Грозовой перевал - Эмили Бронте

– Кстати, я хотела кое о чем спросить вас, дядя, – заговорила Кэтрин, вспомнив, о чем когда-то говорила ей про Гэртона служанка. – Он ведь мне не двоюродный брат?

– Самый настоящий ваш кузен по матери, – ответил Хитклиф. – Разве он вам не нравится?

Кэтрин выглядела смущенной.

– Разве он не красивый парень? – продолжал он.

Юная леди пренебрегла правилами хорошего тона, встала на цыпочки и прошептала свой ответ на ухо Хитклифу. Тот рассмеялся, Гэртон потемнел лицом: я поняла, что он очень чувствителен к действительному или мнимому неуважению к себе, так как смутно осознает, что отличается от других в худшую сторону. Но его хозяин и опекун прогнал хмурость Гэртона, воскликнув:

– Тебя юная леди избрала среди всех нас своим фаворитом! Она сказала мне, что ты… словом, кое-что про тебя весьма лестное. Так что, возьми ее под руку и проведи по имению. И помни, держи себя джентльменом! Никаких ругательств, не пялься на девушку как дурак, когда она на тебя не смотрит, и не отворачивайся, когда она удостаивает тебя взглядом. И еще, когда говоришь, произноси слова четко, не части, а заодно вынь руки из карманов. Ну, ступай и развлеки юную мисс, как положено.

Он внимательно смотрел, как молодые люди прошествовали мимо окна. Эрншо совсем отвернулся от своей спутницы и вперился в знакомый до боли пейзаж с интересом чужеземца или художника. Кэтрин бросила на юношу лукавый взгляд, по которому можно было понять, что она от него не в восторге. Она принялась оглядываться кругом в поисках предмета, который мог бы ее развлечь, и танцующей походкой пошла вперед, напевая песенку, раз молодой человек не занимал ее разговором.

– Я заставил парня язык проглотить, – заметил Хитклиф. – Теперь он не отважится сказать ни единого слова! Нелли, помнишь меня в его возрасте? Или когда я был моложе? Я тоже выглядел таким же болваном, таким «дурным дурнем», как говорит Джозеф?

– Еще худшим, – честно ответила я, – потому что вы вдобавок на всех вокруг волком смотрели.

– Он – моя отрада, – продолжал Хитклиф, размышляя вслух. – Он оправдал мои ожидания. Будь он глуп от рождения, я бы не был и вполовину так доволен. Но он не дурак, и я разделяю его чувства, потому что сам их испытывал. Я прекрасно знаю его нынешние страдания, и это – только начало. Потом ему будет еще хуже. Никогда ему не подняться из глубин грубости и невежества. Я вверг его туда быстрее, чем его негодяй-папаша проделал в свое время это со мной, и крепко держу его в этом низменном состоянии. Он заперт в нем надежнее некуда, ибо он гордится своим скотством. Я, и только я, научил его презирать все, что возвышает человека над животным, рассматривать любые проявления человечности как глупость и слабость. Как думаешь, стал бы Хиндли кичиться своим сыном, если бы мог его сейчас видеть? Наверное, гордился бы так же, как я горжусь моим. Но вот тебе и разница между ними: один – все равно что золотой самородок, который употребили на то, чтобы вымостить улицу, а другой – оловянное покрытие, натертое до блеска и долженствующее изображать собой серебро. Мой ничего ценного из себя не представляет, однако я его продвину в жизни настолько далеко, насколько смогу, с учетом его ничтожества. Его сын имеет превосходные задатки, но они даже не под спудом, а потеряны и уничтожены, ибо бесполезны. Мне жалеть не о чем, а ему было бы сейчас очень больно, и мне это известно, как никому другому. И вдобавок ко всему Гэртон просто души во мне не чает, разрази меня гром! Признайся, что и в этом я над Хиндли первенствовал! Если бы мерзавец восстал из могилы, дабы покарать меня за притеснения своего отпрыска, я бы позабавился тем, что натравил бы этого самого отпрыска на его родителя, и сынок отправил бы папашу обратно в ад за то, что тот посмел замышлять против его единственного друга в целом свете!

Хитклиф сатанинским смешком завершил свою тираду. Я ничего не сказала, потому как он и не ждал ответа. Тем временем юный Линтон, сидевший на слишком большом удалении от нас, чтобы слышать отцовские излияния, начал проявлять признаки беспокойства – видимо, теперь он жалел, что из боязни переутомиться отказался от общества своей очаровательной кузины. Его отец заметил тревожные взгляды, которые юноша бросал в окно, и то, как непроизвольно его рука потянулась за шляпой.

– Вставай, лентяй! – воскликнул он с притворным благодушием. – Поторопись за ними! Парочка совсем рядом – они за углом, там, где стоят пчелиные ульи!

Линтон собрал все свои силы и покинул насиженное место у очага. Окно было открыто, и, когда он вышел, я услыхала, как Кэтрин спросила у своего неразговорчивого провожатого, что означает надпись над входной дверью. Гэртон уставился на вырезанные в камне буквы и, как настоящий деревенщина, почесал голову.

– А черт его знает, писанина какая-то! – последовал его ответ. – Я не могу ее прочитать.

– Не можешь прочитать? – воскликнула Кэтрин. – Прочитать я и сама могу, это же по-английски написано. Я хочу знать, почему эту надпись здесь сделали.

Линтон захихикал, впервые за все время оживившись:

– Он у нас неграмотный, – заявил он своей кузине. – Могли ли вы себе представить, сестричка, что на свете существует такой законченный болван?

– А может быть, он немного не в себе? – спросила мисс Кэти совершенно серьезным тоном. – Или, может, он, как говорится, слишком прост? Я уже дважды обращалась к нему с вопросом, и он каждый раз глядит на меня так, как будто не понимает ни слова. Уж я-то его точно с трудом понимаю…

Линтон вновь захихикал и посмотрел с насмешкой на Гэртона, который в эту минуту отнюдь не казался безмозглым дурачком.

– Это все лень, не так ли, Эрншо? – возобновил свои подначки Линтон. – Моя кузина думает, что ты повредился умом. Вот результат твоего презрения к «учености», как ты называешь обучение самым необходимым знаниям. Вы заметили, Кэтрин, какой у него ужасный йоркширский говор?

– Ну и какой, к черту, прок от этой вашей учености? – взревел Гэртон, сразу обретая дар речи при обращении к своему обычному собеседнику. Он уже собирался привести новые доводы, но Линтон и Кэтрин дружно расхохотались в ответ: моя взбалмошная питомица страшно обрадовалась возможности позабавиться на его счет.

– Лучше скажи, какой прок от того, чтобы поминать черта после каждого слова? – подлил масла в огонь Линтон. – Папа запретил тебе сквернословить, а ты не можешь рта раскрыть без того, чтобы не побраниться. Постарайся вести себя как джентльмен! Самое время исправиться!

– Не будь ты скорее слезливой девчонкой, чем парнем, я бы тебя отделал, как Бог черепаху, провалиться мне на этом месте! – убегая, выкрикнул Гэртон в манере простого деревенского парня, каким он в сущности и был, с лицом, горящим от ярости и унижения. Он понял, что его оскорбили, но не знал, как подобает отвечать на такие обиды.