Север и Юг - Элизабет Гаскелл

– А плохие – это те, когда вам отказывают в работе, верно?

– Да. Плохие слова – это когда говорят: «Ага, дружок! Ты был верен своим правилам, а я буду верен моим. Ты делал все, что мог, для своих товарищей, когда им требовалась помощь. Ты выражал верность рабочему классу. А я буду защищать мой социальный класс. Ты оказался в дураках, потому что не понял, как нелепо быть преданным глупцом. Поэтому иди к черту. У меня не будет для тебя работы». Это плохие слова, и их много. Но я не глупец, а если когда-то и был им, то люди, после их вывертов, научили меня мудрости. Я быстро учусь, когда мне дают уроки.

– Но разве не стоило прийти к вашему прежнему хозяину и спросить, не захочет ли он взять вас на работу? – поинтересовался мистер Хейл. – Пусть шанс невелик, однако, может, что-то и получится.

Хиггинс снова вскинул голову и, бросив взгляд на собеседника, разразился злым смехом.

– Мистер, только без обид. Можно я задам вам два вопроса?

– Да, – ответил мистер Хейл. – Всегда пожалуйста.

– Я думаю, вы как-то зарабатываете себе на хлеб. Люди редко живут в Милтоне ради удовольствия, если могут поселиться в других местах.

– Вы совершенно правы. У меня имеется небольшой доход от личной собственности. Но я переехал в Милтон для того, чтобы стать частным учителем.

– Чтобы учить людей. Хорошо. Но они ведь платят вам за обучение?

– Да, – с улыбкой произнес мистер Хейл. – Я беру за обучение плату.

– А эти ученики говорят вам, что нужно делать с деньгами, которые они дают вам за ваш честный труд?

– Конечно нет!

– Они не говорят: «Мы знаем, что у вас имеются братья и близкие друзья, нуждающиеся в деньгах для целей, которые вы с ними считаете верными. Но вы должны пообещать нам, что не дадите им ни одного пенни. Сейчас вам кажется, что, поддержав их деньгами, вы совершите хорошее дело. Однако мы считаем это неправильным. И если вы потратите хотя бы монету на помощь вашим друзьям, мы разорвем с вами все отношения». Они не говорят вам такого?

– Нет, конечно нет!

– Что бы вы сделали, если бы ваши ученики поставили вам такое условие?

– Я задумался бы о том, стоит ли мне подчиняться такому жесткому диктату.

– Никакое принуждение не заставило бы меня покориться условиям, нарушающим мои права, – сказал Хиггинс. – Но вы поняли меня и попали в самое яблочко. Хэмпер, мой прежний хозяин, заставил своих рабочих подписать обязательства. Он заставил их поклясться, что они больше не будут помогать Союзу и поддерживать бастующих людей, чтобы спасти их от голодной смерти. Фактически, оказав давление и получив необходимые обещания, Хэмпер превратил своих рабочих в лжецов и лицемеров. Однако их грех ничтожно мал в сравнении с преступлением жестокого хозяина, который заставляет человеческие сердца быть черствыми, не позволяя им делать добро своим сородичам, когда это нужно, и мешая правому и справедливому делу. Однако я не отрекусь от совести ради какой-то работы, пусть даже ее мне даст сам король. Я – член Союза, а это единственная организация, которая отстаивает права рабочих. Мне не раз доводилось быть забастовщиком, и я знаю, что такое голод. Поэтому, если я получу шиллинг, я отдам шесть пенсов в казну Союза. Хотя сейчас мне негде заработать этот шиллинг.

– Неужели такие обязательства против поддержки Союза теперь требуются на всех фабриках? – спросила Маргарет.

– Точно не знаю. Это их новая затея, хотя я думаю, что никакие бумажные обещания не приведут ни к чему хорошему. Сейчас их принуждение действует на людей, но постепенно они поймут, что тирания порождает лжецов.

Наступила небольшая пауза. Маргарет не решалась задать вопрос, который волновал ее. Девушке не хотелось раздражать и без того слишком мрачного Хиггинса. Но в конце концов она заговорила. Мягкий тон девушки и ее смущенная манера показывали, что она не желает поднимать неприятные темы.

– Помните, как бедный Бушер назвал Союз жестоким тираном? Кажется, он сказал, что это худший тиран из всех возможных. И в тот момент я согласилась с ним.

Ее слова не расстроили Николаса, но ввели его в небольшое оцепенение. Прошло какое-то время, прежде чем он ответил. Мужчина снова опустил подбородок на ладони и задумчиво посмотрел на огонь. Маргарет не видела его лица.

