На троне в Блабоне - Войцех Жукровский

И Каська послушно переписывала строфы круглым детским почерком. Иногда поглядывала на меня исподлобья, будто какой-то свой план придумывала.

Только Мумик носился по садику, буйствовал в пушистом снегу, валялся, потявкивал, как бы приглашая невидимую собачку поиграть вместе.

Когда мы ранними сумерками выходили из гостеприимного дома, я положил посередине стола ветку ели, горстку пахучего сена и поставил блюдечко с гостией. Старушка сердечно обняла нас, украдкой вытерла слезу, словно провожала на опасное дело.

— Благослови вас боже! — шепнула она, сунув мне в карман маленький сверток. — Это подарок Мумику от моей Гагуськи.

— А мы вам желаем доброго здоровья и тех малых, повседневных радостей, которые не ценим до тех пор, пока их не станет…

За воротами Каська дернула меня за рукав:

— А что она дала? Покажи! — и добралась до сверточка. Из бумаги выскользнул красивый ошейник из красной кожи, набранный медными заклепками. Остался, верно, от ее собачки. И нам обоим сделалось стыдно — со своими делами мы совсем забыли о подарке для нашей хозяйки. А она помнила.

— Папа, ты подбросил еще и лебедей, они же истиранят ее. Представляю, как бы нас мамуля просветила насчет таких жильцов на всю зиму, — попрекала Кася.

— А что мне с ними делать? Вижу, тебе домой невтерпеж, так за чем дело стало? Бери пса — и брысь! Будешь мне тут зудеть над ухом!

Установилась недобрая тишина, характерец и у меня, и у Каси имеется. Каська в меня: порывистость и своеволие в сочетании с упрямством дают смесь взрывоопасную. В других условиях я, возможно, назвал бы черты эти постоянством, готовностью защитить слабого, верностью избранным принципам. Но сейчас, само собой разумеется, вернуться домой невозможно, я предал бы товарищей. Хотя и понимал мрачные Касины взгляды. Отправилась сюда за мной, обещала привести на рождество.

Надутая, отстала на полшага. Под мышкой несла довольно большую коробку с елочными украшениями. Охотно пошла бы впереди, да не знала, какой дорогой я поведу к черной громаде замка с заново покрытыми кровлями. Мумик беспокоился, обегал нас вокруг, словно магическими кругами старался помирить нас. Умный пес чувствовал напряжение, угрозу ссоры.

Я шел размашистым шагом. Снег скрипел, мороз усиливался, небо поднялось высоко-высоко.

Прохожие пробегали сгорбившись, притопывали замерзшими ногами, и каждый нес елку, обмотанную веревкой, — словно пленника волок из лесу. А у меня покачивалась на плече ноша — сумка с моей Книгой, в которой наконец было записано все, что случится с Блаблацией. Слухи о нас, конечно, дойдут до Директора, и он пошлет к домику старушки своих агентов. Бульдоги возьмут наш след. Поэтому я выбирал людные улицы. С хроникой я уже теперь не расставался.

Для директорского суда моя Книга стала бы бесспорным доказательством всех моих вин и дала бы материал для приговора. На вечную память вписал я в Книгу имена товарищей, раскрыл такие детали заговора, что отдать ее мог бы только вместе с жизнью. Да и тогда я должен ее уничтожить, сжечь, утопить в проруби Кошмарки…

Но свершится ли в таком разе история? Директор умел мастерски запутывать самые простые дела. Могу поклясться, и сегодня он расставил людей для облавы, дабы загнать нас в ловушку. Уж он сумеет найти лжесвидетелей, возбудить против нас всеобщий гнев, натравить перепуганных обывателей… Ведь они все ищут виновных, кого бы возненавидеть, а не знают кого, значит, довольно указать на нас пальцем, отдать приказ: „Схватить их! Под суд!“ — и болташка обеспечена.

Когда мы молча проходили через парк, Мумик с злобным рычанием бросился в беседку. Оттуда выскочил козлик, начал отгонять пса и еще больше разозлил его.

