Юрий Звенигородский - Вадим Полуян

Юрий же думал о сыне. Упоминание о хане отвлекло его:

— На врага надеяться?

Константин возразил:

— Улу-Махмет, как я думаю, не разбойник. Мурза с царевичем поступили по своей воле. Оба будут наказаны.

— Наказаны! — откликнулся Юрий. — Нет, это я наказан!

Младший брат изложил свое предложение:

— Возвращайся в Галич, проси у племянника мира на год. Бояре по нежеланию воевать уступят. Уговорят Софью с Наримантовым. Временщик, хотя и воинствен, однако любая битва — палка о двух концах. Требуй третейского суда. Не найдешь судью лучше Улу-Махмета. Такой выход увлечет всех: ордынец будет иметь случай мирно вмешаться в жизнь непокорного русского улуса; Софья с сыном удвоят посулы мурзам и бекам, чтобы великокняжеская казна затмила твою, удельную; Витовт поскрипит зубами, да стерпит…

— А я… чем я одолею? — перебил Юрий.

— Сильными мира сего, — молвил Константин. — Есть твои верники близ великого хана?

— Есть, — вспомнил Юрий Кавергу с Ширин-Тегиней. Оба, он слышал, крупные люди в Больших Сараях. Первый — темник, второй — беклярибек.

— Сейчас главное — не спешить, — развивал свою мысль младший брат. — Время на твоей стороне. Витовт делами силен, а годами слаб. Того и гляди помрет. Новые лица, обретшие силу при малолетнем великом князе, вызывают неприязнь старых. Со временем это во что-то выльется. Между тем твоя рать может увеличиться. При двух равных противоборных силах боярам будет из кого выбирать.

Юрий обеспокоился:

— Ты-то с чем сейчас возвратишься? Настиг, да отпустил. Пособник!

Константин пощипал ус:

— Литвин так мне и скажет. А у меня — отговорка: весенний разлив Суры. Нет способа в переправе. Оно отчасти и так. Но с тобой мы пришли к договору: ты, замирившись, уходишь в Галич, якобы распускаешь рать, просишь годовой передышки…

Юрий Дмитрич в раздумье походил по низкому берегу. Сура была мутной, текла беспокойно, от нее исходили холод, неприязнь. Не хотелось не только касаться такой воды, даже плыть по ней на дощанике. Младший брат совершил это ради старшего.

Константин на виду у московлян с галичанами как встретился, так и простился с мятежным братом крепким объятием.

По его отплытии князь призвал Вепрева:

— Срочно шли гонца в Галич. Скорейшим гоном, на сменных. Пусть узнает: где мой младший сын Дмитрий? Пусть нарочные о поисках ежедневно сообщают мне один за другим, немедля! Княгине об этом — ни полсловечка!

Галич встречал своего князя уныло. Юрий вернулся, как возвращаются на щите: без трубных звуков, без военной добычи, почти без войска. Вятская тысяча ушла еще с пути к себе в Хлынов. Галичские ратники были распущены по домам, едва оказались в родных пределах. Княжеский въезд никем не приветствовался. А князь был весел: еще за озером, в селе Пасынкове, встретил его младыш Дмитрий, живой, невредимый, давно прибывший с Ватазиным из лесов. С коня он пересел к матери в кибитку, дабы поведать ей о татарском набеге.

Когда Юрий Дмитрич в виду города заглянул при остановке к супруге, Анастасия весело сообщила:

— Митенька говорит: татары без нас тут набедокурили. Да, слава Богу, ушли, с чем пришли.

Остались позади выгоревший посад, земляной вал. Поехали разоренными улицами. Колокола не трезвонили, большие барабаны-набаты не били. Толпы не высыпали навстречу, хотя на Торговой площади изрядно собралось глазеющего народу. Взирали на прибывших мрачно. Лишь один бородач в заломленном колпаке одиноко крикнул:

— Князю Юрию слава!

Показалось: лицо этого человека знакомо. Однако вспоминать не хотелось. Мысли — не в прошлом, а в будущем, которое выглядело как небо с наплывающей тучей.

Пришлось задержаться в воеводской избе. Поезд проследовал в кремник, а князь должен был выслушать донесение тиуна Ватазина. Тот говорил долго, — откуда слова брались? — хоть ничего существенного, чего бы Юрий не знал от брата Константина, не сказал.

В кремнике пришлось поблагодарить каждого из ближних сподвижников за напрасно претерпенные тяготы. Для пира повода не было.

Князь обратил внимание на отсутствие Бориса Галицкого. Оказывается, тот умчался вперед еще загодя, проверить готовность княжего терема к приезду хозяев. Вместо него неожиданно и уж совсем неприятно пред княжьи очи предстал, — тьфу на него! — даже в голову не могло такое взбрести! — Елисей Лисица. Его, пешего, подвел к княжескому коню Асай Карачурин.

