Сталин: арктический щит - Юрий Жуков

Потому и не было ничего даже отдаленно напоминающего какое-либо «тесное сотрудничество» в удовлетворении Кремлем малозначительных просьб Берлина, не выходивших за рамки общепринятых международных норм. Так, в январе 1940 года Шуленбург обратился к В.М. Молотову с «настоятельным пожеланием» разрешить нескольким немецким транспортам и танкерам, находившимся в Баренцевом море, зайти на ограниченное время в любой из заливов на Мурманском берегу, позволив им тем самым избежать захвата британскими кораблями.

В Наркоминделе и Наркомате Военно-морского флота так и не сумели найти в такой просьбе ничего предосудительного с точки зрения нейтралитета СССР, подыскать потому достаточно веские основания для категорического отказа. Ведь речь шла не о боевых кораблях, которые следовало немедленно интернировать при их появлении в советских территориальных водах. Не настаивал Шуленбург и на конкретном пункте для якорной стоянки. Поэтому прибегнуть к обычным в таких случаях проволочкам, используя «забывчивость» Молотова, оказалось невозможным. И главе правительства СССР пришлось дать свое согласие, а сотрудникам Наркомата Военно-морского флота — подыскать соответствующее место. Им стал единственный помимо Кольского глубоководный залив Иоканьга, из которого суда под флагом Германии ушли в середине марта. Сразу же по завершении Финской кампании53.

25 июня 1940 года Шуленбург вернулся к проблеме немецких транспортных судов, теперь уже других, попросил Молотова «оказать содействие в их ремонте в Мурманске». И вновь советскому премьеру пришлось пойти навстречу столь, в общем, необременительной просьбе. На Мурманском судоремонтном заводе чистка котлов, отлаживание машин, осмотр кузовов заняли почти весь август. В первых числах сентября суда Германии наконец покинули советские воды54.

Тем временем положение в Европе опять резко изменилось, и снова — в пользу Германии.

10 мая 1940 года немецкие армии начали наступление на Западном фронте. Сразу же прорвали его и за несколько дней заняли Нидерланды, Бельгию, Люксембург. 28 мая британские войска, находившиеся на континенте, в панике бросив всю технику, эвакуировались из Дюнкерка. 10 июня капитулировала норвежская армия, но перед тем король Хокон VII и правительство страны успели перебраться в Великобританию. 22 июня маршал Петен, исполнявший обязанности премьер-министра, подписал в Компьене акт о перемирии, означавший безоговорочную капитуляцию Франции, признание ею полного поражения.

Советский Союз остался один на один с грозной, как никогда, сильной нацистской Германией, уже покорившей всю Европу. Теперь Кремлю приходилось действовать вдвойне, втройне осторожнее. Стремиться, как и прежде, не уступать Берлину в серьезных вопросах, в то же время старательно избегая раздражать его постоянными отказами, особенно по малозначительным проблемам.

Именно так произошло с довольно старой просьбой, высказанной еще в сентябре 1939 года Риббентропом, а затем повторенной Шуленбургом. О проводке по Северному морскому пути нескольких немецких судов с запада на восток.

Поначалу в январе 1940 года речь пошла о четырех китобойцах. В апреле — мае сотрудник германского посольства Гекинг повел разговор уже о семи транспортах, а месяц спустя сократил их число до двух. Так как согласие на их проводку уже было дано А.И. Микояном, то теперь приходилось выполнять обещанное. И все же, опасаясь любых непредвиденных обстоятельств, И.Д. Папанин 8 июля обратился к наркому внутренних дел Л.П. Берии: «В навигацию 1940 года на Главсевморпуть возложена проводка двух немецких судов Северным морским путем с запада на восток. У меня нет сомнений, что указанные суда будут иметь на борту оружие. Поэтому считаю необходимым иметь на борту ледоколов «И. Сталин» и «Красин», осуществляющих проводку этих судов, по два пулемета с соответствующим запасом патронов и по одному инструктору для инструктирования и обучения судэкипажа овладению указанным видом оружия55.

Берия на просьбу не ответил. И все же руководству ГУСМП очень скоро пришлось узнать об ином варианте решения той проблемы, которая столь волновала и обеспокоила Папанина.

14 марта, когда переговоры сотрудников Наркомвнешторга и Главсевморпути с германским дипломатом К. Гекингом подходили к завершению и рейды немецких судов в советской Арктике стали делом несомненным, Н.Г. Кузнецов подал Молотову рапорт, содержавший явно несвоевременное предложение. «Возможность использования кораблей Северного флота, — докладывал нарком ВМФ, — как резерва Тихоокеанского флота с переводом их по Северному морскому пути требует производства перевода в 1940 году в целях накопления опыта одной подводной лодки типа «Щ» из состава Северного флота на Тихий океан»56.

Однако оба приведенных довода выглядели откровенно надуманными. Ведь Северный флот, для усиления которого сам же Кузнецов требовал десять подводных лодок, никак не мог служить каким-либо «резервом». Да и опыт плавания во льдах военные моряки уже «накопили». В 1936 году — во время похода двух эсминцев из Мурманска во Владивосток, и в 1938 году — когда три подводные лодки выходили в Норвежское и Гренландское моря для помощи в спасении зимовщиков СП-1. Дальнейшее развитие событий показало истинную причину острой необходимости похода «Щ» по полярной трассе.

5 мая Кузнецов повторно обратился к Молотову с более конкретными, нежели первоначально, предложениями: «Прошу разрешить произвести в текущем году опытную проводку подводной лодки Щ-423 и обязать Главное управление Севморпути оборудовать на судоремонтном заводе Севморпути в городе Мурманске по чертежам НК ВМФ лодку Щ-423 ледовой защитой и провести ее в навигацию 1940 года в составе каравана судов по Северному морскому пути»57.

В тот же день и П.П. Ширшов, заместитель начальника Главсевморпути, направил И.В. Сталину, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову, А.А. Жданову и А.А. Кузнецову мнение своего ведомства о будущем походе. «В проводке в арктических водах подводных судов, — отмечал он, — есть еще немало неизвестного. Эти задачи надо решить теперь же, чтобы не оказаться в трудном положении, когда придется проводить большое количество подлодок. По прогнозам, ледовая обстановка на Северном морском пути в 1940 году будет тяжелой. Это даст возможность получить полные опытные данные»58.

Еще две недели потребовалось советскому руководству на обдумывание настоятельного предложения Н.Г. Кузнецова. Только 20 мая последовало постановление Комитета обороны: «1. Разрешить НК ВМФ осуществить в навигацию 1940 года перевод подводной лодки Щ-423 из состава Северного флота на ТОФ. 2. Обязать т. Папанина И.Д.: а) оборудовать подводную лодку Щ-423 ледовой защитой на Мурманском судостроительном заводе по чертежам НК ВМФ; б) провести подводную лодку Щ-423 в навигацию 1940 года в составе каравана судов по Северному морскому пути из Мурманска до бухты Провидения; в) совместно с НК ВМФ утвердить план обеспечения подводной лодки Щ-423»59.

Но еще до приказа наркома, отданного 23 мая и повторившего дословно постановление Комитета обороны, вдалеке от судоремонтного завода — на слипах судоверфи Главрыбсудостроения, 5 мая началась подготовка ГЦ-424 или, как отныне она значилась во всех документах, — «судно «Баржа»», к дальнему и трудному походу. Сдачу назначили на 15 июня60.

Тем временем выяснилось, что рейс в водах советской Арктики совершит только одно немецкое судно, «Комет». