Загадочные страницы русской истории - Александр Бондаренко

Затем Балашов стал московским обер-полицмейстером, основательно подтянул полицию в первопрестольной и в награду был назначен генерал-кригскомиссаром. Но лишь вошел в курс дела, как император сделал его петербургским обер-полицмейстером. Понижение, однако высокое монаршее доверие. Зато через год генерал уже был столичным военным губернатором, потом — членом Государственного совета и, наконец, — министром полиции.

Толстой несколько неточен: 25 июня Александр I вызывал своего министра не в два часа ночи, а в 10 утра и приказал ему быть в готовности отправиться к императору французов. Он сказал:

— Я не ожидаю от этой посылки прекращения войны. Но пусть это будет известно Европе и послужит новым доказательством, что войну начинаем не мы.

Миссия, как видите, носила сугубо пропагандистский характер. Повторный вызов и чтение письма действительно были в 2 часа, но уже 14 (26) июня. Ранним утром того же дня генерал выехал из Вильно в западном направлении. Сопровождал его поручик Кавалергардского полка Михаил Федорович Орлов.

Через три часа они были остановлены неприятельским разъездом и препровождены к маршалу Даву, который потребовал отдать ему письмо, адресованное Александром I Наполеону. Балашов возражал, ссылаясь на указание передать пакет в собственные руки повелителя французов, но герцог недвусмысленно объяснил, что здесь распоряжается он, а не русский царь…

Два дня парламентер томился в ожидании и неведении — он не предполагал, что Бонапарт, давно уже получивший письмо, приказал не спешить с доставкой самого Балашова в императорскую квартиру… Зато не скучал Орлов, который быстро завел себе немалое количество знакомых среди неприятельских офицеров и проводил время в болтовне с ними.

Потом русскому посланнику сообщили, что его ждет Наполеон — причем там же, в Вильно, в том же дворце, откуда провожал его русский царь. Александр Дмитриевич уехал, оставив своего спутника в штабе Даву. О том, что было с генералом дальше, можно прочитать у Толстого, а мы останемся с Орловым.

Впрочем, за время всей этой поездки поручик лишь раз обратил на себя общее внимание — когда за обедом у маршала Даву принялся остроумно вышучивать своих собеседников, наполеоновских офицеров, тем самым вызвав их возмущение. Стол был длинный, народу много, и герцог долго не замечал происходящего. Узнав же, что русский насмехается над французами, он рассвирепел и, врезав кулаком по столу, заорал:

— Фи, господин офицер, что это вы там говорите?!

Орлов — родной племянник знаменитых Екатерининских Орловых — был, как и его дядья, мужик здоровый и самолюбивый. Он тоже шарахнул кулаком, от чего подпрыгнули все приборы на столе, и отвечал на великолепном французском:

— Фи, господин маршал! Я беседую с этими господами!

Столь дерзкий урок хорошего тона, данный поручиком маршалу, привел общество в изумление. Французы заговорили все разом, потом зашептались и умолкли. Обед завершился в гробовой тишине.

Вот и все, что можно рассказать про нахождение Михаила Орлова в рядах Наполеоновской армии, вторгшейся в Россию. На следующий день он уже сопровождал генерала, возвращавшегося к русскому царю.

А 22 июня (4 июля) в Главной квартире Русской армии было проведено экстренное совещание, на котором обсуждался вопрос обхода противником нашего левого фланга. Кроме самого государя, здесь присутствовали генералы граф А. А. Аракчеев, князь П. М. Волконский, барон Карл Фуль, полковник К. Ф. Толь, подполковник Карл Клаузевиц и… поручик Орлов. Когда совещание закончилось, Александр I приказал ему задержаться:

— Ты подготовил меморандум? — спросил царь.

— Так точно, ваше императорское величество! — отвечал кавалергард, протягивая государю конверт.

— «Бюллетень особых известий», — вслух произнес император по-французски и углубился в чтение.

Мы много говорим про секретную службу Наполеона, о том, как прекрасно была налажена французская разведка. При этом мы забываем о том, что русская спецслужба была совсем не хуже, и наша «Особенная канцелярия» — руководство военной разведки — имела в своем активе немало славных дел. Так вот, по мнению ряда историков, миссия Балашова, кроме пропагандистской задачи, имела главной своей целью прикрытие секретной миссии Орлова. Кому бы пришло в голову: генерал-лейтенант и министр «прикрывает» поручика?!

