Белладонна - Карен Молинэ

Дверь распахивается, и они слышат тихий шелест атласных юбок. Раздается глухой стук — это два довольно массивных тела опускаются на диван у двери. Гостьи не догадываются, что в высоких креслах, обращенных к балкону, кто-то сидит.

— Видела, какой у нее канделябр? — спрашивает одна из гостий с глубоким протяжным акцентом. — Мне говорили, он стоит по меньшей мере сорок пять тысяч долларов. А то и все пятьдесят.

— И не говори, — откликается другая. — Интересно, сколько же у нее денег?

— Куры не клюют.

— И как, хотелось бы знать, она их заработала?

— Как обычно. Лежа на спине.

Глаза Белладонны прищуриваются, Лора хмурит брови. На самом деле Белладонна считает этих дам самыми забавными созданиями, каких ей довелось услышать за этот вечер, но она, естественно, не собирается радовать их таким признанием.

— Боже мой, Ширли Марринер, ты испорченная девчонка!

— Не хуже тебя, Летиция Блэкуотер.

— И слава Богу.

Наступает короткая пауза, в продолжение которой Ширли и Летиция наслаждаются своим моральным превосходством. Ширли облачена в ярко-голубое платье из тафты поверх такого количества нижних юбочек, что под ними можно было бы спрятать целое войско; завершает ее ансамбль шляпка с фазаньим пером. На кремовом платье Летиции пузырятся бесчисленные оборки, и кажется, будто она сидит в лужице растаявшего шербета. Но что хуже всего — на их каблуках поблескивают целые гирлянды искусственных бриллиантов. Мало того что весь Нью-Йорк кинулся, в подражание нам, носить кольца поверх перчаток и устраивать тематические маскарады, но увидеть туфли в стиле Белладонны на провинциальном балу в Виргинии — это уж чересчур! Нет, надо что-то предпринимать, и немедленно!

— А как тебе нравится эта языческая комната с чудовищными статуями? Не годится добропорядочной христианке заводить в доме такие вещи!

— А безобразные голые фигуры в салоне? Какой стыд!

— А гнусные рыбешки в столовой? Отвратительно!

— А ее дочка играет с этой противной негритянкой! Невообразимо!

— Не хотела бы я, чтобы моя Мелисса играла с такими подругами.

— Или моя Полли.

— Ни за что.

— Диппи говорит, она была замужем за каким-то мерзким итальяшкой, поэтому у нее и хватает наглости величать себя Контессой. Да она такая же Контесса, как я — мамаша Эйзенхауэр!

Лора прикусывает губу, но Белладонна качает головой и делает ей знак хранить молчание. Наконец две перезрелые дебютантки с трудом поднимаются с дивана, вздыхают от счастливой злости и, сунув любопытный нос во все комнаты на втором этаже, возвращаются на первый этаж, где идет веселье.

Впервые за вечер Белладонна от души улыбается. Не говоря ни слова, она встает, оставляет Лору в комнате, находит меня и кое-что шепчет мне на ухо. Я нахожу ее идею блестящей, отправляюсь искать Орландо, привожу его в бальный зал, мы поправляем галстуки и галантным шагом направляемся к Ширли и Летиции. Они стоят возле чаши с пуншем в сверкающем медном зале и с увлечением сплетничают. Мы низко кланяемся — при этом я опираюсь на одну из тросточек с львиными головами от Леандро — и приглашаем их на танец.

Щебеча и чирикая так, что хватило бы на целый зоомагазин, Ширли и Летиция отвешивают глубокие неуклюжие реверансы. Им очень льстит, что на них обратили внимание двое мужчин, столь близких к Контессе. Они поднимаются, я огибаю их и подаю руку. На радостях они не замечают, что я коротко взмахиваю тросточкой. Острое, как бритва, лезвие наискосок подсекает оба сверкающих каблука Ширли. Все происходит в мгновение ока, никто ничего не заметил. Ловкость рук, видите ли.

Орландо уводит Летицию, а Ширли кокетливо хлопает ресницами, глядя на меня. Я вручаю тросточку официанту, раздающему пунш.

— Я считаюсь лучшей танцовщицей в округе, — самодовольно говорит мне Ширли, когда начинается музыка. Она ведет меня по всему танцевальному залу, дабы показаться перед всеми гостями без исключения.

— Значит, мне повезло выбрать такую восхитительную партнершу, — отвечаю я, и ее улыбка становится еще самодовольнее.

Но всего через минуту-другую бурного кружения в вальсе у Ширли отваливаются каблуки. Она издает хриплый резкий вскрик и неуклюже наступает мне на ноги.

— Что с вами случилось, милая леди? — спрашиваю я. В моем голосе звучит глубочайшая забота. — Вы не ушиблись?

— Каблуки! — вскрикивает она. — Мои роскошные каблуки от Белладонны!

