Мир, где тебя нет (СИ) - Дементьева Марина

Запруда, переполненная сверх всякой меры запруда, и плотина уже разрушена.

— Самое верное выражение. — Демиан растёр так и не завершённую спираль перчаткой, оставив мутные разводы, в которых можно было увидеть всё, что угодно, — или ничего. Неторопливо отряхнул руки. — И теперь я не берусь предположить, сколько это продлится. Сколько лет или десятилетий потребуется, чтобы выпустить всю мерзость, что скопилась за без малого десять веков. — И ровно заключил: — Настала пора захлебнуться в собственной скверне.

Раздался смех. Трей не с первого мгновения понял, что этот звук издаёт его собственное горло.

— Нет! Ну, нет. — Ему было смешно, самое странное в том, что ему было смешно. Эта мысль была самой абсурдной из всех, из всех абсурдных вещей, что ему когда-либо доводилось услышать. Он вполне — и просто — допускал мысль, что вскоре, в любой из моментов умрёт. Что умрёт Дем, кто угодно из тех, кого он давно и близко знал. Что умрут они все, что падёт, как любой из его бойцов, Телларион — даже Вечный город был невечен. Но не весь мир! — Всё не может закончиться так. Ну, нет!

Демиан молчал, не слыша его или не считая нужным слушать. Смотрел на пустой стол, как на расстеленную карту, где все армии были разбиты и все замки захвачены.

— Игра! — Кулак Трея грохнул о стол, сминая невидимые воткнутые флажки, все метки поражений. — Игра, есть ли она, нет ли, нарлаг её дери! Если боги и впрямь играют нами, если Предел для них — размеченное поле, разве лишат себя единственного развлечения?

— Уповать на богов? — За всё время Демиан улыбнулся по-настоящему, но именно теперь улыбка была не тем, что бы Трей хотел получить. — Боюсь, если они и получают удовольствие от этого развлечения, правила всё равно диктуются не ими. Мы остались без посредников, братишка, наедине со своей судьбой.

Трей упрямо потряс головой. Предел ходит и выигрывает! Потому что... потому что, Грань и Бездна, эта игра должна продолжаться, иначе какой в ней смысл?

— В этой игре принимается единственный откуп, — задумчиво произнёс Магистр, сжимая и разжимая — словно чужие — пальцы.

"Жертва".

Двери сотряс поспешный, лихорадочный почти, стук. Почти опережая отклик, ворвался Иленгар. Вид он имел шальной или пьяный.

— Договор, договор с Армалиной, — проглотив предисловие, выпалил, задохнувшись последним словом: — заключён!

Как обухом ударенный, Трей крутнулся на пятках.

— Дем!.. — выпалил, сигая прямиком через стол, сминая колючий, шитый бархат магистерской мантии, сжал и затряс: — Дем! Предел объединился!

***

Королева Аксара не стала вступать в дебаты с сыновней кликой. Она не выходила ко внимающей толпе с зажигательными речами и вовсе не проронила ни единого слова до того часа, когда мастер Оружейный Палаты с поклоном протянул своей владычице алмазно горевший меч давно погибшего короля-консорта*. Тогда она облачилась в доспех и повела в бой верных ей рыцарей. Ход королевы мог стать последним. Она пошла на риск — и выиграла.

(*король-консорт — формальный титул для принца-консорта, супруга правящей королевы, который сам лично не имеет фактической власти и не является монархом.)

Не примкнуть к ней для нобилей означало похоронить свою честь. Противники в политических играх, они выступили единым фронтом, и на светлом холме, окружённая преданными телохранителями, Аксара видела их всех, как выставленные ею фигуры на игральной доске, и все они видели её — высокий и тонкий силуэт, алмазное сияние на острие воздетого меча. Рейнгальд сражался в первых рядах. Кем угодно иным, но трусом он не был.

Враги остались врагами. Но Предел — Предел объединился.

