Гамсун. Мистерия жизни - Наталия Будур

Осенью 1927 года Гамсун стал чувствовать себя старым и ненужным, а потому решил выплатить Виктории единовременную компенсацию отцовского наследства.

Поскольку Гамсун сохранил прекрасные отношения с первой женой и, кроме того, регулярно выплачивал ей хорошее денежное содержание, он обратился с предложением о выплате наследства к Бергльот. Однако Гамсун оставался самим собой и в письме к бывшей жене не мог не «проехаться» по поводу зятя-англичанина, которого терпеть не мог: «Конечно, Виктория может посоветоваться по поводу наследства со своим мужем, хотя оно совершенно не имеет к нему никакого отношения, это ее личные деньги, и будет лучше всего, если они так и останутся ее деньгами и будут находиться на ее счету в норвежском банке».

Старшая дочь Гамсуна обратилась за консультацией к консулу, который посоветовал ей подождать, ибо, по его мнению, со временем авторские права ее отца будут только увеличиваться в цене, как и его капитал. Именно так и ответила Виктория – в очень вежливой форме – отцу в письме.

Гамсун пришел в ярость, поскольку действительно предлагал дочери очень хорошие условия, написал довольно резкое письмо Бергльот, а в заключение прибавил:

«Кроме того, Виктория не получала гарантий от Бога, что будет жить дольше меня, и в случае ее ранней смерти она вообще ничего не получит, если только я умру позже нее».

Тем не менее в 1930 году он вновь вернулся к вопросу о выплате наследства, поскольку ложился на операцию в больницу и хотел обеспечить деньгами свою старшую дочь. Вероятно, отношения с Марией начали портиться уже в то время, поскольку Гамсун стремился во что бы то ни стало решить вопрос при жизни.

Виктория пошла навстречу желанию отца и попросила, чтобы его и ее адвокаты обсудили условия выплаты единовременной компенсации. Адвокаты произвели подсчет, и получилось, что доля наследства Виктории 28 тысяч крон. Гамсун посчитал такую сумму очень маленькой и сказал, что сам он рассчитывал выплатить дочери около 50 тысяч. В результате сумма выплаты была установлена в 45 тысяч.

Но тут Виктория подняла вопрос о наследстве авторских прав отца. Гамсун вновь страшно разозлился на этот раз, надо сказать, не без оснований: мало того, что он увеличил по собственному почину сумму наследства почти вдвое, так дочь смеет еще и выставлять новые условия.

В результате нового раунда переговоров адвокат старшей дочери писателя запросил 100 тысяч крон. Но это было совершенно очевидным ущемлением прав младших детей, и Мария Гамсун выступила резко против. С тех пор Виктория рассматривала вторую жену отца как своего врага.

После консультаций с мужем Виктория решила отказаться от единовременной выплаты наследства и получить его «в свое время и в установленном законом порядке». Но уже в 1931 году она пишет отцу:

«Дорогой папа.

Я очень жалею, что не послушалась своего внутреннего голоса, который советовал мне сразу после возвращения во Францию написать тебе и попросить прощения за все, что произошло, что я не приняла твоего предложения. Сейчас я оказалась в очень тяжелой ситуации.

...Не знаю, как ты отнесешься к моему письму, но если ты готов все еще выплатить мне 50 000 крон, то я с радостью приму эти деньги...

Твоя Виктория».

Но 50 тысяч у Гамсуна в распоряжении больше не было: часть он потратил, а часть съела инфляция. Поэтому Виктории теперь полагалось 40 253 кроны, которые вскоре и были ей выплачены.

Однако отношения между отцом и дочерью были безнадежно испорчены и возобновились лишь через двенадцать лет.

Тем не менее эта история показывает, насколько хорошим и чувствующим ответственность за своих детей отцом был Гамсун, если даже после нанесенного Викторией оскорбления он по собственной воле счел необходимым обеспечить безбедное существование ее самой и ее семьи.

В 1929 году вся Норвегия праздновала семидесятипятилетие своего кумира.

Гамсун с ужасом ждал приближения своего дня рождения. Выглядел он по-прежнему прекрасно и внимательно следил за здоровьем. Мария Гамсун вспоминала:

«Кнут вел со старостью целенаправленную борьбу. Ему было 75 лет, так что предстоял, так сказать, ближний бой.

Он хотел написать еще одну книгу, одну-единственную, чего бы ему это ни стоило.

У него было отличное здоровье, если не считать глухоты. Но внешне ничего не было заметно, так как он категорически отказался носить предложенный ему слуховой аппарат. Он был статный и красивый, мужчина без малейшего изъяна. Любая атака на все эти достоинства мгновенно останавливалась. Даже крохотные поползновения мы успешно прекращали, всякий раз устраивая трехдневный постельный режим. Он всегда был необычайно неприхотлив в еде. Только все самое простое, естественное, то, с чем «мы с тобой родились», появлялось на нашем столе в обычные дни; никаких изысков и излишеств, только сельдь, рыба, мясо, каша, молочный суп. Не говоря уже о настоящем отварном картофеле.

Теперь перед моим изумленным взором представали принесенные им поваренные книги апостолов здорового образа жизни обоих полов, и мы должны были тереть на терке, резать, давить сок из трав, фруктов и овощей. А однажды он вдруг решил принять солнечные ванны на опушке леса; пролежав после этого положенные три дня, он больше никогда в жизни не загорал.

В день семидесятипятилетия к нему приехал фотограф, чтобы сделать снимки. А когда я сидела с готовой фотографией в руке и собиралась уже положить ее в конверт, чтобы послать в одну из стран, одной из его поклонниц, – он выхватил снимок и сказал: «Думаешь, кто-то купит мои книги, когда увидит, как я выгляжу! Я пошлю даме фотографию, где я в более молодом возрасте».

– Ты ухмыляешься! – воскликнул он.

– Я?

– Да, во всяком случае, ты дернула губами!

Но он вышел из этой борьбы победителем, без особого ущерба для себя» [158] .

Накануне дня рождения Гамсун с Марией и Туре на своем семиместном «кадиллаке» отправились из Нёрхольма на юг Норвегии. Туре Гамсун с улыбкой вспоминал, что его отец не хотел ехать на собственной машине, потому что боялся журналистов, которые могли опознать авто по номерам, и даже собирался, как истинный любитель детективов, сбрить усы.

На несколько дней семья остановилась в гостинице в маленьком городке Флеккефьорде, где и переждала «опасный» день. Правда, журналистам все же удалось установить местонахождение юбиляра, но вот интервью от него никто из них так и не получил.

С юбилеем писателя поздравили практически все государственные и общественные организации Норвегии, в Нёрхольм пришли горы поздравительных телеграмм и писем от частных лиц, в том числе от Генриха Манна, Герхарда Гауптмана, Томаса Манна, Стефана Цвейга, Андре Жида и многих других знаменитостей со всего мира. Гамсуну было приятно внимание, но он с удовольствием отказался бы от него.