Из тьмы веков - Идрис Базоркин

Дали отступила назад на шаг, другой… Отошла еще… А глаза ее так и не отрывались от него, такого близкого и бесконечно далекого. Что для него, большого, могучего, самого красивого человека на земле, она, еще почти девчонка, неприметно живущая где-то на одиноком хуторе, между синим небом и черной скалой?!

Солнце скрылось за ближайшей верхушкой, а гости Зайдат все еще не просыпались. Казалось, они легли для того, чтобы проспать всю свою жизнь.

Но она знала, что им пора вставать, и вошла шумно, хлопнув дверью. Гости проснулись.

— Ну, как отдыхалось? Будете вставать или еще полежите? Я ведь разбудила вас, потому что вы вечером собирались домой!..

— Да, слава Богу, что ты нас разбудила! — вскочил, протирая глаза, Иналук.

Они умылись, наотрез отказались от ужина и вышли во двор. Их кони были уже оседланы. Сбруя, как и обувь, вычищена и смазана салом. Вечерело. Зайдат выгнала коров.

— Которая из них, по-твоему, самая хорошая? — спросил Калой, разглядывая скотину.

— Вот эта, конечно, — не задумываясь, ответила Зайдат, показав на черно-бурую корову. — Вымя большое, шесть сосков, жилы под брюхом толстые и молодая — вторым или третьим телком. Эта кормилица! Я их всех пересмотрела. Все хороши. Но эта особенная.

— Ну так загони ее обратно, — просто сказал Калой.

Зайдат не поняла его.

— Для чего?

— Как для чего? Для молока! Вы же без коровы.

— Но у меня сейчас нечем заплатить…

— Столько, сколько мы за них заплатили, найдешь! — засмеялся Калой. — Загоняй! Загоняй!

Мать с дочерью не знали, что и говорить за такой дорогой подарок. Они так и стояли рядом на бугре, пока гости были видны.

— Слушай, а почему бы тебе не подумать о Дали? — неожиданно сказал Иналук, когда они уже подъезжали к себе.

— Что подумать? — удивился Калой.

— Как что? Зарок у тебя, что ли, всю жизнь ходить бобылем?

— Ах, ты вот что! — и, подумав, Калой добавил: — А стоило дать такой зарок. Друзья жили бы спокойнее.

— Брось дурачиться! — воскликнул Иналук. — Да эта девчонка ничуть не хуже тех, что мы знали…

— А чем лучше? — спросил Калой.

Иналук молчал.

— Вот именно… все они, эти красивые, на один лад! Князей ждут за свою красоту! А я не знаю, на чем еще пахать буду!

— Ну и сиди себе один до ста лет! — разозлился Иналук. — Хорошо еще, что коровы не имеешь. А то б тебя давно ославили…

— Ты, когда тебе в мозги ударит, любую глупость можешь изречь! Не хуже сплетницы Суврат! — тоже взорвался Калой. — Едва не подохли сами, из каждого солнечного могильника свежие трупы смердят, а он о женитьбе! Да если у меня однажды жизнь не вышла из-за того, что родители оставили меня голым, где я теперь возьму? Или ты думаешь, я и дальше буду вот так охотиться?

— А кто тебе говорит! Именно сейчас ты и можешь взять любую… Иные за прокорм отдадут. Времена, когда женихи снова с полным выкупом будут являться, еще не скоро вернутся! Так что ж, девкам ждать твоих коров и стареть, что ли? Думать надо. Другой раз небогатому и беда в помощь…

— Не собираюсь за беду прятаться и на ней счастье искать! — буркнул в ответ Калой и замолчал.

Из аула навстречу бежал, запыхавшись, Орци. Он поймал стремя Калоя и зашагал рядом, едва переводя дыхание.

— Ну, что здесь случилось? — спросил Калой брата, видя его сверкающие в сумерках глаза.

— Панта родила мальчика! — воскликнул наконец радостный Орци.

— Вот это новость! — Калой, сразу же забыв неприятный разговор с Иналуком, прямо с коня так обнял друга, что тот застонал.

— Да ты что, хочешь, чтобы в моем доме больше одного мужчины не оставалось! — закричал он, расправляя сдавленную грудь. И, сняв с пояса кинжал, протянул его Орци: — За добрую весть!

Кажется, первый раз в душу Калоя прокралась маленькая змейка зависти к Иналуку. Сын…

С каждым днем весна набирала силу. Прошли первые дожди. Все темнее становилась листва в лесах. Все ярче блестели травы. Солнце близилось к заветной вершине горы Чубатого дерева. С незапамятных времен Эги-аул начинал пахать в тот день, когда впервые весенние лучи достигали этой вершины.

Теперь каждое утро Эльмурза становился лицом к восходу и следил за лучами. Наконец наступил долгожданный день, когда он объявил:

— Завтра будем встречать солнце на горе!

