Ангелы Опустошения - Джек Керуак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бедный Джек, прости меня Джеки. Я тоже тебя люблю.
Я совсем один в снегу поэтому иду к Жюльену и мы снова напиваемся перед телевизором, Жюльен в конце свирепеет и сдирает с меня рубашку и даже вместе с майкой прямо со спины и я сплю пьяный на полу в гостиной до полудня.
На следующий день я снимаю себе номер в отеле «Марлтон» на 8-й улице и начинаю перепечатывать то что написал в Мексике, через два интервала аккуратно для издателей, тысячи долларов спрятанные в этом моем рюкзачке.
45
С оставшейся десяткой я спускаюсь в аптеку на углу 5-й авеню купить пачку хабариков, прикидывая что смогу еще сегодня ночью купить жареную курицу и съесть ее за машинкой (одолженной у Рут Валер). Но в аптеке этот тип говорит:
– Ну как дела в Глакаморе?[151] Ты за углом живешь или в Индиане? Знаешь что сказал этот старый козел прежде чем сыграть в ящик…
А потом когда я возвращаюсь к себе в комнату то обнаруживаю что он дал мне сдачу только с пятерки. Забил мне баки и недодал. Я снова иду в магазин но он уже сменился, ушел, и управляющий смотрит на меня с подозрением.
– У вас ловчила в магазине работает который сдачу недодает – Я не хочу ни на кого показывать пальцами но верните мне мои деньги – Я есть хочу!
Однако деньги так и не вернули и пришлось засунуть в жопу палец. Я продолжал печатать на одном кофе. Позже позвонил Ирвину и тот велел мне позвонить девушке Рафаэля с окраины может получится пожить с нею поскольку Рафаэль ее уже задолбал.
– Почему Рафаэль ее задолбал?
– Потому что он все время валяется на кушетке и говорит «Покорми Рафаэля»! Чесслово! Я думаю ты ей понравишься. Ты просто будь четким милым Джеком и позвони ей. – Я ей позвонил, зовут Элис Ньюмен, и сказал что умираю от голода и не встретится ли она со мною у «Хауарда Джонсона» на 6-й авеню и не купит ли мне пару франкфуртов? Та ответила ладно, она маленького роста блондинка в красном пальто. В 8 часов вечера я увидел как она зашла.
Она купила мне хот-догов и я их проглотил. Я уже посмотрел на нее и сказал:
– А что скажешь, если я останусь у тебя, мне надо много печатать а меня обдурили с деньгами сегодня в аптеке.
– Как хочешь.
46
Но это стало началом возможно самого лучшего романа в моей жизни потому что Элис была интересной молодой женщиной, еврейкой элегантной среднего класса печальной и чего-то ищущей – Она выглядела чертовски по-польски, с ногами крестьянки, голым низким низом, torque[152] волос (светлых) и печальными понимающими глазами, по сути, она как бы влюбилась в меня. Но это было лишь потому что я ей не навязывался. Когда я просил яичницы с ветчиной и яблочным соусом в два часа ночи она готовила с радостью поскольку я просил искренне. Искренне? Что неискреннего в «Покорми Рафаэля»? Старушка (22) Элис однако говорила:
– Ты наверно станешь большим литературным богом и все тебя будут жрать с потрохами, поэтому ты должен мне позволить себя оберегать.
– А как жрут литературных богов?
– Их достают. Грызут и грызут пока от тебя ничего не останется.
– А ты откуда все это знаешь?
– Книжки читала – С авторами знакомилась – Я сейчас сама роман пишу – Думаю назвать его «Лети сейчас, плати потом» но издатели боятся что у них будут неприятности с авиалиниями.
– Тогда назови его «Заплати мне пенни завтра».
– Это мило – Прочесть тебе главу?
Совершенно неожиданно я оказался в спокойном доме под лампой с тихой девушкой которая обернется страстной в постели, как я увидел, но боже мой – Мне не нравятся блондинки.
– Мне не нравятся блондинки, – сказал я.
– Может я тебе понравлюсь. Хочешь я выкрашу волосы?
– У блондинок слишком мягкие личности – Мне целые будущие жизни еще с этой мягкостью сражаться —
– Так тебе нужна жесткость? Рут Валер на самом деле не такая четкая как ты думаешь, она в конце концов всего-навсего неуклюжая деваха которая не знает что делать.
И так у меня появился товарищ, и тем паче я это увидел в тот вечер когда напился в «Белой Лошади» (Норман Мейлер сидел в глубине болтая об анархии с пивной кружкой в руке. Боже мой а нас будут поить пивом в Революцию? или Желчью?) – Вдрызг, и тут входит Рут Валер выгуливая пса Эриксон и начинает убалтывать меня пойти с нею домой на ночь.
