В тот день… - Симона Вилар

У Златиги задрожали губы, он кинулся было к воротам, но вернулся.

– Вы, волхвы, лекари умелые, знаете травы и можете снадобья изготовлять. А попы лишь на небеса полагаться могут. Отзовется ли Всевышний, если молить его стану? Где он? Далеко. Да и кто я ему? А с тобой, ведун, мы вроде как ладили. Неужели откажешь? Не прогонишь Вещицу коварную, не изготовишь зелье помогающее…

Озар отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Вот такие они все – призвали чужого Распятого, а как припекло, так и волхвы понадобились. И если Озар поможет человеку Добрыни… Это хорошо для поддержки старой веры. Другое дело – как оставить усадьбу, где то и дело что-то происходит?

Но Радко первый поддержал Златигу:

– Поезжай с ним, Озар. Мы и без тебя тут управимся. Жили же как-то раньше. Или решил, что без твоего нагляда все тут передеремся?

Озар задумался, потом посмотрел на небо. Серое оно было, тучи заволокли солнце. Может, к ночи опять дождь польет. А все эти Колояровичи и их дворня… Радко прав, жили же они раньше дружно, ничего не случалось. Да и после того, как сам дядька князя тут побывал, неужто не угомонятся?

И ушел с Златигой. А в тереме Колояровичей все как будто перевели дух после их ухода. Исчезло напряжение, люди перестали приглядываться друг к дружке, общались приветливо, как и ранее, – никому не хотелось верить в то дурное, что, казалось, гнездилось тут от одного присутствия расспрашивающего всех подозрительного ведуна. А из кухни как ароматно пахло! Яра сделала жаркое из гуся с печеными яблоками и рассыпчатой кашей, чернавки крутились рядом, помогая ей. А когда за стол сели, перво-наперво помянули Голицу. Добрым словом помянули, как и полагается. Никто ничего дурного о ней теперь говорить не хотел.

– И зелена вина нам выстави, ключница, – потребовал Вышебор. – А то закрыла все закрома, ничего у тебя не выпросишь. Прикажи-ка ей, Мирина, голубушка. Надо же Голицу проводить тризновой чашей, как в старые добрые времена. Да и Тихона следует помянуть. Не одним же попам петь им свои восхваления вослед. Нам тоже есть чем помянуть ушедших за кромку.

Яра, проходя мимо купчихи, склонилась и намекнула, что Вышебор в последнее время то и дело находит повод напиться. Он и Моисея уже отправлял в город на рынок за хмельным. Мирина должна догадаться, чем это может грозить. Так что хватит с Вышебора и пива.

Купчиха помедлила, хмуря соболиные брови, призадумалась, но тут на пороге появился управляющий Творим. Сел со всеми за стол. Мирина на него смотрела с вызовом, позабыв, о чем ключница только что упоминала.

– Неужто думаешь, Творим, что без твоего присутствия у нас мало что заладится? Или опять явился, чтобы Озару невесть что наболтать на меня? А может, думаешь, что без тебя не смогу дела по закупам решить? Однако справилась я, все отметила.

– Так уж и справилась, – буркнул Творим, невозмутимо наблюдая, как Яра накладывает ему в миску желтоватый бок гусятины с яблоками. Любил вкусно поесть управляющий.

Мирине страсть как хотелось этого болтуна зловредного выгнать взашей из-за стола. Но не дело это – своему управителю в гостеприимстве отказывать. Да и не стоило ей с ним ссориться: Творим пусть и наглец, однако знающий и умелый тиун, замену которому непросто подобрать. Да и не впервой купчихе тайно сохнувшего по ней тиуна на место ставить. Потому, выждав паузу, заметила, что, дескать, вот поедим сейчас, а затем я покажу, как справилась, и приказы нужные отдам.

Сама же вдруг с приветливой улыбкой повернулась к сидевшему по правую руку от нее Радко:

– А ты что скажешь, Радомил? Я слышала, что тебе Добрыня давеча сказывал. Пойдешь ли опять к нему в дружину, если покличет? Не забыл княжий дядька, что ты был стрелок из лука отменный. Ну и мы все помним, как ты на стрельбищах городских всегда отличался. Так я говорю, други мои? – обратилась она к собравшимся.

Радко скорее отметил ее доброе отношение, чем о грядущем подумал. А Мирина, словно бы для того, чтобы подразнить Творима, сделалась особенно ласкова с молодым деверем. То глянет на него лукаво, то велит Яре еще попотчевать угощением Радко. Даже приказала вина подать. Вышебор этому обрадовался, стал невестку расхваливать. А она самолично плеснула в чашу Радко зелена вина. Но сама пила осторожно, разводя хмельной напиток ключевой водой.

Зато довольный Вышебор с ходу опорожнил целый кубок и еще подставил. При этом, наблюдая, как мило воркуют Мирина и его брат, склонился к Моисею и прошептал:

– Говорил же я тебе – не просты они. Вон при Дольме сварились, как два бойцовых петуха, а сейчас чисто кошки мурлычут. Потому думается мне, что эти двое и отделались от нашего Дольмы. А сами… Ты только погляди каковы! Давно указывал на то, а ты мне все не верил.

Хазарин не поднимал глаз от кубка. А как глянул – ну разве что огнем его темные глаза не полыхнули. Желваки на скулах заходили. Но смолчал, сдерживая дыхание.

Зато Вышебор разошелся:

– Что ты, Радко, с нашей вдовицы глаз никак отвести не можешь? Был бы тут Дольма, уж он бы, как и ранее, приказал Моисею отхлестать тебя плеткой.

– Унялся бы ты, Вышта, – резко бросил ему младший Колоярович.

Все знали, как Вышебор не любил, когда его этим сокращенным именем – Вышта – называют. Лещ попытался было успокоить братьев, но Вышебор уже сказал:

– Не тебе, меньшой, так меня называть. Я и в дружине был только Вышебором! Выше самого высокого леса – так-то! А ты… Думаешь, нужен ты в дружине воеводы? Стрелок – ха! Может, и был когда-то, но уже сколько лет не упражнялся с луком. А всякий знакомый с ратным делом знает – без разминки каждодневной навыки сходят на нет. И никакой ты сейчас не стрелок. Только бабам задирать подолы и горазд.

И засмеялся, указывая на Мирину.

Купчиха так и замерла, щеки вспыхнули. Сидела, пережевывая кусок птицы, слова вымолвить не могла.

А вот Радко подскочил:

– Не будь ты увечным, Вышта…

Казалось, бросится сейчас на Вышебора. Бивою его даже удерживать пришлось. Яра поспешила положить руку на плечо парня, что-то сказала негромко.

Вышебор же смеялся:

– Нянчатся тут все с тобой, как с глуздырем[104]. А ты и есть глуздырь, никак не воин. Да я и без ног тебя одними ручищами сверну. Это бабы перед