2 - Герой - 2 - Сергей Антонов

— Маллиган, отзовись-ка, есть к тебе дело. Я тут поблизости. Пеленг на луче. И не бойся, мы тут одни с тобой, миленький. Дублин помнишь?

Суд Тычку Егор по рангу и праву мог творить и в необорудованном для того помещении, никаких противопоказаний также не имелось к лесной поляне, броне танка у дороги; и время суток могло быть любое; но коль скоро «Шатер» оказался под рукой, а на «Шатре» имелось специально оборудованное помещение, то Тычку Егор творил суд именно тут; таким образом, закон мести соблюдался даже в незначительных и необязательных деталях.

Маллиган не сопротивлялся. Препирательства по радио и грозное шевеление в орудийных портах «Скорпиона» мгновенно прекратились, как только Тычку Егор показал Маллигану заложницу. Тычку Егор и сам не ожидал подобной эффективности демонстрации Энди, — Тычку Егор оказался достаточно воспитан, он набросил на нее, все еще спящую, плед, — она была пристегнута к дивану в каком-то подсобном помещении «Шатра», на мониторе Бык очень хорошо разглядел цианидовую гранату в изголовье дивана, с мигающим в режиме «жду» индикатором взрывателя, а дистанционку в руке барона Бык представил легко и как-то сразу не засомневался в настрое барона при необходимости гранату взорвать, с последующей вентиляцией помещения.

"Шатер" пристыковался к запасному порту «Скорпиона», Бык, как был голый, с полотенцем вокруг чресел, пройдя унизительную процедуру автоматического обыска в шлюзе цыганского истребителя, самостоятельно надевши в шлюзе же на запястья радиоуправляемые магнитные наручники, явился в зал суда, угрюмый, подавленный и, в общем, ничего не понимающий. Генштаб, что ли, цыгана нанял, думал Бык. Ну не мстят же мне за "Три Поросенка", сколько лет прошло, да и не я первый начал… Впрочем, Тычку Егор, нарядившийся поверх атласного костюма в черную тогу и черную шляпу с пластмассовыми драконьими зубьями на тулье под резинкой, поспешил развеять недоумения Дона как можно скорее.

Вид барона, обстановка, поразили воображение Дона, но, к счастью, ненадолго, причем Тычку Егор сам испортил впечатление. Да, барон был весь огромный, толстый, с такой бородой, о какой Маллиган всю жизнь мечтал, с веселыми глазами навыкате, белоснежным крупнозубым оскалом в недрах подносных зарослей, и был барон желто-ало-черно-блестящий, переливающийся в таинственном мрачном свете огненных софитов, в сапогах со скрипом и гигантским никелированным скорчером на коленях; сидел барон в кресле — хочется сказать «пьедестале» — со спинкой под потолок… — Тычку Егор был в душе актер, и мизансцену выстроил гениально, а десять регистраторов снимали происходящее в трех разных спектрах, но под губой барона, в бороде прятался микрофон и голос его, внезапно раздавшийся под сводами зала суда подобал грому, но — невдомек барону — именно он, долженствующий окончательно подавить преступника величием правосудия, начисто испортил Быку впечатление, ибо был неотстроен, точнее, ужасно отстроен, грязно, в средненизком горизонте, без низкой оттяжки хрипа… Бык успокоился баллов до трех.

— Встаньте передо мной, лицом ко мне, в центре зала, на круг! — пророкотал барон и указал стволом скорчера. Бык повиновался, круг был подмагничен, Бык потерял физическую свободу. Он молчал, ожидая продолжения. Над плечом барона висел монитор с Энди в кадре. Дон уже приговорил цыгана к смерти, единственное, чего он не мог еще сообразить, как это у нас цыган оказался гуманоидом, блестящие от слизи волосатые головогруди с золотыми якорными цепями поперек производили, помнится, гораздо большее впечатление.

— Хотите ли вы сказать что-то суду? — прогремел барон далее. — Признаться в содеянном?

— Ну нормальные вопросы вы задаете, — ответил Бык. — Вы бы хоть объяснили бы, что тут происходит, а потом спрашивали. Впрочем, виновным я себя не признаю ни в чем.

— Вам придется понять, Маллиган, что идет суд, вы преступник, и повинны смерти.

— Если это суд, то я еще не преступник, — заявил Маллиган нагло. — Приговора не было. Если приговор уже вынесен, то это не суд, а судилище. Слушайте, господин цыган, объясните мне, будьте любезны, в чем дело? И где мой адвокат?

— Ну, значит будем делать все по правилам, — с некоторым сожалением сказал барон тоном ниже. — Время-то есть, но чего тут рассусоливать, миленький, я не понимаю… Виноват? Мужчина? Ну так прими смерть достойно, раз правосудие настигло, что тут мудрить?.. Нет?

— Нет, — решительно сказал Маллиган. — Давайте по правилам. Как мне вас называть? Ваша честь?

