстаться.

— Ничего не случится. Следи внимательно, и быстро спускайся сюда, когда я дам сигнал!

Он чуть приоткрыл иллюминатор. Канаты были заранее связаны. Прямо перед ними была груда каких-то тюков… отлично. Он открыл люк шире и выскользнул на холодную, мокрую пристань.

Народу было немного из-за дождя, но люди шли, опустив головы, не глядя по сторонам, что вполне устраивало Катанджи. Он тоже держал голову опущенной, переставляя ноги вялой походкой раба. Хорошо было наконец выбраться из сапог; он сбрасывал их каждый раз, когда Ннанджи не видел, но ему редко удавалось сделать это надолго. Набедренная повязка была намного удобнее, чем килт. Он снова чувствовал себя мальчишкой, безмятежно бегающим с голой задницей, а не воином, вынужденным вышагивать с гордо поднятой головой. Он до сих пор не мог представить себя воином, сколько бы Ннанджи на него ни орал.