Леденцовые туфельки - Джоанн Харрис

Отель называется «Стендаль» и находится на перекрестке авеню Гамбетта и улицы Матисса. В нем примерно дюжина номеров, облысевшая от старости рождественская елка, украшенная мишурой, стены с претензией на экстравагантность оклеены вощеным ситцем. У камина стоит небольшой круглый столик, и на нем под стеклянным колпаком застыла фарфоровая кукла в розовом шелковом платье. Вторая кукла — в подвенечном платье — стоит у нижней ступеньки лестницы, точно на страже. Третья — голубоглазая, в шляпке и в пальто, отделанном рыжим мехом, — сидит на стойке портье.

Там же, за стойкой, находилась и сама мадам, крупная женщина с кислой миной на лице и редеющими волосами — как у всех тех, кто вынужден сидеть на диете; но глаза ее были так похожи на глаза ее дочери…

— Простите, мадам…

— Чем могу служить?

— Видите ли, я служу на Монмартре в «Шоколаде Роше». Мы рекламируем особый сорт шоколада, сделанного вручную, вот я и хотела предложить вам на пробу кое-какие образцы…

Выражение ее лица стало еще более кислым.

— Нет, меня это не интересует.

— Но от вас не требуется никаких обязательств. Просто попробуйте, и все…

— Спасибо, не надо.

Естественно, этого я и ожидала. Парижане страшно подозрительны, а мое предложение звучало, пожалуй, слишком заманчиво, чтобы не подозревать никакого подвоха. Но я все же вытащила коробочку с дюжиной наших особых трюфелей и открыла ее. Трюфели, обвалянные в шоколадной пудре, сидели в изящных корзиночках из золотой бумаги, в уголке коробки примостилась желтая роза, а на боковой стенке крышки я нацарапала символ Госпожи Кровавой Луны.

— Там внутри карточка с телефоном, — сказала я. — Если вам понравится, можете сразу позвонить и сделать заказ. Если же нет… — Я пожала плечами. — Эти трюфели за счет заведения. Ну попробуйте. Хотя бы один. Хотя бы интереса ради.

Мадам колебалась. Я видела, что врожденная подозрительность сражается в ее душе с соблазнительным ароматом, исходившим от коробки, — горьковатым, шоколадно-кофейным, с легкой примесью запахов гвоздики, кардамона, ванили и арманьяка; это был аромат минувших лет, горьковато-сладостный, точно прощание с детством.

— И вы что же, по всем отелям Парижа конфеты разносите? Если да, то вряд ли в итоге останетесь в выигрыше.

Я улыбнулась.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанское — я так считаю.

Она вытащила из бумажного гнездышка трюфель.

Вонзила в него зубы…

— Хм… Неплохо, неплохо.

На самом-то деле, по-моему, просто отлично. От наслаждения она даже глаза прикрыла; ее тонкие губы увлажнились.

— Ну что, нравится вам?

Должно нравиться! Символ соблазна, знак Госпожи Кровавой Луны, освещал ее лицо розоватым сиянием. И теперь в ней гораздо отчетливей проступают черты Вианн; но Вианн, сильно постаревшей, безумно усталой, накопившей в душе немало горечи в погоне за благополучием; бездетной Вианн, которая всю свою любовь отдает этому отелю и этим фарфоровым куклам.

— Да, это, безусловно, нечто необыкновенное! — восхитилась мадам.

— Наша карточка в коробке. Приходите к нам в магазин.

Мадам сонно покивала, так и не открывая глаз.

— Счастливого Рождества, — сказала я. Мадам не ответила.

А из-под стеклянного колпака мне бесхитростно улыбалась голубоглазая кукла в меховой шубке и шапочке — точно дитя, вмороженное в ледяной пузырь.

ГЛАВА 8

15 декабря, суббота

Я едва дождалась сегодняшней встречи с Ру, так мне хотелось узнать, не переменилось ли его отношение к тому, о чем я ему рассказала, и не удалось ли мне переменить тот ветер. Я ждала какого-нибудь знака Снега, или северного сияния, или какой-нибудь неожиданной перемены в погоде, но утром, когда я встала, за окном было все то же желтое небо, все та же мокрая мостовая. Да и мама, хотя я глаз с нее не сводила, выглядела абсолютно как всегда и, как всегда, возилась на кухне; волосы аккуратно стянуты на затылке, поверх черного платья фартук.

И все-таки, чтобы колдовство подействовало, нужно время. Вряд ли все могло так быстро измениться, и, наверное, с моей стороны было просто глупо ожидать, что Ру сразу вернется к нам, что мама опомнится и поймет, каков на самом деле Тьерри, что снег пойдет — и все это произойдет за одну ночь. Так что я заставила себя соблюдать спокойствие и даже пошла погулять с Жаном-Лу, но в душе только и ждала, когда же пробьет три часа.