– Но я теперь живу с Элис —
– А разве меня ты больше не любишь?
– Ты же сама сказала что тебе сказал твой врач что —
– Кончай!
Но тут в «Белой Лошади» откуда-то возникает Элис и выволакивает меня оттуда как бы за волосы, в такси и к себе домой, из чего я узнаю: Элис Ньюмен не собирается никому позволять красть у нее ее мужика, кем бы он ни был. И я возгордился. Я пел «Я глупец» Синатры всю дорогу домой в такси. Такси мчало мимо океанских судов ошвартованных у пирсов Северной Реки.
47
И на самом деле мы с Элис были дивными здоровыми любовниками – Она от меня хотела всего лишь чтоб я делал ее счастливой и сама делала все что было в ее силах чтоб я тоже был счастлив, чего было достаточно —
– Ты должен знать больше еврейских девушек! Они тебя не только любят но и приносят тебе ржаной хлеб со сладким маслом к утреннему кофе.
– Чем занимается твой отец?
– Сигары курит —
– А мать?
– Вяжет кружевные салфеточки в гостиной —
– А ты?
– Не знаю.
– Так ты значит собираешься стать большой романисткой – Какие у тебя образцы для подражания?
Но образцы у нее совершенно не те, однако я знал что у нее получится стать первой великой писательницей в мире, но я полагаю, я думаю, ей хотелось детей во что бы то ни стало и как бы оно ни было – Она была мила и я ее по-прежнему люблю сегодня ночью.
К тому же мы остались вместе на ужасно долгое время, на годы – Жюльен называл ее Экстазным Пирожком – Ее лучшей подруге, темноволосой Барбаре Липп, по стечению обстоятельств случилось влюбиться в Ирвина Гардена – Ирвин и направил меня в гавань. В этой гавани я спал с нею с целью занятий любовью но после того как мы все делали я уходил во внешнюю спальню, где постоянно держал открытым зимнее окно а радиатор выключенным, и спал там в своем спальнике. Со временем я таким образом наконец избавился от своего туберкулезного мексиканского кашля – Я не такой тупой (как вечно твердила Ма).
48
И вот Ирвин со своими 225 долларами в кармане сначала ведет меня в Рокфеллеровский Центр за моим паспортом после чего мы бродим по центру города болтая обо всем на свете как бывало раньше в колледже —
– Так значит теперь ты едешь в Танжер повидаться с Хаббардом.
– Мама говорит что он меня погубит.
– О вероятно попытается но у него ничего не выйдет, как и у меня, – уткнувшись головой мне в щеку и смеясь. Такой вот Ирвин. – Как насчет всех людей что хотят погубить меня но я продолжаю прислоняться головой к мосту?
– К какому мосту?
– К Бруклинскому. К мосту через реку Пассаик в Патерсоне. Даже к твоему мосту на Мерримаке полному безудержного хохота. Ко всяким мостам. Я прислоняюсь головой к любому старому мосту в любое время. Черномазый в сортире на Седьмой авеню что прислоняется головой к унитазам или что-то типа. Я не борюсь с Богом.
– А кто такой Бог?
– Тот большой радар в небесах, наверное, или видят мертвые глаза. – Он цитировал одно свое подростковое стихотворение, «Видят мертвые глаза».
– Что видят мертвые глаза?
– Помнишь то здоровое здание которое мы видели как-то утром на Тридцать четвертой улице, когда улетели, и сказали что в нем сидит великан?
– Ага – и у него еще ноги наружу торчат или что-то вроде? Это давно было.
– Так вот мертвые глаза видят этого Великана, не меньше, если только невидимые чернила уже не стали невидимыми и даже Великан не исчез.
– Тебе нравится Элис?
– Ничего.
– Она мне говорит что эта Барбара в тебя влюблена.
– Да наверное. – Ему было скучно как никогда. – Я люблю Саймона и не хочу чтоб какие-то там толстые жены-еврейки орали на меня моя посуду – Погляди-ка что за тошнотная харя мимо прошла. – Я обернулся и увидел спину какой-то дамы.
– Тошнотная? Почему?
– С глумливым выражением и безнадегой, отвалила навсегда, фу.
– Разве Бог ее не любит?
– Ох перечитай еще раз Шекспира или еще кого-нибудь, ты уже чуть ли не слезу готов пустить. – Но ему неинтересно было даже произносить это. Он озирался в Рокфеллер-билдинг. – Смотри кто там. – Там была Барбара Липп, она помахала и подошла к нам.
