Ричард Длинные Руки — граф - Гай Орловский

— Дик, через час явишься ко мне!

Я поспешно наклонил голову, чтобы не увидела бешеной радости на моем лице.

— Как скажете, моя госпожа.

Глава 11

Я отсчитал по мерным свечам Уэстефорда ровно час, старик заворчал, когда я отложил пестик, но я важно объяснил, что меня ждут на самом верху — я многозначительно поднял палец, — чтобы постучать в дурака. Это такое колдовство высшего уровня. Когда стучат хорошо, в смысле — правильно, а не сильно, то из дурака что-то да выпадает, как у коня из-под хвоста, но из коня выпадают каштаны, а из меня — драгоценные перлы, которые только на скрижали. Что это, не знаю, но так говорит леди Элинор, а она умная, хоть и женщина, да еще красивая.

Он вздохнул, против силы, что солому ломит, не попрешь, а я ринулся по лестнице вверх, сожалея, что не удастся запыхаться, а если и сумею, то это либо притворство, либо моя немощь — кто же запыхивается, одолев два лестничных пролета.

В ее покоях полумрак, самый яркий светильник над столом, леди Элинор колдует над раскрытой книгой в буквальном смысле: страницы перелистываются сами, оттуда зеленоватый свет, похожий на пар, подсвечивает ее сосредоточенное лицо. Я невольно залюбовался: крепкая, с хорошо прорисованными плечами, волосы густые, на этот раз каштановые, яркий румянец, блестящие глаза и пухлые, как спелые черешни, губы.

Она в очень легкой кисейной накидке, даже маечкой назвать трудно, потому так хорошо видно развитые плечи, тугие бицепсы с такими же тугими трицепсами, что в первую очередь дряблеют и выдают настоящий возраст. Судя по упругим мускулам и зверски натянутой коже, леди Элинор только-только вошла в пору юности.

Провоцирующе просвечивают под этой блузкой розовые полоски ткани, на которых рубашка. Я засмотрелся, волшебница подняла голову, но ничего не сказала, что я раздеваю взглядом и не спешу одеть.

— Подожди, — бросила она сухо.

И снова вперила взор в страницы книги. Те пугливо перелистнулись сразу с десяток, одна поспешно вернулась, бумага даже затрепетала от усердия, а буквы укрупнились, задвигались, выстраиваясь совсем в другие символы. Я побоялся, что если леди Элинор заметит, что я не отрываю взгляда от строчек, заподозрит неладное, отвернулся и начал с подчеркнутым любопытством рассматривать окружение.

Конечно же, мебель вся передвинута. И перекрашена. Если даже обычная женщина хотя бы раз в неделю пытается переставить мебель, а раз в месяц обязательно что-то передвинет, изменит, то свободная женщина, которую не одергивает ни муж, ни покрикивающий на нее мужчина, вправе таскать мебель, как крыловская обезьяна камень, целый день. Если же такая женщина еще и волшебница…

Справа и слева от ее кресла покрытые затейливыми украшениями из золота подсвечники на длинных ножках, похожие на копья. По три толстые свечи на каждом дают ясный желтый свет привычного солнечного спектра. Огоньки слегка колышутся, но я заметил, что, когда открывал дверь, амплитуда колебаний не увеличилась. На всякий случай я выбрал момент и вроде бы невзначай, я ж неуклюжий, сильно взмахнул рукавом рядом со свечами.

Леди Элинор не повела глазом, если даже поняла, что я нарочито, то это объяснимо: чего еще ждать от простой любопытной деревенщины. И то хорошо, что не пугается, как все остальные обитатели замка. Непуганый такой дикарь. Еще не знает, что молния тоже убивает.

Я терпеливо ждал, а ту фразу, что она читает, просто запомнил и сложил в долговременную память. Сейчас если и ни к чему, то потом может пригодиться. В моем срединном знают: кто владеет информацией — управляет миром.

Кресло отодвинулось, леди Элинор потерла ладонями лицо. Румянец стал еще ярче, она повернула голову.

— Не страшно?

— Нет, — ответил я честно.

— Потому что глуп, — заметила она. — Люди с воображением всегда чего-то страшатся.

— А надо ли? — возразил я. — Больше всего боятся того, что не сбывается. Так зачем же?

Она коротко усмехнулась:

— Как ни странно, ты попал в точку. Именно зачем же. Так, следуй за мной.

— Будете стучать в дурака? — полюбопытствовал я.

— Именно, — ответила она сдержанно. — Свои дураки слишком предсказуемые. Нужен дурак именно новый, незатасканный. Не похожий на других. Скоро, конечно, станешь как все, обтешешься…

— Дык пользуйтесь, — сказал я преданно, — пока я не стал совсем круглым!

Она спросила:

— Не хочешь быть круглым?

— Еще не решил, — ответил я важно. — Ведь круглые не только дураки, но и отличники.

Дальние двери перед ней распахнулись с той же поспешностью, как и переворачивались страницы книги. Я шел за хозяйкой сзади и чуть сбоку, смотрю угодливо, это нетрудно: под прозрачной блузкой сиськи так и подпрыгивают, вообще хороша, только брови слишком темные и густые, да сдвигает на переносице слишком часто, а мне бы что-нибудь попроще, я не Ванька Морозов.

За дверью открылся вид на крутую лестницу вниз, я увидел только пару верхних ступеней, леди Элинор повела рукой, по обе стороны вспыхнул свет в медных позеленевших чашах. Она быстро пошла вниз, я на ходу заглянул в одну из чаш — ага, без масла. Огонь рождается прямо на блестящей вогнутой поверхности и широким лучом бьет в низкий каменный свод, отражаясь уже мягким светом. Значит, не только зажигаются магией, но и поддерживаются, что подразумевает более высокий уровень. Если учесть, что в крепости Валленштейна работу светильников поддерживает сам замок, а здесь замок такому не обучен, то леди Элинор… не слабенькая волшебница. Все-таки для нее, судя по небрежному жесту, это лишь надоедливый пустячок. Правда, почему-то не может повелеть гореть постоянно.

Хотя, мелькнула мысль, возможно, и не хочет. Причины могут быть самые разные. Сам могу назвать не меньше трех.

Лестница тянулась и тянулась, ни разу не встретили площадки, где обычно разворот и опускаешься в другую сторону, и так много раз, а здесь все в одну сторону, я чувствовал, что уже опустились этажей на пять-шесть, наконец впереди показалась дверь, ступеньки ведут прямо к ней. Слева на крюке толстое массивное древко толщиной с ручку лопаты, увенчанное железной чашей в форме маковой головки с открытым верхом.

Я посмотрел вопросительно, леди Элинор сказала раздраженно:

— Бери, бери!..

С ее пальцев сорвалась искра, в железной чаше вспыхнул красный огонь, загудел, словно в него поддувают из невидимого горна. Я снял с крюка, тяжеловат, явно масла там по венчик. Жаркий огонь сразу нагрел воздух, в тесном помещении начал нарастать запах смолы и нефти, а на потолке появилось пятно копоти и начало разрастаться.