В три часа у могилы Далиды. Ее могилу пропустить невозможно — там скульптура в полный рост, хотя я толком и не знаю, кем была эта Далида — какая-то актриса, наверное.[51] Я чуточку опоздала, и Ру уже ждал меня. Было десять минут четвертого, почти совсем стемнело, и, бегом поднимаясь по ступеням к подножию памятника, я едва различала силуэт Ру — он сидел на соседней могильной плите и сам был похож на надгробие, совершенно неподвижный, в длинном сером пальто.

— Я уж думал, ты не придешь.

— Извини, что опоздала. — Я обняла его. — Понимаешь, мне от Жана-Лу нужно было отделаться.

В ответ на мои слова он усмехнулся.

— В твоих устах это звучит довольно зловеще. Он кто?

Я объяснила, испытывая легкое смущение:

— Один мой школьный приятель. Он очень любит это место. И с удовольствием здесь фотографирует. Надеется когда-нибудь встретить здесь настоящее привидение.

— Ну что ж, место он правильно выбрал, — сказал Ру. И посмотрел на меня. — Итак. Что происходит?

Ничего себе! Я даже не знала, с чего начать! Столько всего случилось за эти несколько недель, и потом…

— Вообще-то мы с Жаном-Лу поссорились.

Глупо, конечно, но я разревелась. К Ру это вообще никакого отношения не имело, да я и не собиралась говорить ему об этом, но теперь уже…

— Из-за чего? — спросил он.

— Да так, из-за ерунды. Просто поссорились.

Ру улыбнулся мне такой улыбкой, какую можно увидеть порой на лицах церковных статуй. Нет, сам-то он на ангела, разумеется, ничуть не похож, и все же… Понимаете, у него была такая спокойная, терпеливая улыбка, которая словно говорила мне: «Если нужно, я могу хоть весь день ждать, так что не спеши».

— Он отказывается приходить к нам в chocolaterie, — хлюпая носом, сердито сказала я; больше всего я злилась на себя: зря я сказала об этом Ру! — Говорит, что чувствует себя там не в своей тарелке.

На самом деле он не только это сказал. Но все остальные его заявления — это такая чушь и полная несправедливость, что мне уж совсем не хотелось их повторять. Нет, Жан-Лу мне действительно очень нравится. Но ведь Зози — мой лучший друг, если, конечно, не считать Ру и мамы, и меня задело то, что Жан-Лу так плохо к ней относится.

— Ему не нравится Зози? — вдруг спросил Ру.

Я пожала плечами. Помолчала, потом с возмущением воскликнула:

— Он же ее совсем не знает! А все потому, что однажды она на него накричала. Хотя обычно она ни на кого не кричит и почти никогда не сердится. Просто она терпеть не может, когда ее фотографируют.

Но дело было не только в этом. Жан-Лу показал мне сегодня дюжины две снимков, сделанных у нас в chocolaterie; он их только что распечатал. На этих фотографиях был наш святочный домик, мама, я, Розетт и Зози; но все четыре фотографии Зози были сделаны под каким-то странным углом; казалось, Жан-Лу хотел тайком подкрасться к ней, застать ее врасплох…

— Это нечестно, — сказала я ему. — Она же просила тебя не снимать ее.

Но на лице Жана-Лу было написано невиданное упрямство.

— Нет, ты все-таки посмотри внимательно.

Я посмотрела. Просто ужас! Изображение расплывчатое, и на всех снимках она ни чуточки на себя не похожа — вместо лица какой-то бледный овал, рот перекошен, перекручен, губы точно колючая проволока… И на всех снимках один и тот же дефект: вокруг ее головы какое-то темное расплывчатое пятно, по границе которого отчетливо виден странный желтый круг…

— Ты что, один кадр нечаянно на другой наложил? — спросила я.

Он покачал головой.

— Нет. Просто они именно так себя и обнаруживают.

— А может, свет так падал или что-то такое…

— Возможно, — сказал он. — Или «что-то такое».

Я посмотрела на него.

— Ты что хочешь этим сказать?

— Ты же сама знаешь. Светящиеся призраки, колдовские огни…

Ну и дела! Светящиеся призраки! Наверное, Жану-Лу слишком сильно хотелось их увидеть, вот он и сел в лужу. Уж Зози-то, по-моему, к таким вещам вообще никакого отношения не имеет. Разве можно так ошибаться?!

Ру по-прежнему смотрел на меня с тем же выражением вечного терпения — лицо у него было в точности как у церковных изваяний.

— Расскажи мне немного о Зози, — попросил он. — Похоже, вы с ней дружите.

И я рассказала ему о похоронах, и о леденцовых туфельках, и о Хэллоуине, и о том, как внезапно Зози вошла в нашу жизнь и, словно волшебница из сказки, все сразу изменила к лучшему, и дела у нас пошли просто замечательно…