Она не совсем права. Каблуки у нее от лукавого.

Я помогаю Ширли целой и невредимой покинуть бальный зал. Она, хромая, удаляется, а добравшись до стены, где можно стоять без посторонней помощи, сердито отталкивает мою руку. Все гости взирают на нее с плохо скрытой насмешкой, а кое-кто из дам громко хихикает. Плотно стиснув губы, Ширли снимает туфли и ковыляет к креслу, чтобы получше рассмотреть, что с ними случилось. Обычные каблуки так не ломаются. Тем более сделанные на заказ специально для Ширли Марринер.

На ее фазанье перо падает тень. Ширли поднимает голову и видит, что на нее с вежливой отрешенностью смотрит Контесса.

— Сорок восемь тысяч шестьсот пятьдесят пять долларов двадцать четыре цента, — холодно сообщает Контесса и отворачивается к гостям. — Но такой канделябр стоит любых денег, вы не находите?

Забыв про каблуки, Ширли бледнеет и чуть не падает в обморок.

Когда накал праздника начинает спадать, мы отсылаем Лору в садовый павильон у пруда — ждать Хью. Эта часть поместья закрыта для прочих «гостей», так что она может от души выплакаться, не опасаясь, что на нее налетят Ширли с Летицией и им подобные.

Белладонна переходит на балкон, откуда видно, как Лора бредет к пруду. С каждым шагом ее понурые плечи сутулятся все сильнее. Бездонное, густо-синее небо усеяно яркими звездами. Оркестр все еще играет, гости смеются, но сердце Белладонны утомлено.

Она остается на балконе, глядя на все вокруг, но ничего не замечая. Из забытья ее выводит стук в дверь. Вхожу я вместе с нашим новым гостем.

— Прошу прощения, Контесса, разрешите представить вам мистера Хью Тревенена, — объявляю я.

Итак, он все-таки успел. Молодчина. Хью несколько натянуто улыбается, в серых глазах сквозит усталость. Он худощав и вряд ли намного выше Лоры, когда она в легких сандалиях; желтовато-песочные волосы редеют на висках. В его облике, в отличие от Гая, нет никакой внешней эффектности, но на вид он приятный человек и, разумеется, отчаянно жаждет встретиться с Лорой.

— Простите великодушно за то, что прибыл в столь поздний час, — говорит он. Я замечаю, что пальцы у него красивые, длинные и что он не носит обручального кольца. — Не хотел вторгаться в вашу частную жизнь.

Мне нравится, как эти чопорные британцы произносят слово «частный». В их устах оно похоже на подстриженную колючую изгородь.

Белладонна пожимает плечами.

— Нет нужды извиняться, — говорю я ему. — Мы рады видеть вас. И Гай, думаю, тоже будет очень рад. Где бы он сейчас ни пропадал. — Наверное, кувыркается с Нэнси на сеновале. — Но больше всех обрадуется Лора.

— Вы очень любезны, — говорит он с такой искренностью, что я готов его обнять.

— Она ждет в павильоне, — сообщаю я. — Я провожу вас по тропинке до пруда и покажу дорогу. Это маленький домик под тростниковой крышей, вы не ошибетесь. Лора, скорее всего, заперла дверь, но запасной ключ лежит под горшком с гвоздиками, слева от гераней.

Ошарашенный Хью не двигается с места.

— Ну что вы стоите как столб, — поддразниваю я, — когда она давным-давно ждет?

Я не могу не порадоваться, глядя, как в глазах Хью мгновенно вспыхивает робкое счастье и тревожная настороженность рассеивается без следа. Он весь светится от любви.

Хью желает нам доброй ночи, благодарит на прощание, я вывожу его на нужную тропинку и вручаю фонарик. Он чуть ли не вприпрыжку бежит вниз по ступеням, потом, увидев вдалеке павильон, замедляет шаг и идет на цыпочках. Пошарив с минуту, он находит под гвоздиками запасной ключ. Лора ничком лежит на кровати и плачет навзрыд, она не слышит, как открывается потихоньку дверь и щелкает замок под рукой Хью. Не слышит его тихих шагов. Он вполголоса окликает ее по имени, и бедняжке кажется, что она спит и видит счастливый сон. И даже впорхнув в его объятия, она не верит, что это наяву.

А в доме Белладонна все еще стоит на балконе. Она видела, как Хью торопливо ушел к пруду той же тропинкой, где совсем недавно пробрела подавленная Лора. Гай стоит в темноте, но она не знает, она его не видит. Он скрыт в тени высокого дуба и наблюдает за ней. Ему хорошо видно ее лицо, ярко подсвеченное сзади, из комнаты, он читает на нем странное смешанное чувство — удовлетворение пополам с горькой печалью. И еще усталость, думает он, и смирение.