– Я не отрицаю, что Союз иногда принуждает людей выполнять свои требования. Но это ради их блага! Я говорю вам правду. Рабочий человек ведет ужасную жизнь, если он не состоит в Союзе. Однако как только он входит в ряды организации, о его интересах начинают заботиться многие люди. Только объединившись вместе, рабочие могут отстаивать свои права. Чем больше численность Союза, тем больше шансов у каждого члена найти справедливость в своей жизни. Правительство заботится о глупцах и безумных: если какой-то человек ведет себя странно и причиняет неудобства своим соседям, властные органы подвергают его проверке, хочет он того или нет. То же самое мы осуществляем в Союзе. Мы не можем посадить упрямого рабочего в тюрьму, но наша организация способна сделать его жизнь невыносимо тяжелой. Он все равно будет вынужден вступить в наши ряды – даже вопреки себе. Бушер всегда был глупцом, но нет ничего хуже глупца, который верит в свою исключительность.

– Он причинил вам вред? – спросила Маргарет.

– Да, причинил. Общественное мнение было на нашей стороне, пока он со своими подельниками не начал бунт и не пошел на нарушение законов. Его действия привели к окончанию забастовки.

– Тогда зачем вам нужно было привлекать его в Союз? Если бы вы оставили его в покое, он ничем не навредил бы вам. А так вы довели его до безумия.

– Маргарет, – тихо произнес мистер Хейл.

Увидев, как нахмурился Хиггинс, он решил предупредить ее о возможных осложнениях.

– Ваша дочь нравится мне своей прямотой, – внезапно сказал Николас. – Она ясно выражает свои мысли. Но при всем своем уме она не понимает, что Союз – великая сила. Наша единственная сила! Недавно я читал стихотворение о том, как плуг срезает маргаритку, и слезы лились из моих глаз, хотя обычно меня не заставишь всплакнуть даже по серьезным причинам. Однако я вам гарантирую! Пахарь никогда не остановит плуг, как бы ему ни было жаль маргаритку. Им управляют не чувства, а здравый смысл. Плуг Союза тоже вспахивает землю для будущего урожая. Такой человек, как Бушер, разумеется, не маргаритка, а скорее сорняк, который надо было срезать под корень. Я очень зол на него, поэтому не могу сейчас говорить о нем справедливо. Но я с удовольствием смял бы его плугом.

– Почему? Он снова сделал что-то плохое?

– Конечно, сделал. Этот парень всегда был творцом неприятностей. Сначала этот идиот взбесился и подбил людей на бунт. Затем он спрятался в какой-то дыре, где и сидел бы сейчас, если бы Торнтон продолжал преследовать его как зачинщика беспорядков. Но Торнтон, по неведомым мне причинам, отозвал исковое заявление, и через некоторое время Бушер прокрался в свой дом. День или два он и носа оттуда не высовывал. Наверное, ему было стыдно. А затем куда, вы думаете, он направился? К Хэмперу! Черт бы его побрал! Он шел на фабрику с таким приторным лицом, что меня чуть не стошнило от его вида. Бушер шел просить работу, хотя прекрасно знал о новом правиле – о клятве не давать Союзу и пенни на помощь голодающим забастовщикам. Скажите, почему, когда он голодал, Союз помогал его семье? А тут он шел, готовый клясться и подписывать любые правила, готовый рассказать фабрикантам все, что ему было известно о наших планах! Стопроцентный Иуда! Но я признателен Хэмперу. В свой смертный час я поблагодарю его за то, что он выгнал Бушера и даже не стал слушать его – ни одного слова! Хотя люди, стоявшие рядом, рассказывали, что предатель плакал, как ребенок.

– Это ужасно! – воскликнула Маргарет. – Мне жаль его! Хиггинс, я не узнаю вас сегодня. Разве не вы сделали Бушера таким, затащив его силой в Союз? Он с самого начала был против, но вы навязали ему свою волю!

– Ах, вот как! Значит, Союз сделал его таким? А кем он был?

Внезапно с улицы донеслись приглушенные ритмичные звуки, привлекшие к себе их внимание. Голоса соседей во дворе затихли. Шаги под окнами замерли или, точнее, начали медленно перемещаться к воротам. Послышался отчетливый топот, который рассек образовавшуюся тишину и проник в дом Хиггинса. То была размеренная поступь людей, переносивших тяжелую ношу. Словно по сигналу, Николас, Маргарет и мистер Хейл бросились к двери. Их влекло во двор не любопытство. Это был священный порыв.

Шесть человек шли посреди узкой дороги – трое из них полицейские. Они несли на своих плечах снятую с петель дверь, на которой лежало тело мертвого мужчины. С каждой стороны двери что-то постоянно капало. Вся улица вышла посмотреть на это зрелище, уже сопровождавшееся небольшой процессией. Многие люди приставали к носильщикам с расспросами, и те неохотно давали ответы – слишком часто им приходилось рассказывать одну и ту же историю.