Гибель империи. Уроки для современной России - Гайдар Егор Тимурович

Весной 1990 г. Литва, Латвия, Эстония провозгласили декларации о суверенитете. Это была четко сформулированная претензия на статус независимых государств. Их примеру последовали Молдова, Украина, Белоруссия, Россия. К концу лета 1990 г. большая часть Союза отказалась подчиняться союзной Конституции. Острота конституционного кризиса, опасность ситуации, в которой Президент СССР не может ни признать новый статус республик, ни отменить его, общественное мнение хорошо осознавало[607].

13 апреля 1990 г. М. Горбачев и Н. Рыжков направили литовскому руководству ультиматум. Они требовали отмены ряда законов, принятых Верховным Советом Литвы. В том случае, если это сделано не будет, грозили экономическими санкциями. 18 апреля началась частичная энергетическая блокада Литвы[608]. Введенный советским руководством мораторий на поставку нефти и нефтепродуктов, адресованные литовским властям призывы западных лидеров о необходимости поиска компромисса с Москвой заставили правительство республики в начале лета 1990 г. пойти на переговоры о временном моратории на реализацию решений, связанных с независимостью Литвы. Диалог оказался малопродуктивным.

Летом 1990 г. М. Горбачев заключил политический союз с Б. Ельциным. В его основе – договоренность о радикальном расширении прав и полномочий союзных республик, согласовании антикризисной экономической политики. Де-факто предложенная в августе программа предполагала трансформацию страны в мягкую конфедерацию, механизм принятия ключевых решений в которой не был четко определен, и антиинфляционные меры, стержень которых – сокращение бюджетных расходов, в первую очередь расходов на оборону, силовые ведомства, государственных капитальных вложений. Программа “500 дней” предусматривала сокращение в IV квартале 1990 г. капитальных вложений на 20 %, военных расходов (на закупку военной техники) – на 50–70 %, расходов на внешнеэкономическую деятельность (помощь и кредиты другим странам предполагалось заморозить), сокращение всех незащищенных статей бюджета – на 10–15 %[609]. Если говорить только об экономике, такой структурный маневр можно было попытаться осуществить в 1985–1986 гг. В середине 1990 г., при обострившихся бюджетных и валютных проблемах, предлагаемые меры уже были недостаточны. Но дело не только в этом. Такая программа была категорически неприемлема для всей союзной верхушки, вооруженных сил, КГБ.

После долгих дискуссий в руководстве страны, одним из аргументов в которых стали военные учения под Москвой, М. Горбачев отступает, предпринимает новую попытку договориться с теми, кто еще верит в возможность силового решения проблем, вставших перед режимом и страной. Новые союзники президента, контролирующие силовые структуры, предпринимают попытки восстановить политический контроль, используя силовые методы[610].

Среди прибалтийских стран в 1987–1988 гг. Латвия была лидером в движении за национальное возрождение и независимость. В 1988–1989 гг. эту роль берет на себя Эстония, с 1990 г. – Литва. Но вне зависимости от тактических различий воля к обретению независимости, реинтеграции в Европу в прибалтийских республиках общая. Стремление к независимости поддерживала значительная часть русскоязычного населения. Попытки М. Горбачева убедить литовскую элиту в необходимости сохранения СССР, предпринятые в 1990 г., были очевидно безнадежными. Оставался только один аргумент, который мог помочь сохранить целостность империи, – это жесткое и решительное применение силы, ресурса, который позволил Советскому Союзу существовать на протяжении десятилетий.

Эта тема на заседании Политбюро весной 1990 г. обсуждалась. Окончательное решение принято не было. Тем не менее в конце 1990 – начале 1991 г. на фоне войны в Персидском заливе, когда внимание стран Запада было отвлечено от происходящего в СССР, часть советской политической элиты решила показать, что силовой вариант решения прибалтийского вопроса возможен. Комментируя использование вооруженных сил в Прибалтике, Генеральный прокурор СССР Н. Трубин говорит в конце января 1991 г.: “И пока в Прибалтике будет продолжаться противостояние, когда мы фактически имеем две милиции, две прокуратуры, гарантировать конституционное решение вопросов нельзя”[611].

