Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лешак! — Охотник поспешил раздуть слабые искорки до полноценных угольев. — Людей с пути сбивает, с ума сводит…
— Я прекрасно осведомлен, что значит «лешак», — перебил Красовский. — Вы мне сейчас, на голубом глазу заявляете, что вон то бревно в клетке — это он самый и есть? Лешак?
— Ага!
Выпалив это идиотское «ага!» Бехтерев застыл, покорно ожидая реакции. Он был готов ко всему. Что Красовский рассмеется ему в лицо, покрутит пальцем у виска, или даже залепит пощечину, — в то, что Филиппок способен на нормальный мужской удар, охотник не верил, — но в конце любого из этих сценариев — уйдет. Уйдет, оставив его с придурковатым Митяем и девятнадцатью годами поисков, засад, надежд, разочарований и всеобщего недоверия. Но Красовский поправил кепку и бодро кивнул:
— Что ж, давайте посмотрим, если так…
Суетливый Митяй по-прежнему ждал у клетки, обозревая бревно через залапанный видоискатель.
— … я тоже сперва не верил, пока Степан Антоныч его не растормошил. Шустрая тварь, что твоя ракета! Кэ-э-эк бросится! Я чуть штаны со страху не намочил! Вы не смотрите, что он с виду — бревно бревном…
Бехтерев поднял с земли длинную жердь, увенчанную на конце здоровенным, в полтора пальца, гвоздем, перепачканным заводской смазкой.
— Бревно — это не просто так. Внешний вид лешака — продукт тысячелетней эволюции, выработанный для охоты и безопасности. Лешак колобродит — слышали такое выражение? Самая распространенная история от лесных потеряшек: заблудился человек, идет-идет, выход ищет — видит, уж больно бревно знакомое! Он же мимо этого бревна уже раз пять прошел. Вот тогда наш потеряшка и понимает, что все это время круги вокруг одного места нарезал. А на деле…
— А на деле? — повторил заинтересованный Красовский.
— Большая часть таких историй заканчивается тем, что потеряшка внезапно выходит-таки к людям. Хотя бревно говорило о том, что он все время топтался на месте. Кто с лесом накоротке не знаком, тому все кусты одинаковыми кажутся. А бревно — оно ж приметное, сразу в память западает. Вот и кажется человеку, будто кружит его какая-то сила, выйти из лесу не дает. А на самом деле, это лешак идет за ним следом. Обгоняет, и вновь на пути засаду устраивает. Решает, стоит нападать, или нет. Лешак — тварюка осторожная.
— Так что, по-вашему, получается, что всем этим людям повезло? Встретились с лешаком и уцелели?
— Повезло, как есть, — кивнул Бехтерев, осторожно просовывая жердь между прутьями. — Знали бы вы, сколько людей в лесах ежегодно без вести пропадает… Вы от клеточки-то отойдите…
Митяй торопливо отбежал в сторону. Филиппок последовал его примеру, брезгливо изогнув пухлые губы.
— Северные народы считали, что лешаки живность пасут. Кнутами, якобы, гоняют стаи волков, помогая им искать пропитание. Это не совсем так. Когда добычи на всех не хватает, лешак выдворяет со своей территории хищников. Не о них заботится, а о себе. Не перегоняет он их, а преследует. А вот про кнут — почти правда…
Жердь с гвоздем зависла над неподвижным бревном, точно журавль с непомерно длинной шеей.
— Давай, Степан Антоныч! — Митяй утопил затертую кнопку «rec».
Журавль с размаху клюнул бревно в какую-то, видимую только ему, да человеку его направившему, точку. Едва лишь острие гвоздя коснулось ее, бревно «взорвалось». Наросты, сучки, и то, что казалось обломанными ветками, сохранившими остатки листвы, вытянулись в стороны, хрустя высвобождающимися сочленениями. Из центра бревна вылетел гибкий жгут, со щелчком ударивший землю в двух шагах от перепуганного журналиста. Красовский отпрыгнул назад, причем не только умудрился удержаться на размытой земле, но даже принял некое подобие боевой стойки. Крутанувшись на месте, бревно мягко упало на многочисленные лапы, в беззвучном вопле раззявило дыру с острыми щепками зубов. По паучьи перебирая отростками, существо сделало несколько кругов по стенам и потолку, после чего рухнуло посреди клетки.
— Класс, Степан Антоныч! — Митяй довольно оттопырил большой палец. — Отменная картинка получится!
Вытаскивая наружу обломанную жердь, Бехтерев внимательно следил за Красовским. Тот не выглядел удивленным или напуганным, и это вызывало смутное чувство тревоги, природу которого охотник объяснить не мог.
— Занятно, — кивнул журналист.
— Что, и все?! Просто занятно?! — Бехтерев не скрывал разочарования.
— Давно он у вас?
Раздражение в Бехтереве отчаянно боролось с желанием высказаться. Последнее победило за явным преимуществом.
— Я почти два года его выслеживал. Вернее, как? Два сезона. Лешаки зимой в спячку впадают, их тогда вообще от бревна не отличить. Под Брянском случай был, когда охотники зимой такое бревно в костер бросили. Благо не пострадал никто. Но тот мужик, у которого я историю эту записывал, до сих пор заикается. Так что, да, два сезона, с апреля по ноябрь примерно. Повадки изучал, все его тропки-дорожки выведывал, как живет, что жует… А последнюю неделю, уже после поимки, все искал, как его растормошить. Он же, как понял, что попался, так сразу шлангом и прикинулся… Бревном, то есть. Ну, а вашему брату ведь сенсаций подавай. Чтобы движение, понимаешь… А тут? Расстройство сплошное, а не сенсация! Так что я…
Вид безучастной физиономии Красовского окончательно сбил Бехтерева с мысли, и закончил он невпопад:
— Так из какой вы газеты, говорите?
— Я разве сказал, что я из газеты? — деланно изумился Филиппок.
— А как же тогда… — промямлил Бехтерев.
Все в корреспонденте теперь казалось ему подозрительным, — и блуждающая улыбочка, и цепкий взгляд, проникающий, кажется, до самого скелета, и даже то, как он смял кепку в кулаке.
«Ударит, — ни с того, ни с сего промелькнула мысль, — отвлечет внимание и ударит».
Сразу стало неуютно. Женоподобный толстячок начал внушать Степану если не страх, то серьезные опасения. Хотя какая там опасность? Как противник Филиппок был — тьфу, плюнуть и расте…
— А это ничего, что ваш друг так близко к клетке ходит? — пухлая рука вытянулась, указывая за спину охотника.
«Хочет, чтобы ты обернулся! — панически взвизгнул внутренний голос. — Чтобы удобнее, прямо в висок, чтобы насмерть!»
Шейные суставы скрипнули. «Не смей!» — сигнальным огнем вспыхнуло в мозгу, но было уже поздно. Охотник смотрел, как вокруг ржавых пругьев, едва не залезая внутрь, восторженно скачет увлеченный сьемкой Митяй. Время текло невыносимо медленно, и Бехтерев не сразу осознал, что никто не бьет его в беззащитный висок. По шее и щекам медленно поползла краска стыда. Чтобы хоть как-то замаскировать глупый испуг, Бехтерев начал забалтывать журналиста.
— Да вы не волнуйтесь! Я ж говорю, лешак — тварюка осторожная. На самом деле, на людей они не часто нападают. А то, что он по клетке скакал,
