Свидетель или история поиска - Джон Годолфин Беннетт

успеха и отречении от стремления к власти. Постепенно второе «я» побеждало. Всякий раз как я, свободный от желаний, был готов сказать: «Да будет Воля Твоя», ко мне возвращался внутренний мир, но демон упрямства и своеволия был далек от уничтожения. Я мог принять свою судьбу. Но не мог оставить попыток изменить ее. Эта борьба подрывала мои силы.

В то время я проводил свои занятия в Парк-Студио, в доме миссис Примрозы Кодрингтон, полностью предоставившей в наше распоряжение дом и уникальный сад для работы. Здесь мы регулярно занимались гурджиевскими Упражнениями.

Восьмого июня, в день своего сорокасемилетия, я понял, что стал другим. Я мог отказаться от стремления к власти и наконец попытаться быть терпеливым. Это звучит просто, но терпение и покой были столь чужды моей натуре, что я чувствовал себя разорванным на части. В начале июля мне сообщили, что если я уйду в отставку как директор Британской научно-исследовательской ассоциации по утилизации угля, то получу существенную компенсацию и смогу взять с собой собственные разработки по пластичности угля. Мы с женой приготовились покинуть Кумб Спрингс, где прожили менее двух лет, но чувствовали себя как дома. Мы одни отправились в Лэнгдейл, договорившись, что группа присоединится к нам через неделю. Несмотря на свои семьдесят лет, жена оставалась деятельной и подолгу гуляла со мной. Я писал последнюю главу книги о Системе. Предметом главы было Спасение, которое я понимал как освобождение человека от сил, привязывающих его к низшей природе.

Мы наслаждались редкой радостью быть только вдвоем; с меня упало напряжение всего предшествующего года. Я был спасен от вовлечения на путь, где я не нашел бы ни мира, ни духовного благополучия.

Семинар в Лэнгдейле тем летом всем нам доставил массу удовольствия. Мы вырвались из Лондона, не только избавились от воздушных тревог и военных ограничений, но и от напряженной атмосферы, вызывающей вражду и непонимание. Ослабевшая за последние месяцы связь с осознанием Присутствия Божественной Любви вернулась ко мне. Появлялась надежда, что я стану менее сконцентрированным на себе и менее упрямым. Насколько же мало я мог предвидеть!

В то время ситуация в мире представлялась довольно мрачной. Приливы злобы распространялись по всему миру, и, казалось, поиск духовных ценностей перестал вести жизнь людей. Я вернулся к мысли построить ковчег, в котором человек мог бы освободиться от всех своих деструктивных побуждений, это казалось мне жизненно необходимым.

Мы вернулись в Кумб Спрингс 20 августа. Мои планы определились: как можно скорее уволиться из Ассоциации, основать Институт психокинетических исследований и подготовиться к возвращению в Кумб Спрингс в 1946 году. Однако меня ожидал сюрприз. Я был приглашен на встречу с директором одной из крупнейших промышленных компаний, где мне предложили занять пост научного советника при правлении и более высокую зарплату, чем я когда-либо получал. Работа означала отъезд из Лондона, и подразумевалось, что она займет все мои силы и время. Я должен быть подписать соглашение минимум на пять лет. Мне намекнули, что при успешном развитии событий я могу надеяться в дальнейшем занять место ведущего директора. Перспектива стать «капитаном индустрии» бальзамом излилась на мою раненую гордость. Объявление об этом назначении восстановит мою честь, подорванную деятельностью Британской научно-исследовательской ассоциации по утилизации угля.

Вернувшись, я обрушил эту новость на свою жену. Она выслушала мой рассказ и спросила: «Почему же ты колеблешься? Разве тебя интересуют деньги и положение? Это единственное, для чего следовало бы принять это предложение. Тогда ты не сможешь достичь ничего из того, чего бы тебе действительно хотелось». Я мог бы и не спрашивать, поскольку уже сам все решил. Это был не мой путь. Помню, как я пытался выяснить истинные причины своего отказа. Было бы неверным утверждать, что меня не интересуют деньги и положение, хотя бы как свидетельство успеха. Люди, предложившие мне новую работу, были мне по душе, и я бы мог с ними поладить. Мне было всего сорок семь лет, и лет через десять я все еще мог надеяться заняться тем, чем мне хотелось.

В действительности, не было твердых аргументов ни за ни против. Я просто знал, что это не для меня. Как только я отклонил это предложение, пришло следующее. На этот раз предлагали работу над одним угольным проектом, который поддерживали две сильные промышленные группировки. Я мог остаться в Лондоне и выговорил себе условие частичной занятости. Я согласился.

В октябре я договорился с адвокатами миссис Хвфа Уилльямс о нашем возвращении в Кумб Спрингс после войны. С помощью членов моей группы я заплатил часть требуемых денег. Мы с женой восемнадцать месяцев прожили в Парк-Студио. Глава была окончена. Переживания последних двенадцати месяцев оказались крайне неприятными. Я совершал грубые ошибки и сполна платил за них. Пятого октября я писал: «В течение года я проходил через период очищения и пришел к полному осознанию своей слабости и неумения контролировать себя, равно как и собственную жизнь».

Начинала сказываться усталость, накопленная во время войны. Я решил посвятить ближайшие полтора года подготовке и надеялся, что мне удастся не взваливать на себя обязательства, которые я не смогу выполнить.

Глава 18

Знаки и знамения

В первый день нового 1945 года я решил честно подвести итоги своей жизни. Прошло четверть века с тех пор, как моя первая жена, Эвелин, приехала из Турции в Англию, чтобы дать жизнь нашей дочери. С того времени моя жизнь приобрела новое направление. Я завел связи, приведшие меня к знакомству с Сабахеддином, Успенским и Гурджиевым и ко второму браку. Все прошедшие годы с их разнообразием событий объединялись общей идеей работы над собой для достижения более высокого уровня бытия. Я никогда не сомневался в возможности такого достижения, как и в том, что ключом к нему служит система Гурджиева в передаче Успенского. И это была не теория, захватившая мое воображение, а убеждение, подтвержденное моим опытом. Но теперь, спрашивая себя, чего я достиг, я не мог найти никаких позитивных изменений. Конечно, я сильно изменился, но приобрел ли я хоть что-нибудь, что нельзя было бы отнести за счет естественного созревания человека, живущего полной событиями жизнью? Я записывал свои соображения на этот счет и, читая их сегодня, вижу, что неуверенный в собственном прогрессе, я, тем не менее, был убежден в изменении моей жены. Но в ее случае их можно было отнести за счет почти смертельной болезни семь лет назад и исцеления, открывшего ей тайны жизни и смерти.

Успенский убедил