Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей - Николай Костомаров

А. М. Васнецов. Улица в Китай-городе. Начало XVII века.

Современники говорят, будто в те ужасные годы в одной Москве погибло до 127 000 человек, погребенных в убогих домах (так назывались общие кладбища для бедных, а также для найденных убитыми), не считая тех, которые были погребены у церквей.

Борис, однако, не хотел, чтобы весть о таком печальном положении народа в его государстве дошла за границу, и предполагал, что это можно утаить. Поэтому, когда по окончании голода в Москву приехали иноземные послы, Борис приказал всем наряжаться в цветные платья, а беднякам запрещено было в своих лохмотьях появляться на дороге. Смертная казнь обещана была тому, кто станет рассказывать приезжим иноземцам о бедствиях Московского государства. Между тем в то время сам царь Борис перенес семейную невзгоду. После удаления Густава, принца шведского, в Углич Борис стал подыскивать другого жениха для своей дочери среди иностранных принцев, и вот брат датского короля Иоанн в августе 1602 года очень понравился Борису, но в октябре того же года умер от горячки. Годунов и вся его семья тосковали по нему, а в народе стал носиться слух, будто сам Борис отравил его из боязни, чтобы москвичи, полюбив зятя Бориса, не избрали его царем вместо сына Бориса. Русские готовы были тогда всякое злодеяние приписать своему царю; ненависть к нему возрастала. Становилось желательным, чтобы нашелся кто-то, имевший в глазах народа гораздо больше прав перед Борисом. Таким лицом был именно Дмитрий, сын прежнего государя. Мысль о том, что он жив и вскоре явится отнимать у Бориса похищенный престол, все более и более распространялась в народе, а суровые преследования со стороны Годунова скорее поддерживали ее, чем искореняли. И вот в начале 1604 года перехвачено было письмо, написанное одним иноземцем из Нарвы; в этом письме говорилось, что объявился сын московского царя Ивана Васильевича Дмитрий, находится будто бы у казаков, а Московскую землю вскоре постигнет большое потрясение. Вслед за тем пришли в Москву люди, взятые в плен казаками под Саратовом и отпущенные на родину: они принесли весть, что казаки грозят вскоре прийти в Москву с царем Дмитрием Ивановичем.

Борис Годунов. Гравюра XIX в.

Народ ожидал чего-то необычайного. Давно передавались рассказы о разных видениях и предзнаменованиях. Ужасные бури вырывали с корнем деревья, опрокидывали колокольни. Там не ловилась рыба, тут не видно было птиц. Женщины и домашние животные производили на свет уродов. В Москву забегали волки и лисицы; на небе стали видеть по два солнца и по два месяца. Наконец летом 1604 года появилась комета, и астролог немец предостерегал Бориса, что ему грозят важные перемены.

Между тем в Москву давали знать, что в польской Украине под знаменем Дмитрия собирается ополчение и со дня на день нужно ждать вторжения в московские пределы; в июле посланник немецкого императора сообщил от имени своего государя по соседской дружбе, что в Польше появился Дмитрий и надо принимать против него меры. Борис отвечал цесарскому посланнику, что Дмитрия нет на свете, а в Польше объявился какой-то обманщик, которого царь не боится. Однако, посоветовавшись с патриархом, Годунов находил, что нужно же объяснить и самим себе, и народу, кто такой этот обманщик. Стали думать и придумали, что это, должно быть, бежавший в 1602 году Григорий Отрепьев. Он был родом из галицких детей боярских, постригся в Чудовом монастыре и был крестовым дьяком (секретарем) у патриарха Иова. Начали распространять исподволь в народе слух, что объявившийся в Польше обманщик – именно этот беглый Григорий Отрепьев, но не решались еще огласить о том во всеуслышание. В сентябре послали в Польшу гонцом Смирного-Отрепьева, дядю Григория, и распространили в народе слух, что его посылают для обличения племянника, но на самом деле отправили его с грамотой о пограничных недоразумениях и не дали никакого поручения о том человеке, который назывался Дмитрием. Царь Борис, вероятно, рассчитывал, что лучше помедлить с решительным заявлением об Отрепьеве, так как сам не был уверен в его тождестве с названым Дмитрием. Он приказал привезти мать Дмитрия и тайно допрашивал ее: жив ли ее сын или нет? «Я не знаю», – ответила Марфа. Тогда царица, жена Бориса, пришла в такую ярость, что швырнула Марфе горящую свечу в лицо. «Мне говорили, – сказала Марфа, – что сына моего тайно увезли без моего ведома, а те, что так говорили, уже умерли». Рассерженный Борис велел ее отвезти в заключение и содержать с большой строгостью. Между тем 16 октября названый Дмитрий с толпой поляков и казаков вступил в Московское государство. Города сдавались ему один за другим. Служилые люди переходили к нему на службу. В ноябре он осадил Новгород-Северский, но был отбит посланным туда воеводой Басмановым. После того царь выслал против Дмитрия войско под главным начальством Федора Мстиславского. Это войско 20 декабря потерпело неудачу. Дальше скрываться перед народом было невозможно. Послушный Борису патриарх Иов взялся объяснить Русской земле запутанное дело. Первопрестольник русской церкви, обходя благоразумным молчанием вопрос о том, как не стало Дмитрия, уверял в своей грамоте народ, что называющий себя царевичем Дмитрием есть беглый монах Гришка Отрепьев; патриарх ссылался на свидетельство трех бродяг: чернеца Пимена, какого-то Венедикта и ярославского посадского человека иконника Степана; первый провожал Отрепьева вместе с товарищами Варлаамом и Мисаилом в Литву, а последние два видели его в Киеве и знают, что Гришка потом назвался царевичем. Патриарх извещал, что он с освященным собором проклял Гришку и всех его соучастников, повелевал во всех церквах предавать анафеме его и с ним всех тех, кто станет называть его Дмитрием. Вслед за тем в феврале 1605 года из Москвы отправили в Польшу гонца Постника Огарева уже с явным требованием выдачи «вора». Борис заявлял королю и всей Польше, что называющий себя Дмитрием есть не кто другой, как Гришка Отрепьев. На сейме в то время Ян Замойский сильно осуждал Мнишека и Вишневецких, подавших помощь претенденту; говорил, что со стороны короля поддерживать его и из-за него нарушать мир с московским государем бесчестно; доказывал, что называвшему себя Дмитрием верить не следует. «Этот Димитрий называет себя сыном царя Ивана, – говорил Замойский. – Об этом сыне у нас был слух, что его умертвили. Он же говорит, что на место его умертвили другого! Помилуйте, что это за Плавтова или Теренцева комедия? Возможное ли дело: приказали убить кого-то, да притом наследника, и не посмотрели, кого убили! Так можно зарезать только козла или барана! Да если бы пришлось возводить кого-нибудь на московский престол, то и кроме Димитрия есть законные наследники – дом Владимирских князей: право наследства приходится на дом Шуйских. Это видно из русских летописей». Большинство панов также не расположено было поддерживать Дмитрия, но поскольку его уже не оказалось в Польше, то царский гонец получил такой ответ, что этого человека легче достать в Московском государстве, чем в польских владениях.