Полное собрание сочинений. Том 72 - Толстой Л.Н.

В журнале «Нива» и в отдельном издании А. Ф. Маркса не были помещены два рисунка Л. О. Пастернака: «Политические на полу-этапе» и «В камере у каторжных. Раздача евангелий англичанином». Рисунки воспроизведены в заграничных изданиях. Подлинники находятся в Государственном толстовском музее. В № 52 «Нивы» помещены гл. XV—ХXVIII третьей части романа. В первом и втором отдельных изданиях А. Ф. Маркса они тождественны. О последней главе «Воскресения» см. письмо № 237. О цензурных пропусках см. письмо № 14 и в статье Влад. Бонч-Бруевича «По поводу русского издания «Воскресения» Л. Н. Толстого» — «Минувшие годы» 1908, II, стр. 316—317.

218. П. П. Гнедичу.

1899 г. Декабря 13. Москва. 19 ноября 99.

Милостивый государь,

Пишу Вам по поручению отца, чтобы поблагодарить Вас за присылку Вашей книги, Папà читал ее еще в «Неделе», и он ее очень хвалил.

Отец извиняется, что сам не может написать Вам, так как он не совсем здоров и завален работой.

Примите уверение в совершенном моем уважении и преданности.

Андрей Толстой.

Москва. Хамовники, 21.

(На оборотѣ).1

Не отсылалъ вамъ этого письма п[отому], ч[то] самъ хотѣлъ поблагодарить васъ нетолько за присылку, но и за самое произведете, которое я все читалъ въ Недѣлѣ2 и съ большимъ удовольствіемъ.

У меня есть брать,3 человѣкъ съ чрезвычайно вѣрнымъ и тонкимъ художеств[еннымъ] чутьемъ. Когда я видѣлъ его послѣдній разъ, онъ мнѣ сталь хвалить «Туманы», и мнѣ было очень пріятно перебрать съ нимъ нѣкоторыя особенно понравившіяся намъ прекрасныя сцены.

Вашъ Л. Толстой.

13 Декабря 1899.

Печатается по листам копировальной книги, хранящимся в AЧ. Местонахождение автографа неизвестно. Дата: «19 ноября 99» относится к письму A. Л. Толстого и поставлена им собственноручно. Впервые опубликовано в статье Гнедича «Последние орлы» — «Исторический вестник» 1911, 2, стр. 464.

Петр Петрович Гнедич (1855—1925) — писатель, родственник известного переводчика Илиады, Н. И. Гнедича (1784—1833), автор «Истории искусств» (1885), популярной в свое время комедии «На хуторе» (1881) и многих других произведений, публиковавшихся в периодической печати и выходивших отдельными изданиями. В 1887—1891 гг. был редактором иллюстрированного журнала «Север». Его воспоминания изданы под заглавием «Книга жизни», изд. «Прибой», Л. 1929.

Гнедич прислал Толстому свой роман «Туманы», вышедший в начале ноября 1899 г. отдельной книгой (Спб. 1900), при сопроводительном письме от 9 ноября, в котором писал: «Когда я в прошлом феврале был у вас, вы мне сказали, чтоб я прислал по окончании печатания мой роман «Туманы». Исполняя обещанное, не решаюсь просить вас даже высказать насчет этой вещи ваше мнение, — я знаю, как переполнена ваша жизнь, и как мало вы принадлежите самому себе». Книга в Яснополянской библиотеке не сохранилась.

1 Эта пометка сделана Толстым в конце письма А. Л. Толстого.

2 Роман «Туманы» печатался в «Книжках недели» в 1899 г., №№ 1—9.

3 Гр. Сергей Николаевич Толстой.

219. А. И. Дворянскому.

1899 г. Декабря 13. Москва.

Александръ Ивановичъ,

Получивъ ваше письмо, я тотчасъ же рѣшилъ постараться наилучшимъ образомъ отвѣтить на вопросъ первой, самой первой важности, который вы мнѣ ставите, и который, не переставая, занимаетъ меня, но разныя причины до сихъ поръ задерживали, и только теперь я могу исполнить ваше и мое желаніе.