Впрочем, кто он такой — поручик Орлов?

Родился он в 1788 году, семнадцатилетним эстандарт-юнкером Кавалергардского полка дрался при Аустерлице, за что получил офицерский чин, с 1810 года— адъютант князя Петра Михайловича Волконского, управляющий квартирмейстерской частью. Весной 1812 года его командируют в 1-ю Западную армию, уже стоящую близ границы, где он координирует работу агентуры. Теперь, с открытием боевых действий, Орлову удалось самому отправиться в расположение неприятельских войск.

«Я пытался познать дух, который царит во французской армии, — писал Михаил в своем «Бюллетене». — Можно смело сказать, что Наполеон один желает войны, что офицеры армии боятся ее и что она сама повинуется общему побуждению, которое исходит от ее главнокомандующего…»

«По некоторым разговорам маршала Даву можно предположить, что имели намерение дать битву под Вильно, где объединенные силы на берегу Вилии должны были сдерживать нас, в то время как войска на правом берегу той же реки предназначались для того, чтобы отрезать нам отступление. Армия имела продовольствие на 20 дней…»

Вот они, результаты многочасовой «болтовни» обаятельного гвардейца с офицерами Великой армии! Вовремя этих разговоров он даже расширил круг своих агентов. Русским разведчиком были завербованы командир польского батальона Задер, землемеры лесного ведомства курляндцы Лейминг и Мюллер…

В своем меморандуме Орлов не только раскрыл планы Наполеона, выяснив, что корпус Удино, действующий против нашего правого фланга — на Петербургском направлении — играет отвлекающую роль, а основным направлением будет Москва, но и подробно расписал бедственное положение Великой армии на первых же ее шагах по русской земле.

Кстати, о том свидетельствуют и французские источники. «Беспорядки, производимые армией, немало увеличивали всеобщее недовольство, — вспоминал генерал Арман де Коленкур. — В Вильно ощущался недостаток во всем, и через четыре дня необходимое продовольствие надо было искать уже очень далеко. Число отставших от своих корпусов было довольно значительно…»

«С 29 по 30 (нов. стиль) июня разразились грозы, — свидетельствуют профессора Лависс и Рамбо в «Истории XIX века». — Они вызвали резкое понижение температуры, испортили дороги, погубили несколько тысяч лошадей и привели к тому, что не удалось настигнуть русских при их отступлении…»

Так армия Наполеона шла к своей скорой погибели. От разведчика Александр I получил столь необходимое ему подтверждение собственной своей правоты: путь к победе над грозным противником был в отступлении.

Михаил Орлов, блестяще выполнивший свою тайную миссию, был произведен в штабс-ротмистры и назначен флигель-адъютантом императора. Так началась его удивительная карьера — в марте 1814 года полковник Орлов подпишет акт о капитуляции Парижа и будет произведен в генерал-майоры.

Мятежная гвардия

«Но перед вами отличалсяСеменовский прекрасный полк.И кто ж тогда не восхищался,Хваля и ум его и толк…»

Так через тридцать шесть лет после произошедшего писал в «Стихах о бывшем Семеновском полку» Федор Глинка, участник войн с Наполеоном, историк и литератор, декабрист. А ведь казалось, последующие события — от далекого уже восстания на Сенатской площади до только что закончившейся Крымской войны — должны были напрочь стереть память о солдатском возмущении в одном из гвардейских полков… Но прошло еще два десятилетия, прежде чем стихотворение это наконец-то появилось в печати — в двенадцатом номере «Русского архива» за 1875 год.

История Российской императорской гвардии началась в 1700 году с Преображенского и Семеновского полков. Эти полки, впоследствии составившие так называемую Петровскую бригаду, занимали в гвардии особенное, привилегированное положение. В XVIII веке государи обязательно числились их полковниками, а в XIX веке — шефами.

Руководство лейб-гвардией, то есть своей стражей (немецкое «Leibgarde» дословно переводится как «охрана тела»), большинство русских императоров считало своей важнейшей задачей. Первый Высочайший приказ, отданный на вахтпараде только что вступившим на престол императором Павлом I, звучал так:

«1-е. Пароль Полтава.

2- е. Его императорское величество император Павел принимает на себя шефа и полковника всех гвардии полков.