Чёрная лиса - Романчик А.В.

«мы» при разговоре с Глойном. Он подчеркивал, что клан жизни принял уже решение.

— Доступ в хранилище будет только после второго этапа, — не сдавал позиции Глойн и пустил контраргумент: — Слово Йоне.

Лиера едва заметно поморщилась.

— Хорошо, — согласился Йори, обернувшись к женщинам, — мы подождем, когда вы приступите к третьему этапу.

Настала очередь Глойна проявлять неудовольствие. На третий этап он не рассчитывал, явно надеясь, что проект провалится на втором.

— Дорогая, идём, нам еще надо обговорить твое лечение, — сказал Глойн любовнице и раскланялся перед главами клана жизни.

— Милый, а что это за семейство Борзых? — шепотом спросила бурая лиса, едва они повернулись к нам спинами.

— Не думай об этом, милая.

Лиера фыркнула и, убедившись, что они отошли достаточно далеко сказала:

— Хорошо его жена девчонку прокляла, качественно. Месяц с ней провозятся. Так и думала, что его последняя стерва так просто добычу из пасти не выпустит.

— Хватит злорадствовать, Лиера, — поцеловал её в щеку Йори. — Это не наше дело.

Дальше они общались на отвлеченные темы: родственники, дети, внуки, правнуки, погода. Пока Йори и Лиера ворковали между собой, Диора играла со мной в местную карточную игру. Выигрывала, конечно, белая лиса. И день прошел, в общем-то, спокойно.

Глава 2.6

Пока я находилась в клинике, узнала, что такая вещь, как врачебная этика веронами игнорировалась. У них в порядке вещей обозвать пациента или сравнить его умственные способности с микробами. Сказать диагноз со всеми возможными последствиями, способными ввести любого в состояние длительной депрессии. Они ничего не смягчали и не скрывали: ни слов, ни действий.

И что удивительно... к веронам пациенты приходили табунами и отстаивали огромные очереди. Мало того, к ним приезжали из других миров. Потому что лучше веронской медицины была только мирайская... а те еще хуже, так как вообще никогда не лгали.

Как говорится, захочешь жить всё равно пойдешь к неласковому верону, потому что он тебя хоть и обольет с ног до головы помоями, но с того света вытащит. В отличие от доброго врача, который пропишет бесполезные витамины и ничем не поможет, в лучшем случае смягчит течение болезни, «злые» вероны действительно помогали.

С мамочками вероны вели себя более вежливо и терпеливо, хотя не всегда удерживались от колкостей, особенно если с ними пытались флиртовать. Вероны относились к народу лисиц как к детям. Исключение составляли только главы клана.

Кого угодно из нас вероны запросто могли в угол поставить с наложением ограничивающей магии. Именно так произошло с бурой лисицей и её желтой соседкой. И плевать вероны хотели, чьи они жены, любовницы и сколько уплачено за их пребывание в клинике. Нарушила правила? Сиди в углу, думай о поведении. Не поняла с первого раза? Посиди еще.

— Минусы общей палаты в том, — переложила одну из карт Диора, указывая пальцем на угол с наказанными лисицами, — что здесь постоянно кто-то с кем-то скандалит. Особенно если кланы перемешивают. Скоро клан природы приедет, так тут еще и пух и перья полетят. Каштановые лисицы задиристые и драчливые. Единственно радует, что их поселят в соседней палате.

Я перевела взгляд на скандалисток и, пару раз моргнув, заметила чёрные сгустки над их головами...

— Куда лезешь?! — не больно хлопнула меня по руке Диора, заставляя непонятные сгустки исчезнуть. — Не умеешь, не лезь!

Я удивленно уставилась на обычно спокойную белую лису. Она повела себя резко, словно я ребёнок, который полез с головой в работающую духовку.

— Я ничего не поняла... — призналась я.

— Тем более, — побила мою карту Диора. — Таким даром, как у тебя, надо учиться управлять, а то можно что-нибудь не то прихватить с собой.

— Что это было?

— Ты думаешь, мы здесь все находимся просто так, хотя можем себе позволить более роскошные условия? Лечимся мы все здесь от последствий чужой зависти.

— От проклятий что ли? — предположила я.

— Их самых. Вероны помогают их снимать и защищают от новых, пока мы здесь.

— А сами вы не можете?

— Мы справляемся с не такими сильными и не в таком огромном количестве. Среди женщин проклятия — настоящий бич, особенно если с мужем повезло, — она с намеком взглянула на дремавшую Лиеру. — Защиту пробили, едва вытащили, а она ведь девятихвостая.

— Из-за её мужа? — усомнилась я.

— Ты и представить себе не можешь, сколько желающих его отбить у неё, хотя ему тоже несладко, сам частенько здесь лежит. Мужчины иной раз хуже женщин себя ведут.

— Никогда не понимала, зачем некоторые индивидуумы лезут к счастливой семье... Вот к папе никогда никто не лез. Женщины его за километр обходили. А если работать и покушать, кто помешает, то жди апокалипсиса.

— Узнаю Вайена! — рассмеялась Диора, прикрывшись картами как веером. — Язвит, много работает и ест! Мы всей семьей его откармливали, а он, злодей, хоть бы на грамм поправился! На любом мероприятии набьет щеки едой и стоит, жует, словно его вообще никогда не кормили!

— Странно слышать об его жизни здесь. Он много рассказывал про Японию, Россию и как посетил весь европейский свет, но никогда про свою семью и лисье окружение. Точнее... он упоминал о вас, как о людях и никогда не называл имен.

— Так ему и нельзя раскрываться людям, — не удивилась девятихвостая. — Таково условие его жизни в твоем мире...

Она снова победила меня в карты и решила прогуляться вместе с проснувшейся Лиерой в зимнем саду клиники. После их ухода меня навестил Ири, принесся с собой подарок: глину с инструментами.

— Я помню, ты любила лепить, — сказал верон. — Это чтобы ты не скучала.

— Мне на самом деле Интернета не хватает... — скуксилась я.

— Ты еще морально не готова к Интернету открытых миров.

— Что-то страшнее котиков с ютуба?

— О да-а. Поэтому лучше полепи. Отвлекись.

— Да запекать же надо...

— Так я принес, чем запечь, — он показал мне, как пользоваться веронскими приборами. — И не разобьется. Крепкая штука получится.

Ири еще ответил на пару моих тупых вопросов, а затем ушёл, оставив меня наедине с белой глиной и веронскими чудо-приборами. И пока разбиралась с инструкцией, я сама себе напоминала бабку, которой внуки последний айфон подарили.

Книги мне пока читать не хотелось,