Съ того самаго времени — 20 лѣтъ тому назадъ — какъ я ясно увидалъ, какъ должно и можетъ счастливо жить человѣчество и какъ безсмысленно оно, мучая себя, губитъ поколѣнія зa поколѣніями, я все дальше и дальше отодвигалъ коренную причину этого безумія и этой погибели: сначала представлялось этой причиной ложное экономическое устройство, потомъ государственное насиліе, поддерживающее это устройство; теперь же я пришелъ къ убѣжденію, что основная причина всего — это ложное религіозное ученіе, передаваемое воспитаніемъ.

Мы такъ привыкли къ этой религіозной лжи, которая окружаетъ насъ, что не замѣчаемъ всего того ужаса, глупости и жестокости, которыми переполнено ученіе церкви; мы не замѣчаемъ, но дѣти замѣчаютъ, и души ихъ неисправимо уродуются этимъ ученіемъ. Вѣдь стоитъ только ясно понять то, чтò мы дѣлаемъ, обучая дѣтей, такъ называемому, закону Божію, для того, чтобы ужаснуться на страшное преступленіе, совершаемое такимъ обученіемъ. Чистый, невинный, необманутый еще и еще не обманывающій ребенокъ приходить къ вамъ, къ человѣку пожившему и обладающему или могущему обладать всѣмъ зна ніемъ, доступнымъ въ наше время человѣчеству, и спрашиваетъ о тѣхъ основахъ, которыми долженъ человѣкъ руководиться въ этой жизни. И чтò же мы отвѣчаемъ ему? Часто даже не отвѣчаемъ, а предваряемъ его вопросы такъ, чтобы у него уже былъ готовъ внушенный отвѣтъ, когда возникнетъ его вопросъ. Мы отвѣчаемъ ему на эти вопросы грубой, несвязной, часто просто глупой и, главное, жестокой еврейской легендой, которую мы передаемъ ему или въ подлинникѣ, или, еще хуже, своими словами.1 Мы разсказываемъ ему, внушая ему, что это святая истина то, чтò, мы знаемъ, не могло быть и чтò не имѣетъ для насъ никакого смысла, что 6000 лѣтъ тому назадъ какое-то странное, дикое существо, которое мы называемъ Богомъ, вздумало сотворить міръ, сотворило его и человѣка, и что человѣкъ согрѣшилъ, злой Богъ наказалъ его и всѣхъ насъ за это, потомъ выкупилъ у самого себя смертью своего сына, и что наше главное дѣло состоитъ въ томъ, чтобы умилостивить этого Бога и избавиться отъ тѣхъ страданій, на которыя онъ обрекъ насъ. Намъ кажется, что это ничего и даже полезно ребенку, и мы съ удовольствіемъ слушаемъ, какъ онъ повторяетъ всѣ эти ужасы, не соображая того страшнаго переворота, незамѣтнаго намъ, потому что онъ духовный, который при этомъ совершается въ душѣ ребенка. Мы думаемъ, что душа ребенка — чистая доска, на которой можно написать все, чтò хочешь. Но это неправда, у ребенка есть смутное представленіе о томъ, что есть то начало всего, та причина его существованія, та сила, во власти которой онъ находится, и онъ имѣетъ то самое высокое, неопредѣленное и невыразимое словами, но сознаваемое всѣмъ существомъ представленіе объ этомъ началѣ, которое свойственно разумнымъ людямъ. И вдругъ вмѣсто этого ему говорятъ, что начало это есть ничто иное, какъ какое-то личное самодурное и страшно злое существо — еврейскій богъ. У ребенка есть смутное и вѣрное представленіе о цѣли этой жизни, которую онъ видитъ въ счастіи, достигаемомъ любовнымъ общеніемъ людей. Вмѣсто этого ему говорятъ, что общая цѣль жизни есть прихоть самодурнаго Бога, а что личная цѣль каждаго человѣка — это избавленіе себя отъ заслуженныхъ кѣмъ-то вѣчныхъ наказаній, мученій, которыя этотъ Богъ наложилъ на всѣхъ. людей. У всякаго ребенка есть и сознаніе того, что обязанности человѣка очень сложны и лежатъ въ области нравственной. Ему говорятъ вмѣсто этого, что обязанности его лежатъ преимущественно въ слѣпой вѣрѣ, въ молитвахъ — произнесеніи извѣстныхъ словъ въ извѣстное время,2 въ глотаніи окрошки изъ вина и хлѣба, которая должна представлять кровь и тѣло Бога. Не говоря уже объ иконахъ, чудесахъ, безнравственныхъ разсказахъ библіи, передаваемыхъ какъ образцы поступковъ, также какъ и объ евангельскихъ чудесахъ и обо всемъ безнравственномъ значеніи, которое придано евангельской истоpiи. Вѣдь это все равно, какъ если бы кто-нибудь составилъ изъ цикла русскихъ былинъ съ Добрыней,3 Дюкомъ4 и др. съ прибавленіемъ къ нимъ Еруслана Лазаревича5 цѣльное ученіе и преподавалъ бы его дѣтямъ какъ разумную исторію. Намъ кажется, что это неважно, а между тѣмъ то преподаваніе, такъ называемаго, закона Божія дѣтямъ, которое совершается среди насъ, есть самое ужасное преступленіе, которое можно только представить себѣ. Истязаніе, убійство, изнасилованіе дѣтей ничто въ сравненіи съ этимъ преступленіемъ.

