Дмитрий Леонтьев Петербуржская баллада - Дмитрий Леонтьев

Открыв глаза, я первым делом покосился на будильник. Опять восемь часов! Что я себе вчера приказывал? Спать девять часов! Опять проснулся через восемь. Нет, в моей войне разума с организмом все же явно побеждает организм. Не хочется думать, что разум слабее... Просто организм у меня автономный какой-то. Это Штирлиц мог приказать ему проснуться через сорок минут или через сорок две с половиной, но меня-то в отделе прозвали не Штирлицем, а майором Пейном. Кстати, интересно, как они будут звать меня теперь, когда я стал подполковником? Хотя Беликова уж точно что-нибудь придумает, можно не сомневаться. Ну и пусть я не самый умный парень в отделе, зато самый здоровый — это уж точно. Даже врачи были удивлены, как быстро заживают на мне раны — как на... Очень быстро заживают. Одно жалко: ни бегать по утрам, ни атлетикой заниматься мне пока нельзя. Скучно! Лежи целыми днями, страдай от безделья. Ничего-ничего, как раз в этом организм меня не подведет — я буду не я, если уже в следующем месяце не выйду на работу. Уж очень мне не терпится познакомиться с «работодателями» того паренька с рынка, что малолетними девочками торгует. Пусть я не семи пядей во лбу, зато упорный. Мы с Беликовой уже говорили об этом, и кое-какие планы у нас имеются. Так что недолго им жировать осталось. Аккурат до тех пор, пока дырка в моей ноге не затянется. А этого ждать уже недолго. Повоюем еще. Не впервой.

Я дотянулся до гитары, лежащей рядом с кроватью, устроился поудобнее и, приветствуя новый день, запел песенку Александра Вепря:

-.. За деньги счастливым теперь можно стать, или проснуться известным,

Иллюзию страсти любовной создать, банальным рублем железным.

За деньги страну защищая свою, солдаты не ведают чести…

Пегасов продав и муз развратив, поэты воруют песни…

…А я надену эполеты, на пояс кортик прицеплю,

И строевым, чеканным шагом, пройдусь у бездны на краю.

И мир измениться немножко, безумьем правленым моим.

И пробужденные принцессы сотрут с лица вульгарный грим…*

(*«Александр Вепрь» - творческий псевдоним Д.Леонтьева. прим. редакции)

Жила-была кошка...

Новый год — это праздник для детей. Казалось бы: какая простая, даже примитивная истина. Но, как и каждая истина, она таит в себе множество подтекстов, скрытых слоев и оттенков, которые замечаешь, лишь когда приходит время ее осознания. Для меня Новый год уже давно стал самым грустным из праздников. Есть еще день рождения, но я его попросту не отмечаю, поэтому научился не замечать. Новый год не заметить труднее. Повсеместная суета, радостные, ждущие лица, запах хвои и готовящихся застолий. И самое страшное — чужие окна. Праздничные, яркие, напоминающие о том, что где-то есть счастливые, любящие люди, поздравляющие друг друга, заботящиеся, надеющиеся, ждущие и верящие в лучшее... В новогоднюю ночь я люблю сидеть на подоконнике в темной комнате и рассматривать окна в доме напротив, гадая: кто там живет, как сложилась жизнь этих людей, придумывать их судьбы, печали и радости... И пью. В одиночку, весело и зло. Нет, я не алкоголик. Коллеги из «полиции нравов» вообще считают меня трезвенником. Они ошибаются. Я пью только один раз в год — в новогоднюю ночь, но так, как им и не снилось. Пью, чтобы мои фантазии о людях в окнах напротив, которых я придумываю, стали реальностью и начинало казаться, что я уже не один. Пью, чтобы помнить. Пью, чтобы не вспоминать... Я потому и не люблю эти праздники, что они заставляют подводить какую-то черту под прожитым и сделанным, подсчитывать итоги и что-то планировать. Наверное, потому и с алкоголем у меня нет «взаимной симпатии» — за новогоднюю ночь мы успеваем так «изничтожить» друг друга, что хватает малоприятных ассоциаций на весь оставшийся год. А может быть, все проще, и я банально схожу с ума. Да, это вероятнее всего, потому что так, как живу я, не может жить ни один нормальный человек. И причина моего безумия будет смехотворна и непонятна для девяноста девяти процентов «здравомыслящих» людей, живущих на этой земле. Только такие же безумцы смогут удержаться от пренебрежительной усмешки и покровительственно-снисходительных советов. Но таких мало, потому я и ношу эту тайну, скрывая любовь как постыдную болезнь. Как правильно подметили японцы: «Любовь — мать одиночества». И я встречаю Новый год один, не считая компании пустых бутылок, глупых развлечений и горьких забав. Каждый раз, убеждаясь заново, что Новый год надо отменить для всех, кому «перевалило» за двенадцать. Разумеется, есть и те, кто в счастливом неведении остается ребенком до глубокой старости, но для таких этот закон был бы настоящим спасением, ибо их иллюзии разбиваются наиболее громко и непоправимо. Когда же это случилось со мной? Давно. Кажется, что прошла вечность, хотя... Надо попытаться вспомнить. Детство не в счет. Как я уже говорил, это счастливая пора веры в добро, всемогущество родителей и в то, что добро всегда побеждает зло. Сейчас мне тридцать восемь, и двадцать лет назад я еще с упоением встречал новогодний праздник, встречал с особой помпой, потому что впереди была армия и «вступление во взрослую жизнь».

