Твоя чужая жизнь - Марина Андреева

Стук в дверь вывел Юлю из раздумья.

— Здравствуйте, Николай. Я адвокат, Вертинский Алексей Семёнович. Меня наняла Юлия Станиславовна Розенфельд.

— Здравствуйте, — едва не задохнулась от нахлынувшей надежды Юля и тут же вернулась на грешную землю: — Только что вы сможете сделать? Суд завтра утром.

— Ну, не стоит так категорично. Кое-что я уже сделал, но вам об этом знать не обязательно. Юлия рассказала мне о сложившейся ситуации, и будем исходить из того, что я вам верю, но доказать вашу невиновность на данном этапе практически невозможно.

— Именно — невозможно.

— Однако это не означает, что надо унывать и опускать руки. На завтрашнем слушанье вы должны вести прежнюю линию поведения, а я постараюсь минимизировать срок наказания. Затем, как я уже объяснял Юлии Станиславовне, займёмся сбором информации и потребуем пересмотра уголовного дела в суде апелляционной инстанции. Замечу, Юлия Станиславовна согласилась нанять сотрудников детективного агентства для помощи в расследовании вашего дела. Но это будет позднее, а сейчас вам, главное, не падать духом. А теперь я хотел бы услышать о происшествии из первых рук, как говорится.

Разговор занял немногим больше пары часов. То есть, рассказ Юли, начиная с предыстории и подробного описания всех перипетий с самого утра, вмещался в час. Остальное время ушло на миллионы уточняющих вопросов, которые, возможно, так и сыпались бы на Юлю, но дежурный известил об истечении времени посещения.

— Не унывайте, Николай, завтра, конечно же, победа нас не ждёт, но, как я и обещал, для начала снизим срок. А остальное потом, — уже в дверях произнёс адвокат.

Вставать рано утром Коля явно отвык, всё так и сыпалось из рук, голова никак не хотела соображать. «Да и чего тут думать-то? Я ничего не могу изменить сейчас», — с грустью подумал он и, допив остатки кофе, вышел из квартиры. Погодка стояла сказочная: под ногами искрился в лучах фонарей свежий хрустящий снежок, небо было чистым, ни малейшего дуновения ветерка. На память сразу пришёл такой же денёк на даче у Стёпы. Вспомнилось, как они устроили пикник, разведя костерок в самодельном мангале. А следом, словно нож, пришли воспоминания о том, как они с Юлей нашли Стёпкино тело по весне, как зарыли его, а потом вернулись туда же с Василием. «Эх… не вернуть тех дней. Стёпку… и не только… стольких не вернуть…»

— Неужели у всех жизнь такая? — садясь в машину, пробормотал Коля.

— Мне б такую жизнь, — улыбнулся копавшийся поблизости дворник.

— Поверьте, она вам не понравится, — разубедил его Коля и вырулил из паркинга.

В зал заседания заранее никого не пускали. А вскоре появились полицейские и, освободив проход, встали в оцепление, не позволяя никому приблизиться к обвиняемому. Коле было жутко неприятно слышать, как пришедшие на слушанье скандируют оскорбительные лозунги в адрес носительницы его тела. Как только Юля появилась в дверях, тут же защёлкали фотоаппараты.

Представив, как сейчас себя чувствует подруга, Коля впал в ступор. Начало судебного процесса он в буквальном смысле слова пропустил, находясь в прострации.

Судья монотонно зачитывала обвинение, потом вызывала каких-то людей, а Коля всё ещё не мог сосредоточиться на происходящем.

— Пожалуйста, потише в зале, я не услышу свидетеля, — попыталась навести порядок судья и, дождавшись, когда собравшиеся приутихнут, произнесла: — Гособвинитель, пожалуйста.

За кафедрой ответчика стояла какая-то женщина. «Она что, свидетель? Откуда? Их же не было!»

— Алёна Ивановна, — обратился к ней прокурор, — расскажите, пожалуйста, суду о выезде и событиях, свидетелем которых вы стали двадцать восьмого октября две тысячи тринадцатого года. Что вы помните?

— Мы ехали из больницы на выезд, и нас остановили.

— Кто остановил?

— Я сидела сзади, не могу сказать. Просто не видела.

— Продолжайте.

— В машину завели молодого человека с многочисленными ранениями.

— Место, — просматривая разложенные на столе бумаги, уточнил прокурор и, немного выждав, повторил вопрос: — Место — где это было? Помните?

— Перекрёсток Кузнечного и Марата, возле музея Арктики и Антарктики.

— Хорошо, продолжайте.

— Пострадавшего посадили на кресло. Я начала осмотр.

— Вы были одна?

— На выезде я была вторым фельдшером, но первый ушёл осматривать ещё кого-то, так как сказали, что пострадавших двое. Я оказала скорую мобильную помощь. На теле пострадавшего имелось три ранения. В районе плеча была зацеплена артерия. Он был против, но мы уложили его на носилки. В результате было остановлено кровотечение, наложена повязка. Пострадавший порывался уйти, однако кровотечение было слишком сильным, мы поставили капельницу, зафиксировали положение и настояли на срочной госпитализации. Всё.

— А фельдшер второй кто был? Как фамилия?

— Степаненко.

— То есть, к моменту вашего приезда Поликарпов Игорь Александрович был ещё в сознании?

— Да.

— Какие-нибудь обстоятельства… пострадавший, возможно, рассказывал о произошедших с ним событиях? Можете вспомнить?

— Нет, вы знаете, нет. Он рвался уйти, говорил, что это срочно, а потом сознание потерял.

— Вопросов больше нет, ваша честь, — обратился к судье гособвинитель.

— Позволите? — подал голос адвокат обвиняемого и, получив согласие судьи, обратился к свидетельнице: — Вы можете описать пострадавшего: во что он был одет?

— Темно-коричневая куртка… и всё, пожалуй. Больше ничего не помню.

— А может, вам что-то мешало оказывать помощь?

— Нет. Только то, что он пытался куда-то срочно уйти.

— А чем он аргументировал своё желание?

— Ничем. Не все же поступки мы аргументируем. Просто говорил, что срочно.

— Так. А можно по пунктам, подробно: вы говорите, вы ехали, вас остановили, вы не видели кто, а дальше? Где находился пострадавший? Он сидел, стоял, лежал?

— Не знаю. Я из машины не выходила. Мы остановились, открылась дверь, его завели и посадили на кресло.

— Кто завёл?

— Я не помню. Может, он и один зашёл, или его кто-то до машины довёл. Времени достаточно много прошло.

— Три недели. У вас так часто поступают люди с подобными ранениями?

— Нет. Но вызовов много, и как-то сложно всё в памяти удержать.

— Как он себя вёл в это время? Кричал, плакал, ругался?

— Данет, не кричал, не ругался и не плакал.

— То есть, он вот так спокойно вошёл, сел, дал оказать себе помощь и хотел уйти? Я, конечно, не знаю, но мне кажется, вы задаете при этом какие-то вопросы? Как-то успокаиваете? Что вы говорили? Как он реагировал?