Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Литературные документы» - Эмиль Золя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но это еще не все. Г-н де Синьруа до сих пор был только отвратительно груб, но далее он становится прямо комичным. Он охвачен безумной страстью и с минуту на минуту готов разрушить свою семью. Как видно, он потрясен до глубины души. Это не простой каприз, не взрыв чувственности. Но вдруг, словно по волшебству, он образумился. Как только он узнает, что г-жа де Морансе не куртизанка, он так же неожиданно возвращается к жене, и автор преспокойно вкладывает ему в уста следующие слова: «Если уж приходится жить с честной женщиной, то мне не нужна г-жа де Морансе: у меня есть жена».
Но разве не очевидно, что это лишь эффектная фраза? Разве когда-нибудь говорят такие вещи? Мужчина, которым овладела страсть, не так-то легко отделается от нее. С этой минуты г-н де Синьруа становится всего лишь марионеткой.
Да, он сущая марионетка в руках г-на Дюма. Позади него все время видишь автора, который дергает за ниточки. Это не живой человек, а какой-то аргумент на ножках, созданный с известной целью. То же самое можно сказать и о других персонажах. Какая женщина согласится разыграть отвратительную комедию с единственной целью излечиться от страсти? Не говоря уже о Лебоннаре, дамском угоднике, который так нравится г-ну Дюма, это целиком выдуманная фигура.
Диалог тоже вызывает удивление. Сцена, где беседуют г-н де Синьруа и Лебоннар, растянута на пятнадцать страниц, первая ее часть прямо невыносима, до того она перегружена рассуждениями и замысловатыми остротами. Но особенно характерна сцена между г-жой де Морансе и г-ном де Синьруа. Там произносятся форменные тирады. Например, в конце длинной реплики г-жа де Морансе восклицает: «Сердце человека! Тело человека! Тайна!» А на следующей странице она добавляет: «Человек совершает эволюцию на протяжении долгих лет; господь бог, желая облегчить нам жизненный путь, по своему благому предвидению, время от времени посылает нам неожиданные радости, и в тот момент, когда мы жаждем смерти, у нас снова возникает желание жить. Это то, что древние называли метаморфозами». Где и когда женщины изъясняются столь высокопарным слогом?
Подвожу итоги. Г-н Сарсе считает, что «Свадебный визит» производит тягостное впечатление, и он прав. Но такое впечатление создается вовсе не потому, что г-н Дюма пристально и хладнокровно изучает природу человека; нет, он и не думает пристально вглядываться в правду жизни и не приметил, как она пластична и сколько несет в себе добра. Бросается в глаза лживость, неправдоподобие ситуации; чувствуется, что г-же де Морансе навязана несвойственная ей роль; г-н де Синьруа ни с того ни с сего становится негодяем, а потом уж слишком быстро исправляется; все это противные выдумки, без которых прекрасно можно обойтись. Вот почему пьеса производит тягостное впечатление. Пусть сюжет будет правдивым, пусть герои испытывают настоящую страсть, тогда, быть может, на сцене произойдут ужасные события, но не будет тяжкого впечатления, какое всегда оставляют выдумки.
Мне скажут: виной всему театр. Г-н Дюма должен был считаться со сценическими условностями. Чтобы насытить действием одноактную пьесу, ему пришлось отступить от правды и слишком быстро и резко менять поведение героев. И г-н Сарсе, без сомнения, первый будет оправдывать г-на Дюма. Что ж, если тут виноват театр, то тем хуже для театра! Это кривое зеркало, искажающее и фигуры и лица. Во всяком случае, был произведен убедительный опыт. Если г-н Дюма, мастер своего дела, оказался бессилен на основании своих теорий дать правдивое изображение жизни, значит, его теории никуда не годны.
VIIIЯ только что прочел весьма любопытное предисловие г-на Дюма к его «Иностранке». Оно имеет право на существование, так как, на мой взгляд, представляет собой, быть может, непроизвольную исповедь, из которой мы узнаем, какой душевный кризис переживает писатель в горький час прощания с публикой.
С вполне законным удовлетворением г-н Дюма обозревает пройденный им долгий и славный путь. Он отмечает все и завоевания. Он первый посмел вывести на сцену девицу легкого поведения, показать ее любовников, ее бесстыдные проделки и беспорядочную жизнь, — и он приветствует «Даму с камелиями». Он первый посмел вывести на сцену незаконнорожденного в условиях современной действительности, — и он приветствует «Побочного сына». Он первый посмел поставить пьесу с вызывающе дерзкой развязкой — порядочный молодой человек женится на женщине, имеющей внебрачного ребенка, да еще при жизни ее первого любовника, — и он приветствует «Взгляды госпожи Обрэ». Он первый показал на сцене тип гнусного фата, живущего на содержании у женщин, — и он приветствует «Господина Альфонса». Таковы этапы его триумфального шествия, на каждом из которых он бросал вызов условностям сцены и предрассудкам публики, всякий раз расширяя поле деятельности драматурга.
Но это еще не все. Со вполне законной гордостью г-н Дюма рассказывает о том, что представлял собой театр, когда он начинал свою карьеру. В 1852 году он ставил «Даму с камелиями» в театре Водевиль, и ему пришлось ввести в пьесу куплеты. С другой стороны, в ту эпоху театр Французской Комедии еще был озарен отблесками классического величия, поэтому ему пришлось предложить свой «Полусвет» театру Жимназ. Лишь через двадцать лет эту пьесу можно было поставить в театре, для которого она была написана. Посмотрите же, сколько препятствий пришлось ему преодолеть на своем пути: законы, обычаи, предрассудки, опасения, недоброжелательность; и он все превозмог силой своего таланта и осуществил и дерзкие замыслы; теперь он вправе отдохнуть, радуясь, что благодаря его несокрушимой энергии наш национальный театр сделал значительный шаг вперед. Разумеется, он оставит после себя глубокий след, хотя в его произведениях немало спорного, он навеки стяжал славу, ибо долгие годы сражался за правду и был замечательным стратегом.
Так вот, г-н Дюма, этот воин, увенчанный лаврами, кажется, решил уединиться в своем шатре. Но, покидая поле битвы, он хочет открыть свою душу молодому поколению. Да, у него богатый опыт, он умен, логика его неотразима. Следует ожидать, что он обратится к молодежи примерно с такими словами:
«Посмотрите на меня. Я вырос в борьбе. Всю жизнь я любил правду, и если я прославился, то лишь потому, что порой дерзал ее проповедовать. Во всех своих пьесах я сражался с невежеством и глупостью. И сейчас я радуюсь, что мне удалось хоть немного поколебать театральные условности. Берите с меня пример, продолжайте работу, которая в мои годы мне уже не по силам, и постарайтесь проложить свою бороздку; вам предстоит завоевать истины, которые я предчувствовал, но не смог высказать. Вы будете исполнять задачу, завещанную вам предками, — вы отважно пойдете к свету! Только на этом пути вы будете увенчаны славой!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});