Восемнадцать лет назад я встречал Новый год с не меньшим упоением, потому что вернулся из-за Реки живым, невредимым и даже имеющим некоторые льготы для поступления на юридический, параллельно с получением престижной в те времена работы в органах внутренних дел.

Да и десять лет назад я тоже встречал его радостно и беззаботно, хотя уже не был романтическим юнцом и насмотрелся вдоволь на всю ту мразь, что отмечает праздники веселее и разгульнее прочих, — на тех, кто отправил нас на войну, кто бросил наших матерей и жен в нищету, чтобы беспрепятственно ловить рыбу в мутной воде. Но тогда у меня еще были друзья, воспоминания и надежды, и потому звенели бокалы, гремели хлопушки и летали конфетти над скудным новогодним застольем свежеиспеченного капитана уголовного розыска.

Даже шесть лет назад, уже переведясь в третий отдел, называемый в простонародье «полицией нравов», я еще отмечал этот праздник с ожиданием каких-то чудесных перемен. Уже слегка усталый от одиночества и разочарований, но научившийся находить в этом даже свои плюсы и почти свыкшийся со своей судьбой. Сильный, спортивный, воевавший и служивший, нравящийся женщинам и любимый друзьями тридцатидвухлетний мужик — ну чего мне тогда не хватало?!. Видимо, нашло хмельное шампанское сентиментальную слабинку в душе, восхотелось чего-то чистого, нетронутого обыденностью, чего-то из далекого детства... Вот и пожелал себе влюбиться до безумия. Не зря же предупреждали в детстве мудрые, битые жизнью взрослые: «Говорят, под Новый год, что ни пожелается, все всегда произойдет, все всегда сбывается». Влюбился... И до безумия, что характерно, уже рукой подать. Осторожнее надо быть с желаниями. Они иногда сбываются. А любовь... Что — «любовь»? Любовь бывает разной. И это тоже открыл первым далеко не я. Но влюбленные, как и дети, слепо верят в красивые сказки, забывая о том, что их придумывают грустные, слишком хорошо познавшие прозу жизни сказочники. Она бывает очень жестокой штукой, эта любовь. Все мы слышали о любви красивой, верной, святой, окрыляющей, беззаветной, и прочая, прочая, прочая... И даже несчастная, неразделенная, трагическая любовь нам понятна. А как быть с любовью постыдной? Неправильной? Уничтожающей? Кто-то скажет: это не любовь. Нет, это тоже любовь. Только ка-кая-то... современная.

Я помню, как встретил ее первый раз. Летом мы работали совместно со службой экономической контрразведки, устраивая облавы в самых престижных кабаках города. Они реализовывали информацию о наркотиках, мы — ловили поставщиков «элитного товара». Под «элитным товаром» подразумеваются не безумно красивые девицы с ногами от ушей, бюстом в три обхвата, совсем наоборот. Молоденькие мальчики и девочки, старухи, калеки без рук или ног, а то и вовсе герои передачи «В мире животных». В пятимиллионном городе таких запросов немало. И, как правило, эти два развлечения — наркотики и извращения — идут рука об руку, потому-то мы и объединили свои силы с СЭКом. Операция прошла успешно. Было бы странно не найти грязь в клоаках Петербурга. После богатой на улов, но бедной на сон недели я мечтал только о том, чтобы добраться до кровати и залечь в нее, как партизан в засаду, до той поры, пока не выкурят враги. Работа была сделана, и я собирался уже уходить, когда увидел ее. Она танцевала. Не слишком умело, но зато с какой неподдельной страстью! Она уходила в танец, как в другой мир, не замечая вокруг ничего и никого. И было в этом что-то такое... Я смотрел и не отрывался. Теперь я просто не мог уйти. Странно, мне никогда особо не нравились блондинки. Я предпочитал женщин темноволосых, с яркой внешностью, этаких «вамп». И, что особо приятно, они платили мне взаимной симпатией. Черт меня тогда дернул... И красавицей-то ее назвать нельзя, да вот только роман о самой знаменитой красотке Америки начинается: «Скарлетт О' Хара не была красавицей...» Весь вечер я не мог отвести от нее глаз, не решаясь подойти и познакомиться. Как правило, это не составляет для меня труда — скромником или хотя бы застенчивым меня еще никто не называл. А тут словно оцепенение напало. Видимо, мы смелые до той поры, пока нам в общем-то безразлично, откажут или нет. Удивляло, что она была в клубе одна. Это потом я узнал, что по дискотекам и бильярдным она предпочитает ходить в одиночку. У нее были три страсти: танцы, бильярд и секс. Точнее, если расположить их в определяющем порядке, то: секс, танцы и бильярд. И в этих страстях она была мастером, предаваясь им с упоением и ненасытностью. А я-то полагал, что это подарок судьбы, когда в первую же ночь знакомства мы оказались в моей постели...