Дотянуться до звезд - Луанн Райс

— Я хотел получить ее у тебя, — сказал Алан.

Тим потряс головой. На его шее вздулись вены, и он тяжело дышал, словно после долгой погони. По щекам у него струились слезы.

— Я не дам свою кровь. Ты это хотел услышать, не так ли? Чтобы почувствовать свое превосходство? Я против этого. Я не таскаюсь по врачам, да я вообще не был в больнице со дня смерти Нила. И мне плевать на твое мнение. Мне наплевать, что ты думаешь, что я суеверен или просто дурак. Тебе ясно, Алан?

— Да, Тим, — сказал Алан, опустив руки. — Ясно.

— Ну и хорошо.

Толпа закружила их и оттолкнула друг от друга. Горизонт медленно поглощал закат, превратившийся из красного в багровый с матово-золотым оттенком. Алан помнил, что для лета было довольно-таки прохладно. Стоя на тротуаре, он наблюдал за тем, как его брат сделал пару шагов назад, а затем побрел обратно в бар.

Возможно, Тим был прав. Может быть, Алан всего лишь хотел потешить свое самолюбие. Почему-то он знал, что Тим не согласится сдать свою кровь. Спасение Джулии не имело для него никакого значения. Он уже отказался от нее; и зачем ему спасать ей жизнь? Но внезапно он обнаружил в себе еще кое-что помимо альтруизма, заставившего его примчаться в Ньюпорт.

Выяснилось, что он был способен испытывать ненависть к брату. Своей плоти и крови. Утопив педаль газа в пол на шоссе № 138, он крепко сжимал руль и от всей души ненавидел Тима. Потому что тот оказался трусом, повернувшимся спиной к собственному искалеченному ребенку. Алану было мучительно стыдно за родство с взрослым Тимом Макинтошем. В нем не осталось ни капли сходства с мальчишкой, вместе с которым Алан рыбачил на песчаных берегах Кейп-Кода.

Сейчас, десять лет спустя, Алана обуревали те же самые чувства.

Наконец-то все договоренности были достигнуты. Диана с Джулией дожидались рейса на Хоторн, а Люсинде и Эми предстояло отправиться домой в их огромном трейлере. Диана была как на иголках. Она не могла понять, что ее путало больше — опасение за жизнь Джулии или мысль о том, что ее матери и Эми придется прокладывать обратную дорогу в полном одиночестве. Пытаясь успокоить дочь, Люсинда заключила ее в объятия и покрыла поцелуями.

— Ты сомневаешься в моих водительских способностях? — спросила она.

— Вовсе нет, — ответила Диана. — Но вдруг произойдет что-то непредвиденное. Ведь вам так долго ехать. Со мной у нас было два водителя — на тот случай, если бы с одной из нас что-нибудь случилось. А если ты устанешь? Или еще хуже — затеряешься в какой-нибудь глуши?

— Я буду рядом, — сказала Эми. — Обещаю болтать без умолку и поить ее галлонами кофе.

— Мы справимся, любимая, — сказала Люсинда, взяв лицо Дианы в свои ладони. Диана сквозь слезы смотрела в глаза матери. — И ты тоже.

Эми собирала вещи Джулии, и когда она позвала Диану проверить содержимое сумки, Диана пошла к ней. И вот в аэропорту, на автостоянке возле «виннебаго», Люсинда осталась наедине с Малаки Кондоном.

— Значит, вы и есть тот знаменитый наставник, — сказала она.

— Меня называли и похуже, — проговорил он.

— Наставник братьев Макинтошей, — сказала она. — Из одного вышел толк.

— Не напоминайте, — ответил он. — А то мне еще больше захочется на хрен открутить башку второму.

Люсинда от изумления разинула рот.

— Прошу прощения, — сказал он, увидев ее реакцию. — Сегодня столько всего стряслось, и я немного не в себе.

Они разглядывали друг друга. Люсинда не имела привычки оценивать незнакомых людей, но Малаки показался ей вполне достойным. Он был высоким и крепко сбитым — то, что Эммет называл настоящим мужчиной. Его глубоко посаженные голубые глаза одновременно лучились внутренней силой и в чем-то раскаивались.

— Не переживайте, — сказала она.

— Ну что вы, — покачав головой, ответил Малаки. — Я ужасно переживаю. Понимаете, девяносто пять процентов моего времени мне даже не с кем поговорить, кроме дельфинов. Поэтому появляются дурные привычки. Моя дорогая жена, Бриджит, сейчас устроила бы мне взбучку за сквернословие в обществе дамы. — Запустив руку в нагрудный карман, он вынул оттуда аудиокассету. — Примите в знак добрых намерений. Теперь вам будет что послушать по пути домой.

— Спасибо, — с улыбкой ответила Люсинда, взяв кассету.

— И еще, — сказал Малаки. — Я любил этих ребят. Обоих. В каком-то смысле любить Тима было намного легче. Он настолько безалаберный, что вы не можете не преисполниться к нему сочувствием.

— Я могу, — сказала Люсинда.

— Я пробовал убедить его приехать в Галифакс вместе со мной, — сказал Малаки. — Но я зря старался.

— Сегодня? — возмущенно спросила Люсинда. — Тим здесь? В Новой Шотландии?

— Был, — ответил Малаки.

— Но зачем? — спросила она. — Он справлялся о Диане или Джулии? Что он сказал, когда вы просили его…

— Эх, да какая разница? — всплеснув руками, спросил Малаки. Он был похож на миротворца с невозмутимым, спокойным голосом, в котором слышалась печаль, а в глубине под ней нечто гораздо более мрачное. — Он не может переломить себя.

— Он никогда не мог, — сказала Люсинда, и когда она посмотрела на Диану, возившуюся с Джулией, подготавливая малышку к перелету, ее глаза застлала влажная пелена.

— Я отрекся от него, — сказал Малаки, тоже не удержавшись от слез. — Боже, я не понимаю, как можно оставаться таким равнодушным. Я сказал ему, чтобы он больше никогда мне не звонил, и на этот раз я был предельно серьезен. Эгоистичный негодяй. Бессердечный человек.

— Тим Макинтош сам обрек себя на адовы муки, — сказала Люсинда, похлопав старика по руке; голос из громкоговорителя объявил посадку на рейс, и Диана встревоженно поспешила за санитарами, подхватившими носилки с Джулией. — Потому что он совсем не разбирается в устройстве этой жизни.

Как бы Тим ни стремился к горизонту, их по-прежнему разделяло не меньше миллиона миль. Он положил «Афродиту» на курс зюйд-зюйд-вест. Время от времени за бортом мелькали пустынные острова с прекрасными в своем величии скалами и одинокими соснами. Иногда он встречал другой рыбацкий катер, плывший куда-то по одним ему ведомым делам, а скорее всего, возвращавшийся домой.

Тим Макинтош ощущал на своих плечах непомерный груз ошибки. Когда он сказал, что не поедет в Галифакс, то увидел в глазах Малаки смесь разочарования, презрения и ненависти.

Ненависти, и от кого — от Малаки. Тим уже привык к подобному отношению со стороны Алана и Дианы. Но чтобы его возненавидел Малаки — да ни за что и никогда. Он содрогнулся. Сжечь все мосты. Медленно, но верно Тим становился профессионалом в этом деле.