Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!» - Герман Романов

Этот императорский приказ был выполнен через десять минут – первыми ушли кроншлотцы быстрым шагом. Не успев в один бой, они торопились принять участие в другом. И Петр попенял себе за излишнюю перестраховку – этот батальон здесь оказался лишним, а мог бы значительно усилить войско генерала Измайлова.

Следом за пехотой потянулись драгуны и лейб-казаки Денисова, а еще через десять минут короткого отдыха следом пошли сербские гусары и две сотни казаков Данилова. Он бы и сам помчался туда, но не смог – смертельно устал…

Петр отложил подзорную трубу и закурил – на душе было смутно и радостно. Тяжело от гибели людской, от крови, напрасно пролитой, – ведь многие из погибших не были в заговоре, но пошли за мятежниками потому, что всю жизнь болтались, как дерьмо в проруби. Радостно чуть было от заслуженной, первой победы, но вот горечью всю радость вытесняло. Кровь, повсюду разлилась человеческая кровушка.

Во рту сразу горько стало, и он сплюнул, передернулся – вспомнил, как из распоротого живота клубок дымящихся кишок вывалился.

«Баталисты хреновы! Вы по этому полю походите да на муки человеческие поглядите, тогда и другие картины рисовать будете!»

И злоба росла, лютая злоба – на Катьку, на братьев Орловых, на других заговорщиков, на сенаторов, что братоубийственную драку заказывали, на тех священников, что это смертоубийство благословили. Страшной и лютой всегда бывает драка за царскую власть, кровавой и беспощадной, жизнь топчущей.

И Петр заплакал, слезы катились по щекам, но он их не стеснялся. Император оплакивал тех, кто за него встал, насмерть, и кто в это бессмысленное братоубийство против воли кинулся. Он поднял глаза, утер их платком, арапом поданным, – почти рядом стояли солдаты, лица не радостные, а суровые, и он заметил, что многие до хруста, до побелевших пальцев, стискивали кулаки.

И он благодарен им был, и солдатам, и офицерам. И Ливену с Гудовичем, что понимающе на него смотрели. И внезапно Петр осознал, что теперь они всей душой его, насмерть встанут немедленно, по первому слову.

Будто с пятипудовым мешком на плечах поднялся Петр, поклонился в пояс солдатам, горделиво вскинул голову. Он осмотрел своих солдат цепко и видел, как подобрались они, ожидая его слов.

– Спасибо вам, дети мои! Мы раздавим мятеж, но пусть это будет последняя русская кровь, русскими же пролитая. Пусть льется только вражеская черная кровь, и драться мы будем только за землю нашу, народ наш, да веру нашу чистую, исконную, православную. Клянусь вам!

– Императору Петру Федоровичу, отцу нашему! Виват! – то уже генерал Гудович крикнул, лицом просветлев.

– Виват! Виват! Виват! – многократно прогремело со всех сторон. И Петр видел, как все они самозабвенно кричат – немцы и русские, солдаты и казаки, офицеры с генералами.

– Две чарки водки каждому да по десять рублей за службу верную жалую!

Эти слова Петра были встречены таким же восторженным ревом, а он пошел меж ликующими солдатами, то по-отцовски обнимая кого-то, то похлопывал по плечу. Подошел к плащу, постеленному на траве заботливым Нарциссом, прилег и на небо уставился…

Петербург

Это был ужас. Разверзся ад – десятки крупнокалиберных орудий двух линейных кораблей безжалостно смели от Сената до Зимнего дворца праздношатающиеся народные толпы свинцовым ураганом картечи. Растерзанные люди падали друг на друга, смертельные крики, хрипы и стоны умирающих и обезумевших людей окутали набережную.

Погибли и были изувечены многие сотни. Смерть здесь не разбирала – рядом с гвардейцами лежали мастеровые, расфуфыренный аристократ с размозженной головой упал рядом со служанкой с растерзанной грудью. Погиб наследник Павел Петрович, и испили с ним ту же чашу граф Никита Панин и многие из придворной свиты.

Но этой жестокой участи избежали императрица с княгиней Дашковой. Кавалергарды выдернули женщин из кровавого безумия и, подхватив под руки, бросились за дворец. Успели – прогремевший второй залп довершил начатое. А с кораблей грянул бешеный многоголосый крик, полный пьяной удали и жестокой лихой решимости:

– Виват императору Петру! Виват! Виват!

Кавалергарды время терять не стали – императрицу и княгиню усадили в карету и, нахлестывая лошадей, помчались прочь из города, в Петергоф, к верной гвардии. Любому из всадников охраны было ясно – Миних всех коварно обманул, а малочисленные гвардейские роты отразить высаживающийся десант не смогут…

Всего пять кораблей смогли ввергнуть уцелевших горожан в шок. Но выжившие не предполагали, что под их ногами разверзлась бездна. Встречая корабли, не сразу заметили, что за этими новоявленными троянскими конями резво двигается морская орда – галеры с десантом, потом фрегаты, бомбардирский корабль, шнявы, яхты. Кроме того, боты и большие шлюпки малыми отрядами стали расползаться по речкам и многочисленным каналам.

Флот старательно и терпеливо накидывал на Петербург густую ловчую сеть, и теперь она была внезапно им брошена. Кроме экипажей на судах были размещены две с половиной тысячи солдат Кроншлотского гарнизона и морской пехоты.

Галеры проскочили береговые батареи, канониры которых разбежались в ужасе, даже не помыслив об обороне и ничем не помешав им швартоваться у причальных свай. Всем кораблям места не хватало, многие просто утыкались носом в берег, и с них тут же сбрасывали широкие и длинные дощатые щиты.

По ним с хриплым матом и криками, сверкая штыками и тесаками, густо скатывалась пехота и матросня. Ощетинившись жаждавшей крови сталью, дикая орда валом захлестнула всю набережную и, радостно хрипя, ворвалась в город. И все – животный ужас накрыл столицу…

А корабли пошли дальше и сделали залп уже левым бортом. Цель была крепкой, и потому Петропавловская крепость получила уже не картечь – камень дробился ядрами.

Растерявшийся гарнизон забыл о сопротивлении и отчаянно метался по крепостным веркам – и тут же был щедро осыпан картечью. То малые шнявы и галеры стали высаживать десант. Матросы побежали на штурм крепости с бешеной яростью, усугубленной плескавшейся в желудке обильно выпитой водкой, – сие питие активно храбрость пробуждает.

Длинные штурмовые лестницы припали к каменным стенам бастионов – лезли по лестницам храбро и густо, срываясь от выпитого, ломая себе руки и ноги.

Но штурмующих это раззадоривало еще больше, как распаляет насильника даже слабое сопротивление жертвы. И с дикими криками ворвались и принялись резать. Приказ императора был выполнен в точности – всех с оружием в руках убивать на месте, пощады не давать никому.

Ворвавшаяся в Сенат матросня рубила всех подряд – и сенаторов в красных позолоченных мундирах, и стряпчих в скромных кафтанчиках. Гвардейский караул был искрошен прямо у парадных дверей – позже родственники не смогли опознать их останки. Спаслись только те, кто вовремя сообразил кричать: «Виват императору Петру Федоровичу!»