— Прости, Гюргибек! Смени гнев на милость, не поставь во грех, обороти в смех, — и прочие, обычные в таких случаях, русские выражения лопотал татарин, подталкивая перед собой когдатошнего спасителя, затем врага, а ныне, похоже, друга.

— Лазутчик? — невольно отпрянул Юрий Дмитрич.

— Ты знаешь меня, господине, не только в такой ипостаси, но и в других, лучших, — молвил Елисей. — На службу к тебе пришел. Литовским выходцам служить не могу.

Князь велел Асайке-оружничему обустроить Лисицу и привести для беседы по первому требованию.

В своем тереме, наскоро сходив в баню, Юрий отправился на шум голосов в Столовой палате, где уже собрались все домашние.

— Боже мой! Как это могло статься? — услышал, еще не переступив порога, голос Анастасии.

Каково же было изумление Юрия Дмитрича, когда за столом он узрел того самого бородача в заломленном колпаке, — сейчас, конечно, простоволосого и седого, — которого видел на площади кричащим своему князю «славу».

— Ты кто?

Галицкий, восседавший рядом с юными Юрьевичами и своим братом Федором, высоко поднял брови, передернул стрелками усов:

— Ужли не опознал, господине, давнего слугу, воскресшего из мертвых, Глеба Семеновича?

Сразу вспомнился неудачливый участник переговоров в Хлынове, плохой воитель в Заволочье, исчезнувший где-то среди северных рек. Думалось, убит язычниками.

— Глеб Семенович нам поведывает свои злоключения, — оживленно сообщила Анастасия.

Князь был рад хорошему настроению измученной походом княгини. Благосклонно выслушал краткую повесть, подробно рассказанную до его прихода. Оказывается, Глеб попал не к язычникам, а к ушкуйникам, проще говоря, разбойникам. Перебив его четверых товарищей, тати восхитились воинской ловкостью пятого и взяли к себе в ватагу. С ними незадачливый муж попал в Господин Великий Новгород в самый разгар очередной распри между Софийской и Торговой сторонами. Вящие люди софийцы поднялись на посадника Есипа Захаринича, ворвались к нему во двор, хоромы разверзли и разметали, зазвонили в вечевой колокол. Есип убежал за реку в Плотницкий конец. Вся Торговая сторона встала за него. Начали новгородцы друг друга лупить, перевозчиков через Волхов бить, и их суденышки рассекать. Тут-то увидел с торгового берега Глеб Семеныч, как сбросили с моста в реку с камнем на шее какого-то человека. Кинулся в реку, нашел утопленника, освободил от камня, разрезав веревку ножом, откачал нахлебавшегося и спрятал в своей каморке в урочище Нередицах на Торговой же стороне. Спасенным оказался то ли колдун, то ли волхв прозванием Мина Гробов.

— Ох! — испуганно вскрикнул князь.

Болярец, приписав испуг упоминанию о колдуне, продолжил:

— Той же осенью пошли мы Волгою в десяти лодьях. Болгары отделались откупом в триста рублев. К Большим Сараям подходили уже в пятьдесят лодей. Атаманом был смолянин прозвищем Прокофий. Гостей-христиан грабили, гостей-басурман грабили и убивали. Под Сараями в битве Прокофий пал костью. Выбрали на его место Рязана. Пришли в город Хазиторокань или по-нашему Астрахань. Говорят, в старину он именовался Хазарем. Тамошней землей после хазар владели ясы от устья Волги и до Дербента. Оставив лодьи, вошли конными в страну, именуемую у нас Грузией. Местичи же свое отечество называют Картли: по имени Картлоса, праотца, сына Ноева. Для персиян эта страна — Гургистан. Для дагестанцев — Гуржем. Для греков — Георгия. По имени великомученика Георгия, коему Бог поручил защищать здесь живущих. У Картлоса было шесть сыновей: Мцхетос, Кахос, Бардос, Кавказос, Лесгос, Егрос, их именами зовутся разные тамошние пределы. Отчего родилось имя Кабарды, куда мы потом попали, не знаю. Некогда она принадлежала грузинским царям, исповедывала христианство, истребленное после татарами.

Застолье, благодаря Глебу-путешественнику, затянулось.

— Расскажи, как сюда вернулся, — попросил утомленный князь.

— Благодаря все тому же волхву Мине Гробову, — не утерпев, вставил прежде осведомленный Борис Галицкий.

После этого Юрий Дмитрич ни разу не перебивал рассказчика.

Выяснилось, что по возвращений в Новгород уставший от кровавых дел Глеб решил отстать от ушкуйников. Разыскал старого волхва — своего спасёныша. Тот уж оправился от купания в Волхове и жил справно. Он-то посоветовал идти в Галич к князю Юрию: попадет-де со временем бывший удельный боярин в состав боярства великокняжеского. Такому пророчеству Глеб не поверил, но решил совету последовать, тем более что во Пскове и Новгороде стала свирепствовать моровая язва, завезенная из Ливонии. Возникал синий или багровый пузырь на теле. Синий обещал на третий день смерть. Багровый же выгнивал, и недужные оставались живы.