Тим - Александр Цзи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, у них все-таки есть самый главный Праотец… Значит, все-таки улей…
— Да начнется Казнь, — пророкотал Вид Пурвиа совсем уже нечеловеческим, громовым голосом. — Иди, Палач, и сделай свое дело. Исправь ошибки прошлого. Направь человечество к свету и порядку.
Беззвучный ритм тамтамов толкнул меня вперед, и я пошел по тропинке, выложенной двумя рядами валунов. Тропинка вытянулась направо и наверх, огибая холм против часовой стрелки и ведя в конце концов на вершину. Я взбирался по тропе все выше и выше под бой невидимых барабанов и под взорами Праотцов и Детей Земли. Я поднимался на вершину Спирального Кургана — молодой растерянный и загорелый Палач с Расписной Битой в руке. А вместе со мной закручивалась невидимая энергия Сбора, которая словно закрывала нас в ловушку, не давала вырваться из нее никому.
Бум-бум… — вещал тамтам.
Тук-тук-тук-тук-тук… — за это время отсчитывало сердце.
Я шел на вершину с таким видом и чувством, словно приговоренный к казни, а не палач. В голове — пустота, в груди — жар и тревога, в мире вокруг — бесконечный бой древних как мир барабанов.
Да, я вытеснил то воспоминание. Не желал думать об этом. Запретил себе вспоминать… Оказывается, такое бывает.
И воспоминание спряталось на самом дне бессознательного, в чернильной тьме, в которую нельзя погрузиться без того, чтобы не сойти с ума.
Или не стать просветленным…
В этом воспоминании, которое всплывало на поверхность ума, как разбухший труп из омута, Падший снял саван… Стянул легким движением руки, и саван стек с лица Древнего, как воздушная вуаль с невесты… И тогда я немного свихнулся.
А может быть, и не немного, а полностью и бесповоротно.
Запыхавшись, я дошел до вершины — до крохотной полянки в обрамлении высоких кустов. Я уже понимал, кто будет меня здесь ждать.
“…Я был самым обычным парнем, собирался накопить на свадьбу и жениться на любимой девушке…” — заговорил в памяти голос Кирилла-Вадхака.
Я знаю, Вадхак. Знаю, что стало с твоей любимой девушкой. Ты казнил ее на Спиральном Кургане.
“…Ход правильного ритуала явится Палачу в нужный час. Ты просто вспомнишь его, будто всегда знал. Но легко ошибиться”.
“Почему?”
“Потому что убивать живое существо непросто”.
Теперь я знаю, Вадхак, почему тебе было непросто. У тебя дрогнула рука, и ты нарушил ритуал. Сделал микроскопическую ошибку. И твоя жертва возродилась вновь. Ты не сумел убить ее окончательно. Ты — плохой Палач.
…Она была здесь — Влада. Стояла в коротком красном платьице, босая, с изрядно отросшими, до лопаток, волнистыми волосами. Она неуловимо изменилась — повзрослела. Изменилось выражение лица, сейчас оно было осмысленным. Взгляд перестал быть мутным — Влада глядела на меня внимательно и с ожиданием. И — совершенно без страха.
— Привет, Влада, — сказал я как можно спокойнее. Но голос все равно сорвался.
— Привет, Тим, — ответила она.
***
У меня подогнулись ноги, как у радиолюбителя Антона и военного Рико, когда перед ними явился Падший. Но черная магия тут была ни при чем. Просто на меня накатила слабость. Бита выпала из пальцев, и я махом сел на густую траву.
Влада грациозно опустилась напротив меня на колени, повела рукой, и из нее выпал деревянный кубик с буквой “Т”.
— Прости, что так вышло… Если сможешь.
У нее был нежный грудной голос с легкой прелестной хрипотцой.
Почему мне не сказали, что это она? Что это Влада? Все они твердили про Падшего в мужском роде. Специально, чтобы я воспринимал свою жертву как мужчину, соперника? Мужчины ведь не воспринимают женщин, как соперников! Или нет?
— Но как это случилось? Я тебя встретил у Хозяина… Если б я поехал другой дорогой…
— То встретил бы меня в другом месте, — подхватила Влада. Он сделала еле заметное движение, будто хотела коснуться меня, но сдержалась. — Все тропинки ведут на вершину.
Она огляделась, и я тоже, как зачарованный, посмотрел по сторонам. Мы и были на этой самой вершине, куда ведут все дороги, а не только ритуальная спиральная тропа.
— Есть силы, которые сильнее Праотцов и Великого Замысла.
— Судьба? — с сомнением уточнил я.
Зачем мы разговариваем? Что это изменит?
Влада повела плечом.
— Судьба — это след наших ног на песке прошлого. Сила, о которой я говорю, ведет нас в тумане настоящего. Уж прости меня за такие пышные метафоры… Эта сила ведет нас без маяков. Но всегда приводит к цели.
— К эшафоту, — сказал я.
— Я рождалась и умирала тысячи раз. Во все времена. Моя память многое отсеяла, но я помню самое главное.
— И что же?
Но она будто не слышала. Глаза затуманились, как в те дни, когда мы путешествовали вместе.
— Когда я родилась в этом теле, память прошлых жизней вернулась в детстве — дырявая и искалеченная, но вернулась. Три Волны лишили меня дара речи, и я немного сошла с ума. А может быть, и не немного.
Я вздрогнул. Она что, читает мысли? Или мы мыслим одинаково? Почему тогда между нами такая связь? Я ведь не Вадхак, а совсем другой человек. Падший же… точнее, Падшая та же самая.
— Меня инициировали песни Буйных, когда они явились на станцию к этим милым бедным старичкам.
Меня осенило.
— Так получается, что… Буйные явились к тебе? Тот Буйный в клетке Супругов их вовсе не звал?
Буйные закручивали хоровод вокруг Зрячих в поисках неинициированной Падшей. А те, кто был не Падшей, превращались в Бугименов… Когда Орда двинула легионы к станции, почуяв Зрячую, Влада ощутила их приближение и предупредила меня. Она была не в себе, и по сути это был другой человек. Маленькая полусумасшедшая девочка, привязавшаяся к парню, который заботился о ней.
— Да, — сказала Влада. — Мне жаль.
— И ты тогда вовсе не заболела… Ты начала перевоплощаться…
Влада посмотрела на свои руки. Тонкие, белые и изящные.
— Я не перевоплощалась. Я вспоминала.
— Матерь Кира это поняла?
— Не сразу.
Повисла пауза. Тамтамы уже были не слышны, но и звуки природы не возвращались. Уши словно ватой забили. Солнце по-прежнему пряталось за тонкой пеленой облаков, его жар просачивался до земли, но мне было холодно, будто я находился в подземелье.
Я ощущал Матерь Киру оба раза, когда появлялся Падший, — потому что Влада путешествовала с ней!
— Скажи, Влада, почему ты восстала против Великого Замысла? Зачем снова и снова всходишь на эту… — я напряг память, — на эту Голгофу? Зачем тебе эти
