Личные дела - Диша Боуз

Он пожалел, что когда-то влюбился в Сиару. Что любил за ней наблюдать. Если бы Финн не так сильно нуждался в матери, то он бы, может, и сам ее убил.

Теперь она лежала внизу лестницы: кучка переломанных конечностей, смешанных с кровью. Увидев Сиару, Джерри сначала испытал шок, но тот быстро сменился чем-то вроде облегчения. Он попытался найти в себе скорбь, но обнаружил лишь осознание того, что ему не хватало той Сиары, с которой он познакомился. Сексапильной блондинки с широкой улыбкой, стучавшей наманикюренными ноготками по его груди, когда он лежал на ней, лицом к лицу. Раньше они все время так лежали, даже когда просто болтали. Она говорила, что ей нравится, как он давит на ее сердце. Он уже скучал по той Сиаре.

Так было проще, чем делить с ней детей в суде. Никто из трех людей, приходивших в дом, ее не убивал. Как минимум лично. Она сама с собой это сделала. Ей просто нужно было немного помочь.

Джерри наблюдал, как Мишти выбегает из прихожей с рецептом в руке. Он прекрасно понимал, кто его выписал и почему он был для нее так важен. Джерри хотелось, чтобы Мишти использовала его, чтобы доставить неудобство Парту.

Когда она вышла за порог, он переключился на наружные камеры. С одного из ракурсов было четко видно ее лицо. Джерри увидел в ее глазах чувство вины. Она всегда будет нести на своих плечах бремя смерти Сиары. Если бы он приблизил лица Шона и Парта, то увидел бы абсолютно то же выражение. Ему было все равно. Полицейские скажут, что это несчастный случай. Когда токсикологическое исследование покажет следы алкоголя и таблеток у нее в крови, то они могут посчитать это самоубийством. Скоро ему позвонят. Надо придумать, как именно рассказать об этом детям.

Джерри больше не хотелось на это смотреть. Сейчас у него лишь возникало желание все отпустить. Отпустить ее.

Он удалил все записи. Одну за другой. А потом решил поехать домой и убрать камеры.

Глава тридцать девятая

Двадцать девятое сентября

22:42

Лорен проснулась от того, что кровать возле нее прогнулась. Открыв глаза, она увидела, как Шон ворочается, принимая позу эмбриона. От его тела исходил ледяной холод.

Она провела день без Шона, пытаясь обнаружить его в местах, где он обычно был. Его не было на диване. Его книжки с загнутыми страницами валялись по всему дому. Возле его стороны кровати и в ванной стояли кружки с остывшим кофе. В саду на траве она нашла его очки для чтения. Сковородки, в которых он готовил омлеты и блинчики, были чистыми и лежали в кухонном шкафчике. Лорен никогда не подумала бы, что будет скучать по тому, как они, немытые, валяются в раковине. Дети тоже о нем спрашивали. Она сказала им, что он помогал одному другу с переездом.

Сейчас Лорен так хотелось его обнять. Позволить ему увидеть, как она плачет. Они рисковали потерять все, что построили вместе. И все из-за него.

– Лорен, не спишь?

Она почувствовала облегчение.

– Я по тебе сегодня скучала, – ответила она, поворачиваясь к Шону. Лорен не могла скрыть своих чувств.

– Я тоже по тебе скучал. Лорен, прости меня. Прости меня за все.

Она села в постели, взбив подушку позади себя. Шон не шевелился. Лорен заметила, что он зажал ладони между бедер, словно отчаянно пытался согреться.

– За что ты просишь прощения, Шон? По-моему, ты не считаешь, что что-то сделал не так.

– Я не хочу разрушать нашу семью. Не хочу терять детей или тебя. Это мой дом. Я не хочу быть где-то еще.

– Зачем ты это сделал? Почему ты выбрал именно ее?

– Не знаю. Она сама ко мне пришла. Что мне, черт возьми, было делать? Я такой слабый.

– И ты решил, что у вас с ней что-то было? Что-то, что могло бы иметь продолжение?

Продолжая молчать, Шон зажмурился. В полутьме он напоминал всхлипывающего малыша. Лорен так хотелось его обнять. Они бы поплакали вместе.

– Ни одна женщина из тех, кого я знал, с тобой не сравнится, Лорен.

– Но ты продолжаешь свои попытки с другими.

Шон обернулся и зарылся лицом в подушку, а потом обнял кровать, словно она была чьим-то теплым телом.

– Что со мной не так? Я не заслуживаю прощения после всего, что сделал. – Он открыл глаза: они были полны слез.

– Ты ходил к ней сегодня вечером, да? – Лорен скрестила руки на груди. Ей было наплевать, что ногти впивались в кожу. – Ответь мне, Шон. Я хочу, чтобы ты был со мной честен.

– Да, я ходил к ней домой. Хотел сказать ей, что все кончено.

– И что, все и правда кончено? Что она тебе сказала?

– Ничего. И вообще, что бы она ни сказала, это ничего не значило. Да, все кончено.

– Дай-ка мне взглянуть в твое чертово лицо, – сказала она.

Шон театрально взял себя в руки и выпрямился. Он прижал к себе подушку, положив ее на живот и используя как щит. Лорен все еще не могла видеть его лица в темноте. Но теперь он хотя бы больше напоминал взрослого.

– Не хочу, чтобы ты на нее смотрел. Если посмотришь – я ее убью. И тебя.

Он потер лицо рукой и отложил подушку.

– Черт. Ладно. Я больше не буду с ней видеться, Лорен. Честное слово. Мне просто хочется, чтобы у нас все получилось. Давай попробуем? Умоляю. Это больше не повторится.

В голове Лорен крутилась лишь одна мысль: она не смирится с тем, чтобы стать матерью-одиночкой для своих детей. Они будут жутко скучать по отцу, если не смогут каждый день просыпаться рядом с ним. Хотя Шон и пропустил большую часть появления на свет Фреи, он был единственным, кто разделил с Лорен рождение Гарри и Уиллоу. Он сменил большую часть их подгузников. Он вставал ночью каждый раз, когда малыши не могли уснуть. Он был хорошим папой: лучшим, каким только мог стать, и был лучше, чем ее собственный отец.

Возможно, через год ее уже перестанет волновать то, как он ее предал. Так же, как она смогла забыть о Розен и о других женщинах, с которыми он был до и после нее. Она думала, что дети его изменили. Теперь она понимала, что их рождение лишь поставило природу их отношений на паузу.

Лорен надеялась, что именно Сиара положит конец этому циклу.