Советские газеты так описывают происходившее в Литве в январе 1991 г.: “7 января в Литву были брошены десантные подразделения. 8 января десантники начали действовать. По выражению комментатора программы “Время”, они “взяли под охрану” Дом печати и несколько других объектов в городе. Дом печати брали под охрану с применением огнестрельного оружия. Есть раненые. Все сообщение с Литвой прекращено. Не работает аэропорт, не ходят поезда. […] 7 же января маршал Язов отдал приказ об использовании десантников для обеспечения очередного призыва юношей в армию. Десантники были переброшены в Латвию и Эстонию. Из других регионов (Молдова, Грузия, Армения, Средняя Азия) также идут сообщения о передислокации войск. […] и января председатель Гостелерадио Леонид Кравченко распорядился отключить информационные каналы крупного независимого агентства новостей “Интерфакс”, услугами которого пользовались многие западные журналисты в Москве”[612].

Заведующий Отделом национальной политики ЦК КПСС В. Михайлов 11 января 1991 г. информирует руководство ЦК КПСС о происходившем в Литве: “По сообщению ответственных работников ЦК КПСС (тт. Казюлин, Удовиченко), находящихся в Литве, и января с. г. в г. Вильнюсе взяты под контроль десантников здания Дома печати и ДОСААФ (в нем размещался департамент охраны края), в г. Каунасе – здание офицерских курсов. Эта операция прошла в целом без сильных столкновений. […] В 17 часов по местному времени в ЦК КПЛ состоялась пресс-конференция, на которой заведующий Идеологическим отделом ЦК т. Ермолавичюс Ю. Ю. сообщил, что в республике создан Комитет национального спасения Литвы. Этот Комитет берет на себя всю полноту власти. Размещается он на Заводе радиоизмерительных приборов (директор т. Бурденко О. О.). Комитет принял обращение к народу Литвы, а также направил ультиматум Верховному Совету Литовской ССР, в котором требует немедленной реакции на обращение Президента СССР”[613].

А. Черняев (помощник Президента СССР М. Горбачева) впоследствии говорил М. Брейтвету (послу Великобритании в СССР), что решение было принято по указанию командующего сухопутными войсками СССР генерала армии Варенникова без согласования с М. Горбачевым[614].

Действия силовых структур СССР встречают энергичное сопротивление. Парламенты России, Украины, Белоруссии, Казахстана, Моссовет и Ленсовет осудили произошедшее в Литве. Стачкомы Кузбасса потребовали отставки Президента СССР, роспуска Съезда народных депутатов. Запад, несмотря на кувейтский кризис, сделал жесткие заявления, адресованные советскому руководству. Лучше всего сложившееся положение определил М. Горбачев, сказавший на Сессии союзного парламента: “Дело пахнет керосином”[615].

Тон, которым разговаривают с Москвой западные столицы, становится откровенно холодным. Между тем валютно-финансовые проблемы не решены. Западные кредиты нужны срочно. Советское руководство отступает. Те, кто принимал решения о применении силы, кивают друг на друга в поисках виноватого. Оказывается, что ответственность за произошедшее должен нести начальник Вильнюсского гарнизона.

Ю. Щекочихин так описывает комментарии властей, посвященные событиям в Вильнюсе: “Еще не утвержденный министром МВД СССР, Б. К. Пуго не смог толком объяснить депутатам, что это за всевластный “комитет национального спасения”, который способен вывести на улицы Вильнюса танки, а объяснение министра обороны СССР Д. Т. Язова ничего, кроме оторопи, не вызвало. Сославшись на то, что он сам всех деталей не знает (так как, по его словам, “не был на месте происшествия”) и никакого приказа для танково-десантной атаки не отдавал, он выдвинул свою версию вильнюсской трагедии. Она заключается в следующем: когда избитые возле парламента члены “комитета национального спасения” пришли к начальнику Вильнюсского гарнизона, то их вид так подействовал на генерала, что он отдал приказ захватить телецентр, который непрерывно транслировал “антисоветские передачи”. То есть, по объяснению маршала Язова, кровавая трагедия у телецентра была вызвана эмоциональным порывом одного отдельно взятого генерала! […] И если трагедия в Вильнюсе вызвана действиями одного генерала, то их можно рассматривать как самодеятельный мятеж, за который – как во всяком цивилизованном обществе – военачальник должен быть наказан по закону”[616].