Гамсун. Мистерия жизни - Наталия Будур

«В 1933 году, согласно христианскому летоисчислению, Кнут выпустил Августа Бродягу идти над пропастью со стадом овец, – писала Мария Гамсун. – После Августа у нас воцарилась страшная пустота. Десять лет он и ему подобные населяли мир, в котором Кнут был творцом и хранителем, отцом и другом. Мне тоже не хватало этого героя, особенно потому, что последняя книга об Августе писалась по другую сторону тощей перегородки между моей комнатой и комнатой Кнута. Невозможно было не познакомиться с героями книги, коль скоро все совершалось так громко.

Всегда бывало так, что законченная книга становилась абсолютно законченной. Он никогда больше не отыскивал ее, не искал ту страницу, где, может быть, высказывались вещи, заслуживающие внимания. Он никогда больше не открывал ее.

Но случалось, что он просил об этом меня. Чтобы проверить, не использовал ли он раньше то или иное выражение. Мы, старики, говаривал он, склонны заново пересказывать одни и те же байки. Я ни разу не уличила его в этом.

...После каждой книги, как и теперь, после трилогии об Августе, самым важным было освободиться от нее. И тогда его другой мир – дом и семья – на протяжении многих лет делались для него спасением. В эти периоды он по-прежнему много читал – и книги, и газеты. Сам писал в газеты. Многие пытались поймать его на удочку, и иногда бывало, что он жадно заглатывал крючок. Его мнение никогда не было мнением большинства, нет, он чаще всего оставался одиноким. Особенное заключалось в том, что он, казалось, был доволен этим. Думаю, что его встревожила бы роль представителя большинства».

Весной 1934 года писатель отправляется во Францию навестить Эллинор и Арильда, а летние месяцы проводит в Лиллесанде и Кристиансанде.

В этом же году институт Гёте присудил ему свою премию, которую Гамсун принял, но полагающиеся 10 тысяч немецких марок передал в фонд помощи немецким рабочим.

В 1935 году он вновь приезжает во Францию и Германию, навещает детей и работает там над своим новым романом «Круг замкнулся».

Супруги в это время видятся всё реже и реже, хотя оба и живут в Нёрхольме, просто, когда один находился дома, другой старался из усадьбы уехать.

В своем комментарии к собранию писем Гамсуна, которые так и называются «Письма к Марии» и где последнее письмо датируется 1938 годом, Туре Гамсун пишет:

«Постепенно между письмами от него к ней наступали всё большие и большие паузы. Причиной было то, что он, уже очень пожилой человек, чрезвычайно редко выезжал из своего дома, и в таких поездках она почти всегда сопровождала его. Он уже больше не вынашивал планов новых книг. И ему больше не было нужды уединяться в убогой комнате вдали от дома, чтобы обрести покой».

Однако, если учесть, что в пятом томе переписки Гамсуна содержатся 60 писем, адресованных ей, а в томе шестом – их всего лишь 16, супруги же часто разлучались, то правда, скорее всего, заключается в том, что отношения между ними постепенно разлаживались.

«В доме не чувствовалось семейной атмосферы, – писала Сигрид Стрей, – и создавалось впечатление, что существовало некоторое противостояние, в котором Гамсун выступал против детей и их матери».

Она вспоминала: «Гамсун много говорил о детях и их воспитании, когда мы оставались вдвоем. Он и Мария никак не могли прийти к согласию. Детям была дана слишком большая воля... Я посоветовала ему отправить Арильда, который к тому времени уже закончил гимназию, учиться на ветеринара, поскольку Гамсун рассчитывал, что именно он унаследует Нёрхольм. Такую усадьбу надо содержать, а поэтому хорошо бы иметь дополнительный доход. Но Гамсуну моя идея не понравилась. У него самого не было образования, и я поняла, что, по его мнению, не обязательно оно и для детей.

...Фру Гамсун тоже говорила со мной о детях. Она считала, что Гамсун слишком уж перегибает палку в отношении контроля за ними».

В начале 1936 года Эллинор попадает в серьезную автомобильную катастрофу в Германии, и Мария бросается на помощь дочери, а Гамсун остается присматривать за усадьбой и продолжает работать над романом. Он очень переживает из-за любимой дочери, но, когда Мария просит его приехать в Берлин, в письме сварливо интересуется у нее, как, по ее мнению, он сможет работать в Берлине. Если Эллинор захочет, он, конечно, приедет, но только пусть она попросит его об этом сама...

В 1936 году выходит последний роман Гамсуна «Круг замкнулся». Это своеобразное подведение творческих итогов писателя. Действие в романе, как и во многих других его произведениях, разворачивается в маленьком городке в Южной Норвегии, а главным героем вновь становится бродяга и философ по имени Абель.

В письме к Харальду Григу Гамсун сообщал, что этот роман действительно замыкает круг его произведений, что «последнее звено соединилось с первым», то есть «Круг замкнулся» с «Голодом». Критики указывали, что кроме слов самого автора у нас есть еще и зашифрованное в названии подтверждение этого феномена: по-норвежски последний роман называется «Ringen sluttet», где слово «конец» – slut – читается как анаграмма названия первого романа Гамсуна «Голод» – «Sult».

«Он сказал, что эта книга станет последней, – вспоминала Мария Гамсун. – Я поверила ему, и теперь он хотел, как говорим мы, крестьяне, сесть за ужин. В деревне хорошо ужинать, когда вечереет, после такого долгого дня, после изнурительного труда.

Но он так и не сел за ужин. Напротив, он решил, что дело осталось незавершенным. Судьба Абеля не была дописана, действие должно происходить в Америке, и Абель со всем покончил, имея в шелковом чулке холодный револьвер.

Знакомые бумажки с записями начали вновь накапливаться на его столе в многочисленных кучках, на которых сверху лежали камни или какая-нибудь другая тяжесть.

Дети стали взрослыми и покинули отчий дом, все и вся стремились только к тому, чтобы его не беспокоить. У него было всё. Кроме одного, самого главного, – творческой силы. Конечно же он пробовал менять положение на этой самой дыбе, ездил куда-нибудь, как прежде. Все чаще он отправлялся в Осло, оставаясь там то на короткое время, а то и надолго. Там ведь жили сыновья: Туре рисовал, а Арильд пробовал себя как журналист, и он следил за ними восторженным, но критическим взором.

Дочери, одной из которых не было еще и двадцати, тоже подолгу жили в этом городе, который Кнут научил меня опасаться – и ненавидеть. Сесилия училась в школе живописи. "Все не так! Не Вы должны писать красками, а Вас нужно писать!” – воскликнул восхищенный ею молодой коллега. Эллинор, к большому нашему беспокойству, была больна. Никто не мог понять причину ее болезни. Никто не понял этого и до сих пор.