— Придержите эту скотину! Он из меня клок выдрал!

— Ну и мотайте отсюда! — посоветовала Кася. — Он еще и кусается!

Хриплый голос, пелерина с капором — Каська походила на этакого вешалу. Мумик с лету понял, что хорошенько попугать Бобковита мы ему негласно разрешаем, и заметался вокруг козлика так, словно хотел оторвать ему бороду.

— Мумик! Ко мне! — крикнул я и свистнул на пальцах, словно кнутом ударил.

Пес нехотя повернул к нам, а козлика как ветром сдуло — удирал зигзагами, то и дело скрываясь за кустами.

Я погладил Мумика, шепнул ему:

— Умный пес! Хороший пес! Сразу понял, что это Директоров шпик. Не мешало бы его и тяпнуть за косматую ногу.

Боковой калиткой, заваленной сугробом, мы пробрались за оборонительную замковую стену, оттуда — к решеткам главного входа. Ворота замотаны цепью и закрыты на замок. На клумбе возвышалась стрельчатая серебристая ель. Ее-то я и имел в виду, давненько приглядел для наших целей.

Казалось, ель достигает до самого быстро темнеющего неба. Задрав голову, я размышлял, как бы забраться на самую верхушку, укрепить звезду и распустить золотистый дождь по всему дереву.

— Пригодилась бы лестница.

Только я пробормотал эту фразу, глядь — тут как тут оба Узелка, а за ними целая орава молодежи тащит высоченную лестницу, которую Директор использовал для соревнований, а остальные для чистки замковых водостоков и починки битой черепицы на крышах. С трудом, громко покрякивая, подняли лестницу, прислонили к качающейся верхушке ели. Сию же секунду разгорелась ссора — что в обычае у блаблаков, — кому лезть наверх. Кто первый начнет развешивать игрушки, соединять ветви гирляндами ярких елочных цепей.

— Тихо, молокососы! Здесь командую я! — И хотя произнес я это почти шепотом, все тотчас умолкли. — Никто из вас не полезет… Тут нужен кот! Где Мышебрат?

— Я здесь! — отозвался кот с азартной готовностью. — Мы пришли с Виолинкой. У королевны пистоль заряжена! Стоит в карауле у калитки, чтобы внезапно не обошли с тыла, — докладывал он торопливо. — Если что, бабахнет!

— Ладно. Только бы не разогнать зевак…

— С ней Бухло. Он опытный солдат, даст команду в крайнем случае. Хотел сам стрелять, да Виолинка ни за что не отдает оружие! Из рук не выпускает…

— Давай, Мышебрат, на самый верх, укрепишь звезду. Остальные будут тебе подавать игрушки… Только поторапливайтесь!

Кот присел на нижней ступеньке, снял сапоги с широкими раструбами, и вот он уже быстро карабкается наверх. Лестница под ним не шелохнулась. А он уже на самых высоких ветвях.

— Подавайте, — мяукнул. — Быстрее! Шары и свечи!

— Я его не вижу, — забеспокоился Узелок.

— Сейчас увидишь, зажигает свечи! Нам повезло — ветра нет… Не погаснут, — сказала Кася.

Осветив верхушку ели, кот спускался все ниже и ниже, а там уже буйствовали оба Узелка — набросили на ветви разноцветные цепи, золотым каскадом рассыпали дождь. Как хорошо у них получилось! Украшения и блестящие стеклянные шары светились, как разноцветные фонарики. Чем сильнее сгущался мрак, тем ярче полыхала огромная ель. Запыленные окна замка с уцелевшими стеклами зеркально повторяли эту праздничную иллюминацию. Снизу, из города, казалось, что горят канделябры в тронной зале. Елка вся светилась, призывала зрителей. Все больше прохожих уже не спешили домой, а через заснеженный газон направлялись поближе к необыкновенной ели. На подходе к замку собралась густая толпа, оттуда доносились голоса — люди интересовались, что бы такое значила эта небывалая елка.