— Зови меня — судья, убийца невинных, — сказал Тычку Егор. — Ну, хорошо. Тогда приступим. Протокол открыть, — скомандовал он и повинуясь команде, электронная крыса в недрах канцелярского компьютера торопливо заскрипела световым стилом.

— Так, в чем я обвиняюсь, судья, и на каком основании судья — вы? — с выражением осведомился Бык. У него подрагивали коленки, но он держал себя в руках.

— Ты обвиняешься в тягчайшем преступлении, какое только может совершить гуманоид, — ответствовал с выражением же Тычку Егор. — Одиннадцатого августа триста пятидесятого года ты, Маллиган, выстрелом из скорчера лишил жизни уважаемого ромала гнезда Нукъюта. Раз. Факт смерти от руки гуманоида навеки опозорил гнездо и вместе с ним весь род цыганский. Два. Спутники убитого ромала были арестованы и вынуждены сотрудничать с полицией Дублина, опозорив себя и свои гнезда. Три. Мной, Тычку Егором, бароном мести третьим всех гнезд, было проведено следствие по делу. И я не обнаружил никаких смягчающих обстоятельств для тебя. Четыре. Ты, гуманоид, убил высокого ромала из своих расистских убеждений. К такому выводу пришло следствие. Это тягчайшее преступление для гуманоида. Карается смертью. Тебе еще повезло, ибо по законам мести ты будешь казнен адекватно. На Дублине тебя бы поджарили. Что ты еще хотел узнать? А! По какому праву… Да. Я — барон мести третий всех гнезд расы. Пусть тебя не обманывает, что я выгляжу как полный гуманоид. Я цыган, я обладаю правом мстить. Я судья тебе по праву мести. Доступно, миленький?

— Так это все из-за Дублина?! — сказал Дон. — Тьфу! Я-то думал… Высокий судья! Я имею заявление. Прошу занести его в протокол. Я не признаю себя виновным ни по одному из предъявленных мне обвинений. Далее по пунктам: первое. Да, я, Маллиган Дон, одиннадцатого августа триста пятидесятого года выстрелом из скорчера убил цыгана. Но, высокий судья, но! Право каждого гражданина Галактики, несмотря на его расовую принадлежность, на самозащиту — священно. Я оборонялся. Второе. Никакого отношения к сотрудничеству спутников погибшего ромала с властями Дублина я не имею. Их честь, их совесть. Поскольку я не признаю себя виновным в злоумышленном убийстве, я не могу быть причиной их предательства. Третье. Или четвертое?

— Третье. И немного не по порядку. Но продолжай изворачиваться.

— Прошу занести в протокол слова высокого судьи, свидетельствующие о предубежденности суда! — сказал Дон. — Далее. Прошу у суда защиты от обвинений меня в расизме. Вот так.

— К сожалению, как лично проводивший следствие по делу, вынужден объявить на суде — нет никаких оснований считать убийство высокого ромала убийством в целях самообороны. Ты сам, Маллиган, можешь доказать свои слова?

— Послушайте, высокий судья, — сказал Маллиган. — У вас есть детектор лжи, или нет? Простейший ментограф? Или здесь не суд, а судилище?

Вопрос неожиданно поставил Тычку Егора в тупик.

— Ай, миленький, как же ты жить хочешь, — с удивлением произнес он. — Странные вы существа, люди. Я так понимаю, ты требуешь доследования? С применением специальной аппаратуры?

Бык утвердительно фыркнул.

— Надо разобраться, — решительно сказал он. — Тот говорил, что я расист, вы говорите — издевательство какое-то. Морду бить надо за такие слова! — заорал Маллиган, рассвирепев. — Невест в заложники брать — это вы да, мастера!

— Я никогда не воровал людей, — оскорбился Тычку Егор. — Я барон-мститель, я мщу, я убиваю, — но я никогда не воровал людей, Маллиган! Но если под рукой оказалась — почему нет?

— Странные вы существа, цыгане! — заявил Маллиган. — Так мы будем языками молоть, или дело делать?

Барон захохотал. Он поднялся, спрятал скорчер под тогу. Открыл стену зала суда и выкатил лабораторный столик с точечным ментографом.

— Маллиган, берегись, если ты хоть слово соврал, — казнь ужесточится стократно, — предупредил он. — Ложь — тягчайшее преступление. Мужчины не лгут.

— Давай-давай, — не сбавляя накала сказал Дон. Барон пожал плечами, протянул от столика к Дону кабель, нацепил Дону на бритую голову приемник, включил ментограф и вернулся на место. С монитора исчезла Энди и появился график.

— Рассказывай, Маллиган. Закрой глаза.

Дон закрыл глаза, помедлил, увидел перед собой вечерний Столичный Дублин, — как Дон выходит из "сто пятого" автобуса, — а от остановки до фасада Административного Управления Космопорта «Макморра», к которому сбоку пристроен ресторан, идти всего ничего — минут десять… В руке мягкая толстая ручка кофра, а с плеча свисает сумка с концертным костюмом, и мир прекрасен, а Бык молод…