Глава десятая. Последняя стража

Одиночество среди белых стен незаконно занятого ею дома, взращённая привычка изворачиваться и лгать, институтские будто-бы-приятели и искусство лицедейства — не одно только это казалось теперь принадлежащим к прошлой жизни — такой недолгой, если подвергнуть сухому подсчёту, — но всё, всё бывшее до последней осени. Что же до того, что осталось за той ясной чертой... Та жизнь виделась завершённой, виделась — уже бесстрастно и с отдаления.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На мысли и чувства у Дианы не доставало времени: оно к лучшему. Потому её существование как некой мыслящей и чувствующей единицы приостановилось примерно тогда же, а нынче — нынче она могла воспринимать то, что являлось ею, как условный перечень выполненных задач.

Не человек — функция. Как удобно — спасительно-удобно.

Так программа проставляет галочки напротив завершённых миссий, список обновляется, процесс следует заложенной схеме.

Программа продолжает работу. Диана складывает полотенце у кувшина, смотрит в зеркало и улыбается.

Телларион не узнать. Он остался в прошлой жизни со всем остальным. Тот, прежний, был молчалив и сдержан, чудо-само-по-себе. Тот, что присвоил его имя, казалось, утерял в величине втрое против прежнего, сделался суетен, захламлён и тесен. Недавний отшельник и отщепенец, он он сделался, пожалуй, самым оживлённым местом Предела. И месту этому нужна была хозяйка.

Хлопоты хозяек тем незаметней, чем они титулованней. Разве что которой из них вздумается порой — совсем не часто, часто не позволит чувство меры — как бы между прочим похвастать перед гостями — разумеется, не менее родовитыми, этак по-родственному, не перед слугами же, право слово: мол, глядите, какова я, всё держу вот в этих вот холёных ручках! И гости покивают уважительно-восхищённо: в самом деле, труд велик, как же-с, знаем сами. И так продолжится работа, до следующего визита, может, через год, может, через десяток лет, по случаю.

Для всех родственников герцогиня Кармаллорская являла безусловный образчик рачительной хозяйки. Ещё бы, такая затворница... порога родового замка не переступит...

Каждое утро они появлялись как из рассыпанной волшебной пыльцы: вездесущая всезнающая Фьора, по-прежнему расторопная, несмотря на своё становящееся всё более очевидным положение Йолль, молчаливая Эстель. А за этими женщинами стояли другие, десятки безымянных женщин, не знающие праздности руки.

Ни единой свободной минуты — такой была её цель, и до настоящего времени не возникало проблем с её достижением. Диана перенимала у Фьоры прежде кажущуюся мистической способность быть повсюду и знать обо всём прежде случившегося. Принять на свои плечи всю ту ношу, что они способны выдержать — меньшее, что она может дать Демиану. По крайней мере, от этой её службы он не сумеет отказаться.

С каждым днём ему всё тяжелей было удерживать в памяти великое множество событий, непрестанно изменяющихся нюансов — Диана с радостью приняла на себя роль незримого секретаря. Тренированная память актрисы легко умещала в себя обилие фактов, портретную галерею лиц, все текущие сводки. Ей легко было извлечь требуемую информацию, как карту из колоды. Это было легко...

В удержании двух удалённых застав не было более ни возможности ни смысла. Покинувшие Телларион десятилетия назад ведьмаки возвращались в пределы белых стен, продублённые ветрами высокогорий, привыкшие щурить глаза на мёртвую белизну, ступающие по ладно подогнанной брусчатке, как по болоту. Сухопарый мужчина с изжелта-смуглым лицом по имени Прадн долго стоял с Грайлином на Часовой башне. Кто знает, о чём говорили учитель и ученик, но Прадн давно ушёл, когда тень Грайлина ещё виднелась со двора, неподвижная, обращённая лицом к закату.

Случались воссоединения и более радостные. Фреа, вся в оперенье встрёпанных косиц, подлетела к Старку, и оба лурни тотчас защебетали на своём, как две стосковавшиеся в разлуке птицы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

***

Ещё по весне исполнилось то, что совсем недолгое время назад, даже при всеобщей вере в Магистра, виделось не иначе как шальной мечтой: испокон веков разобщённый Предел, наконец, действовал сообща. Самый фантастический из всех замыслов Магистра осуществился. Пальцы единой исполинской длани согласно сомкнулись в кулак — Телларион был тем пучком нервов и сухожилий, что приводит кисть в движение.