На рассвете следующего дня жрец Эльмурза и все, кто мог, поднялись на вершину горы Чубатого дерева. Было холодно. Дул сильный ветер. Но всех волновало одно — придет ли солнце на вершину сегодня или жрец Эльмурза ошибся?

Он стоял впереди всех и неотрывно смотрел на ясное очертание хребта на утреннем небе. И все смотрели туда. Вот в том месте, где должно было показаться солнце, над кромкой гор далеко вправо и влево обозначилась темно-синяя полоска. Она становилась все ярче, все сильнее. Вот она стала сиреневой — и вдруг из-за вершины Цей-Лома показался тоненький край расплавленного солнца. Лучи его отразились в глазах людей…

— Ма-алха! Ма-алха[116] — крикнула Дали высоким, радостным голосом.

— Ма-алха! Гелой! Гелой! — закричала толпа.

Мужчины обнажили головы. Жрец повернулся к людям.

— Очи-ой! Очи-ой! — произнес он. Ему ответили:

— Очи-ой!

А Дали запела:

Ма! Алха-ма!Только ты, недоступное, вечное,Согреваешь и землю и души людей!Ниспошли благодать нам свою бесконечную!Нас, рабов божества твоего, пожалей!..

Зачарованный народ слушал…

Поднималось солнце, все ниже бежали по горе его лучи, все быстрее убегала тень, все выше и выше, словно радостный жаворонок, лилась ввысь песня, в которой люди просили пощады и блага у богов всесильной природы.

Калой стоял позади всех. Он поверх толпы видел Дали. Вместе со всеми он с трепетом слушал ее пение и таинственные заклинания жреца. А когда поймал себя на том, что мысли о Дали уводят его от молитвы, он разозлился и на себя и на Иналука, который обратил его внимание на эту девушку.

«Она, Малхааза, самая чистая, совсем ребенок, молится за весь народ, а я?.. Видно, человек тоже может быть псом, — думал он о себе, — только не хватает такому человеку хвоста!..»

На этот раз моление было коротким. Эльмурза произнес всего несколько просьб и пообещал солнцу и всем богам обильное жертвоприношение осенью, если они пошлют урожай. Потому что они же сами знают, что у народа сейчас нет ничего!.. Был зарезан баран с рогами, повязанными белой материей. Молодежь немного поплясала. Эльмурза объявил, что завтра можно начинать пахать, и люди вернулись домой.

К полудню мальчишки обежали дворы, созывая народ на площадь аула. Все думали, что приехал старшина, чтобы снова объявить о каком-нибудь поборе. Но старшины не было. И никто не знал, по какому делу сход и кто будет говорить.

Когда пришли все мужчины, и женщины от тех дворов, где не стало мужчин, на камень встал Калой и сказал:

— Люди, мы собрались, чтоб поговорить о пахоте. На нас в прошлом году свалилось такое несчастье, какого одногодки Зуккура не помнят. Завтра — пахать. Но у многих нет ни быков, ни коней… Что же будет с народом? Кто старше — пусть скажет, посоветует.

Он сошел. Площадь зашумела, люди переговаривались. На камень взобрался старик по имени Зем. Лицо у него было красное, с белыми пятнами, глаза без ресниц, рот маленький, словно сдавленный с боков. Знали его в селе как скрягу-сутяжника.

— Кто тебя просил созывать людей? — обратился он к Калою. — Сам говоришь, что еще ничего на свете не видел, а скликаешь народ, как старшина! Ишь какой!

— Ты его не кори, а ответь человеку, если можешь! — крикнула одна из женщин.

— А чего отвечать! Дело простое! У кого есть пара — пашет сам. У кого одна скотина — ищет супрягу, у кого вовсе нет — нанимает с половины урожая! Вот и все. Дело простое! А то — сход!..

И снова загудела толпа. Зем с самодовольным видом спустился.

— Я прошу народ простить меня за глупость! — сказал Калой, встав на камень. — За то, что по своей молодости потревожил вас, — в голосе его слышались злость и насмешка. — Но все помнят, когда зимой глупая молодежь пригнала табун Чаборза, как Зем торопился получить свою долю, которая спасла ему одного из двух его бычков, и на них он завтра начнет пахать! По глупости своей мы с Иналуком имеем по быку. У него лучше, у меня хуже, но и мы завтра можем начать пахоту! И управимся! Управимся раньше Зема! И раньше, чем он сумеет поработать у тех, которые должны будут нанимать его быков под урожай!

— Ну и нанимайтесь! — весело воскликнул Зем. — Всем хватит! Полаула без скота!

— Но не будет этого, Зем! — закричал Калой. — Вот для чего созвали народ!

Аул притих. Калоя после этой зимы стали не только больше уважать, но и побаиваться. Друзья его по набегам тайно рассказывали своим, какой он бесстрашный в деле. Но разве такое могло остаться тайной! А род Эги после смерти Зуккура, не сговариваясь, стал почитать в нем своего главу, хотя он был одним из младших. С этим должны были считаться мелкие фамилии. Да и разговор его с Чаборзом был у всех на памяти.