Квадрат для покойников - Сергей Арно

– Стой! – закричал Захарий.

Владимир Иванович, сложив ладони рупором, что-то кричал ему вдогонку, во тьму светили фонарем, звали, но человек так и не вернулся.

– Он напугался молотка, – когда стало ясно, что его не докричаться, пояснил Владимир Иванович.

Захарий поднес молоток к глазам.

– Молоток как молоток, – сказал он, недоуменно разглядывая его. – Я у соседки, Казимир, твоей стырил. Раньше она с молотком ходила, а как я его стырил – лом завела, чего он напугался – не пойму.

– Он кричал, что это и есть тот самый молоток. У него наверное с рассудком что-то случилось. Еще бы, ведь сорок лет под землей.

– Сколько?! – воскликнули все хором.

– Сорок, – повторил Владимир Иванович задумчиво. – Но история здесь темная…

И рассказал Владимир Иванович чудную историю. Слушали его не перебивая и удивлялись.

Был это старый вор в законе по кличке Талый. Сколько ему лет, Талый не знал, но революцию помнил и уже к революции успел наворовать, наубивать и насидеться на каторге. Был он вор удачливый, лютый и в мире разбойничьем приметный. Сроки отсиживал не полностью – не любил неволи, оттого сбегал часто. И вот как-то на каторге передал ему старый разбойник перед кончиной своей тайну умертвления людей. Талый с радостью принял полезное знание и стал направо и налево народ могилить, пока снова на каторгу не занесло. Тут один "политический" сильно заинтересовался знанием разбойничьим и все приставал к Талому, чтобы он рассказал, куда давить. Но закон есть закон, знал вор Талый, что не простят ему клятвопреступления. Суровый закон смертью карал. Революция грянула. Весело гулял Талый – много душ загубил. Отыскали его чекисты с револьверами в притоне, привели к большому начальнику в Кремль. Смотрит Талый и глазам своим не верит: тот самый "политический" с каторги. Замыслил он, оказывается, мужика одного грохнуть, видать, сильно мешал ему мужик. Деньги немалые обещал. А Талому что, не впервой, знай, плати. Клиент хилый оказался, но шустрый. Долго гонялся за ним по комнате, поймал, наконец, надавил, куда полагается, и вышел гонорар требовать. Тут ему чекисты руки за спину закрутили и бросили в тюрьму. Понял тут Талый, что смерть его бредет. Вспомнил о законе разбойничьем, что перед смертью обязан знание свое передать. А тут как раз паренек сокамерник по кличке Парамон – стал его учить, парень смышленый, скоро дело душегубское освоил. Приготовился Талый к смерти, да, видать, время не пришло – чудом бежать удалось. Искали его. Везде чуял он за собой погоню и к разбойной братии сунуться не мог. А как дознаются, что передал он секрет и хоть по недоразумению, а жив остался – короток разговор с нарушителем закона… Тогда забрел Талый в канализацию, задраил все выходы и живет здесь. А мужик, которого они с собой принесли, и есть тот самый, из-за которого Талый в канализации живет, хотел он его украсть и у себя оставить на прокорм крысам, потому что он судьбу Талому исковеркал и жизнь его разбойничью сгубил.

Выслушав рассказ Владимира Ивановича, помолчали.

– Грустно, – сказал Захарий. – Он, значит, Ильича нашего усыпил. Сколько же ему лет? Страшно подумать.

– Лет? – ухмыльнулся научный сотрудник смерти. – Осмотритесь кругом. Ведь вокруг вечность.

Все оглянулись, словно и вправду собирались увидеть вечность.

– Вечность, и этот тип вечный. Понимаете вы?! Он вечен! Теперь вы поняли, куда мы попали, а?! – из громкого его голос сделался тихим. – Теперь вы поняли?..

– Успокойся, Леха, – Захарий похлопал его по руке. – Не бери в голову. Выберемся…

– Неужели вы не поняли, кто это был? – не обратив внимания на участливого Захария, продолжал научный сотрудник смерти. – Ведь это было привидение. Понимаете вы?! Столько же люди не живут. Это было привидение. Он приговорен скитаться по канализации вечно. По вечной канализации. Понимаете вы?! Это не канализация – это чистилище. Скверные грешные души проходят через чистилище, чтобы очиститься от грехов. И выхода отсюда нет.

Последние слова заставили всех вздрогнуть. Захарий повернулся к Владимиру Ивановичу.

– Ты, надеюсь, спросил, где выход.

Владимир Иванович молчал, не глядя на карлика.

– Ты про выход спросил? – навязчиво повторил он свой вопрос.

Владимир Иванович молчал.

– Так какого же хрена?! Ведь с этого начинать нужно было. Теперь ищи его по всей канализации.

– Вот что, – заговорил Эсстерлис. – Возвращаться нужно, может, лестницу найдем.

Долго спорили о правильном направлении. Они настолько долго блуждали по трубе в поисках выхода, что любое избранное ими направление могло оказаться верным. Переспорил всех Захарий, решили идти по его пути.

Первое время шли с энтузиазмом, торопливо, стараясь согреться, хотя бы ходьбой, но сырой холод проникал сквозь одежду, сквозь кожу, сквозь мясо – до костей. Шли долго, озираясь, надеясь увидеть сзади светящиеся глаза обитателя канализации, но он, напуганный молотком, не появлялся. Наконец, пришли к свежему завалу. Молча постояли возле него и побрели назад.

Бесчисленные повороты, движение по однообразному бесконечному тоннелю отупляли. Кроме лютого холода, подвернутых ступней Николая уже ничто не тревожило. Все было безразлично. Он переставлял ноги, глядя в чей-то маячивший перед глазами затылок.

Добравшись неизвестно до какого по счету перекрестка, решили передохнуть. Все уселись на кирпичи в кружок. Захарий вождя не бросил на землю, а заботливо уложил на колени.

– Забрались мы в дерьмо, – сказал он, похлопав Ильича, достал их халата молоток, положил его на сверток, затем вынул папироску, закурил.

Положение было почти безнадежным. Все это понимали, оттого сидели молча. Фонарь не гасили – с ним было не так страшно – в его свете Эсстерлис отгонял палкой нахальных прожорливых или просто любопытных крыс.

– Вообще-то, смерть от жажды довольно мучительна, – тихо, ни на кого не глядя, как будто размышляя, заговорил научный сотрудник смерти. – Но с другой стороны есть и поужаснее. К примеру, на колу или на кресте… К смерти нужно привыкнуть. А я вот сколько с ней дел имел, а все привыкнуть не могу. Умирать в канализации от жажды… потом уже ослабшего, но живого будут грызть крысы… И предсмертные муки у всех по-разному проходят. Старик Мечников лежал больной в кровати, вдыхал себе кислород и вдруг начал икать. Ну, подумаешь, икать человек начал, бывает же… Но нет, Мечников-то знал. "Это конец, – сказал он совершенно спокойно. – Это предсмертная икота. Так умирают". И больше ничего не говорил, никогда. Зато Антон Павлович умер красиво – он умер с бокалом шампанского в руке. Выпил бокал шампанского и умер. Очевидцы говорили – как только он выпил, так появился на щеках румянец, глаза заблестели. Думали – вот оно чудо – болезнь отступила. Но нет, умер через минуту. Чудесно. Правда?