Ночная смена. Крепость живых - Николай Берг

— Как зовут сына?

— Я Рита…

Ну прям как в старом анекдоте про мальчика-тормоза.

Однако если контактна, уже лучше. Гораздо лучше. Что еще радует — когда стягиваем джинсы с мальчишки и джинсы с Риты, становится ясно, что не мочились они в штаны, — значит, до последнего времени в разумении были, не так все плохо. Нет, ну, кроме этой дерюги, и одежды нет другой! Дались всем джинсы, черт дери эту одежонку! В России крестьяне такое носили только летом, когда было жарко, а тут и зимой, и весной. Помню, как приятели немцы охренели, когда увидели в этнографическом музее на наших крестьянах 1880 года джинсовую одежду — только вот молний не было и лейблов, зато была груботканая материя, покрашенная синей кубовой краской (так в России называли «индиго»), И была она привычна, причем именно для самых бедных. Кто побогаче — уже ею брезговал… А тут нате, неслыханное изобретение Левиса — рабочая одежда для грузчиков и рудокопов. Все как с ума посходили… Ну не полезно ее носить! Черт возьми!

Вытряхиваем Риту из кофточки, лифчика… Колготки к фигам. Груди у Риты с тонкими шрамиками снизу — силикона зачем-то себе навставляла. И фигура как нынче принято — сухощавая, очевидно сгоняла с себя жирок нещадно. Тоже нехорошо, — значит, все, что организм мог использовать для обогрева себя, уже использовал, запас энергии у таких невелик.

Стринги? На фиг стринги, а вот где парень с валенками?

— Не спи, не спи! Не спи, Рита! Как зовут сына? Как зовут сына?

Парни вопросительно на меня смотрят.

— Помогать будете?

— Уже помогаем.

— Тогда тоже раздевайтесь. До трусов.

С удовольствием отмечаю, что Надежда, раздевая вместе с одним из курсантов малыша, все время его тормошит, разговаривает с ним, и голос у нее приятный и звучит убедительно. А умные люди мне не раз говорили: даже с потерявшим сознание пациентом надо разговаривать все время — больше шансов, что вытащишь. И Надежда именно так и делает.

Ожидаю, что курсанты начнут мяться, как булка в попе, и хихикать, но один из них понимающе говорит:

— А, эсэсовский способ!

И они довольно шустро скидывают с себя свою казенную амуницию.

Только я примеряюсь, как обмотать конечности пострадавшим теми же шинелями, как прибегает тот, лопоухий. Он тащит почему-то три валенка, здоровенный чайник и кучу тряпок — потом оказывается, что это какие-то драные простыни.

Теперь надо временно законсервировать холодную кровь в коже и клетчатке конечностей и отогревать голову и туловище: старый закон — греть с центра.

Один из раздетых курсантов пристраивается за Ритой, обхватывает ее лапами, греет ее спину своим пузом и грудью, а бока — согнутыми в коленях ногами. Второй забирает мальчишку и тоже греет его тельце собою. Я, обмотав ногу Риты простыней, запихиваю ее в валенок, благо он сорок последнего размера, а Надежда делает то же с ногами мальчика — они свободно уходят обе в одну обувку.

— Рукавицы, перчатки принесли?

— Женька побежал, сейчас принесет!

Так, ноги в валенках, хорошо. Теперь обмотать простынкой руки — и можно поить. Чайник оказывается горячим. Сильно горячим. А тогда мы вот так! Обматываю чайник оставшейся не при делах простыней так, чтоб не жегся, и, проверив его рукой — не жжется, гож в дело, — прикладываю это все к затылку и шее Риты.

Волосы у нее короткие, под мальчика, так что греть должно хорошо.

— А я слышал, что растирать надо все тело! — говорит лопоухий.

— Не при второй степени. Вот если бы у них была гусиная кожа, стучали зубы и они были в эйфории или на вопросы бы отвечали… Тогда да, растирания или в теплую ванну — и вскоре все было бы в порядке. А у этих явно вторая степень. Самая охлажденная кровь у них как раз в коже. Начнем растирать — погоним эту холодную кровь в мозг и к внутренним органам. Получим двойной убыток: охладим мозг и органы еще сильнее, а кожу разогреем.

— А чем плохо кожу-то разогреть?

— Лёнь, подмени меня. Я сам замерз — такая Снегурочка, понимаешь. Как снежную бабу обнимаю… — Это тот, который Риту собою греет, так шутит. Но и впрямь видно, что замерз.

Меняются. Я все еще грею Рите затылок и шею чайником, проверяя, не жжется ли он. Надежда гладит ладошками мальчишку по голове.

— Кожу плохо разогревать потому, что сейчас охлажденные ткани словно спят и потребляют кислорода самую малость, не так, как в нормальном состоянии. Кровообращение тоже угнетено холодом, потому в кровь поступает мало кислорода. А его и нужно мало — именно благодаря этому ткани и живы. Разогреем верхние слои кожи растиранием — ткани потребуют нормального количества кислорода, а нижележащие слои-то еще холодные, кровообращение-то никакое. В итоге у разогретых сверху тканей начинается кислородное голодание, и они гибнут… Нам это надо?

По ходу разговора все время периодически проверяю пульс. Пока ничего нового. Ну чуток разве почаще. Вижу, что Надежда делает то же. Молодец!

Парни меняются еще раз.

Пробую чайник — вроде бы уже можно поить. Проверяю сам, что в чайнике. Там сладкий чай. Даже не так — там СЛАДКИЙ чай. ОЧЕНЬ СЛАДКИЙ!

— Рита!!! Рита!!! Ну-ка давай чайку попьешь!

Пристраиваю носик ей ко рту, осторожно наклоняю.

Сначала пациентка не пьет и немного сладкого чая выливается изо рта. Говорю громко, добиваюсь хоть какого-то внимания — и маленькая победа: начинает глотать и довольно долго пьет. Пульс уже под шестьдесят. Даже, пожалуй, шестьдесят два в минуту.

— Мите чаю дайте…

О, заговорила, отлично!

— Сына Митей зовут? Он Митя?

— Митя… Дайте ему…

Да с нашим удовольствием! Передаю чайник Наде. Управляется ловко. Пожалуй, половчее меня. Опыт явно немалый.

— Так, ребята, теперь, после того как она попила, можно вам и лечь. И грейте ее вдвоем. Ноги-руки не надо, а вот затылок, голову, шею — обязательно.

Ребята пристраиваются поудобнее, а я накидываю на них шинели.

С мальчонкой поступают так же. То, что он просит еще попить и жадно присасывается к чайнику, меня радует.

— Эсэсовцы все ж умные были. Сволочи, но способ открыли хороший. — Это тот, которого вроде Леней зовут.

— Ага. Судя по мемуарам немецких солдат и офицеров по Второй мировой, они у нас много каких открытий сделали: и что здесь есть зима, и что во время зимы холодно и падает снег, и что зима — это генерал, как и генерал грязь, и что СССР, оказывается, большая страна…

— И еще, что когда им бьют морду, то это неправильно и больно.

— Вот-вот. Эсэсовское открытие способа отогревания можно было бы сделать и не убивая несколько сотен наших военнопленных. Спросили бы любого северянина — хоть якута, хоть чукчу, хоть архангельского помора. А так словно в старой театральной шутке, когда нахальный певец выходит на сцену и заявляет: «„Шаль“. Романс Глинки. Исполняется впервые». Ему из зала: «Да что за чушь, этот романс уже сто лет как исполняют!» На это певец высокомерно заявляет: «Мною исполняется впервые!» Вот и они открыли то, что известно северянам минимум пару тысяч лет и тайной не является.