Правительству, правящимъ властвующимъ классамъ нуженъ этотъ обманъ, съ нимъ неразрывно связана ихъ власть, и потому правящіе классы всегда стоять за то, чтобы этотъ обманъ производился надь дѣтьми и поддерживался бы усиленной гипнотизаціей надь взрослыми; людямъ же, желающимъ не поддержанія ложнаго общественнаго устройства, а, напротивъ, измѣненія его, и, главное, желающимъ блага тѣмъ дѣтямъ, съ которыми они входятъ въ общеніе, нужно всѣми силами стараться избавить дѣтей отъ этого ужаснаго обмана. И потому совершенное равнодушие дѣтей къ религіознымъ вопросамъ и отрицаніе всякихъ религіозныхъ формъ безъ всякой замѣны какимъ-либо положительнымъ религіознымъ ученіемъ все-таки несравненно лучше еврейско-церковнаго обученія, хотя бы въ самыхъ усовершенствованныхъ формахъ. Мнѣ кажется, что для всякаго человѣка, понявшаго все значеніе передачи ложнаго ученія за священную истину, не можетъ быть и вопроса о томъ, чтò ему дѣлать, хотя бы онъ и не имѣлъ никакихъ положительныхъ религіозныхъ убѣжденій, которыя онъ бы могъ передать ребенку. Если я знаю, что обманъ — обманъ, то, ни при какихъ условіяхъ, я не могу говорить ребенку, наивно, довѣрчиво спрашивающему меня, что извѣстный мнѣ обманъ есть священная истина. Было бы лучше, если бы я могъ отвѣтить правдиво на всѣ тѣ вопросы, на которые такъ лживо отвѣчаетъ церковь, но если я и не могу этого, я все-таки не долженъ выдавать завѣдомую ложь за истину, несомнѣнно зная, что отъ того, что я буду держаться истины, ничего кромѣ хорошаго произойти не можетъ. Да, кромѣ того, несправедливо то, чтобы человѣкъ не имѣлъ бы чего сказать ребенку, какъ положительную религіозную истину, которую онъ исповѣдуетъ. Всякій искренній человѣкъ знаетъ то хорошее, во имя чего онъ живетъ. Пускай онъ скажетъ это ребенку, или пусть покажетъ это ему, и онъ сдѣлаетъ добро и навѣрное не повредитъ ребенку.