Спящая - Мария Евгеньевна Некрасова

– Похож. Похож. Похож, – зашептали деревья, трава, птицы, даже земля подо мной. Они шептали наперебой, все вместе, но я откуда-то знал, что это не они. Как будто кто-то решил воспользоваться всеми голосами леса сразу, потому что у него нет своего.

– На кого? Кто здесь? – я зашарил глазами вокруг: деревья, корни, огромная сова на ветке.

Я не понял, что произошло: вроде даже не моргал, не успел – рядом со мной вдруг оказалась девчонка. По возрасту – как я, и чего Катька говорила: «Маленькая»?.. В тоненькой вышитой рубашке и сарафане, совсем уж неуместном в осеннем лесу.

– Тебе не холодно? – Я так ошалел, что не придумал вопроса умнее.

Девчонка засмеялась, не шевеля губами, даже глаза не щуря, я просто откуда-то понял, что она смеётся, потому что самому смеяться захотелось, несмотря на псину, на боль в ноге…

– Похож. Похож, – повторяли деревья, и трава, и весь лес, а я ни с того ни сего понял, что это не они – это она. Где-то я её видел… И точно слышал…

Девчонка вцепилась в мою больную щиколотку и сжала так, что костяшки на руке побелели. А я не чувствовал прикосновения. Так, чуть теплее стало, и всё. И боль… Ушла? «Меня вылечила Лесная девочка».

– Ты… – Девчонка приложила палец к губам, и вопрос застрял у меня в горле. Нога больше не болела. Я вскочил, как будто так и надо, даже попрыгал, не веря, что это происходит.

– Спасибо! Спасибо, я думал, так и пропаду хромой в лесу! – наверное, я преувеличивал, но я правда был благодарен ей в тот момент, кем бы она ни была.

Девчонка опять засмеялась, в этот раз приоткрыв рот и обнажив мелкие нечеловеческие зубы. Я сразу вспомнил ту телепередачу во сне, ведущую («Смоет вас ко всем чертям»)… Получается, она знала о потопе?.. И ещё – рассказ деда Артёма о девочке, которая стучала в окно школы. Зимой, в сарафане.

– Ты…

Девчонка опять приложила палец к губам и кивнула:

– Плохой. Я обещала. Месть – плохо. Я обещала. Хороший просил. Когда был хорошим. Стал плохой.

Я завис, пытаясь понять услышанное, одновременно собачьим чутьём наблюдая, как псина уходит всё дальше в лес. Кому обещала – понятно: тому же, на кого я похож…

– Вы дружили? Он тебя знал? Поэтому ты…

Псина неслась прочь, ломая ветки, я прямо вздрогнул от очередного хруста. Жутко хотелось ещё поболтать, выспросить у девчонки всё, но надо было торопиться.

Я схватился за руль, но девчонка предостерегающе подняла ладонь – и мои пальцы сами разжались.

– Не надо.

Она разозлила меня. Что значит «не надо» – ещё как надо!

– Ты не понимаешь, эта псина… – я осёкся. Псина ведь неоднократно водила Катьку в лес и всегда возвращала («Тор с Лесной девочкой поссорились из-за меня. Она не хотела делать что-то страшное, Тор настаивал»)…

Девчонка кивнула, как будто прочла мои мысли:

– Девочка хорошая. Нельзя. Месть – плохо. Помогу.

В лицо мне дунул маленький ветерок, рядом, там, где секунду назад была девчонка, замаячили птичьи перья, и тяжёлая сова вспорхнула в небо.

* * *

Пса я нашёл в овраге только под утро. Он уже не мог рассказать, где он и что с ним, – деревья помогли: звали меня, чтобы я шёл в нужном направлении. Я слушал их голоса и шёл, волоча велик и ненужную уже арматурину. Я, конечно, поверил Лесной девчонке, но я должен был убедиться, должен увидеть, что Катьке больше ничего не угрожает.

…Я даже кое-как прикопал его своей арматуриной, чтобы кабаны не съели, не заразились: мне казалось тогда, что это заразно. И ещё я надеялся, что Катька его забудет: проснётся – и не вспомнит, ведь чёртов пёс больше не влияет на неё, почему бы в самом деле…

Я ошибался.

* * *

Когда я, грязный, с великом в поводу, наконец-то добрался до домика деда Артёма, вся троица сидела на крыльце. Катька ревела так, что из-за калитки было слышно, дед с Михой её утешали. Услышав, как я хлопнул калиткой, она подняла глаза и выдала:

– Он не вернётся. Не вернётся, да?

– Почему ты так думаешь? – я старался говорить уверенно, и у меня даже получилось.

Катька засомневалась. На секундочку в её зарёванных глазах промелькнуло сомнение, и я внутренне выдохнул: «Не знает. Не успел он ей сказать. Не смог».

– Потому что всё хорошее кончается. Все хорошие уходят. А чтобы навсегда – так не бывает. Ленку, вон, отдали в другую школу. А мы так дружили в саду… – Всё-таки она ещё очень маленькая, Катька.

Я подмигнул Михе, и он меня понял, бросил велик на клумбу (дед Артём ничего не сказал), подошёл к ним, сел на ступеньку ниже и стал рассказывать Катьке про собачьего босса, которого встретил в лесу и который тоже искал Тора, чтобы вызвать в своё королевство для очень важного дела. Как по дороге мы встретили Микки, и босс поручил ему охранять и утешать Катьку, потому что командировка Тора может затянуться… А главное, чтобы Катька не усомнилась в моём рассказе, – что Лесная девочка там тоже была и передавала привет.

Исподтишка я поглядывал за забор. Я знал, что в доме напротив проснулась кошка и гоняет по полу сонную осеннюю муху, игнорируя мышь на кухне; что Петровы на днях привезли из города щенка джек-рассела; что примерно полчаса назад отец распилил на дрова огромную сухую ветку, упавшую с чёрной берёзы. Он показал берёзе кулак, пообещав срубить, перевесил кормушку на живую ветку, насыпал семечек. Потом вернулся в дом, взял Микки, повёл гулять. А Микки сразу вывернулся из шлейки и уже бежит к нам!

…Ещё мне отчего-то верилось, что призраки больше не придут на выжженный пустырь. Убийцы больше нет, пусть и они успокоятся. И что завтра обязательно будет дождь: маленький, скупой, будто там, наверху, кто-то и в самом деле раздавил лягушку.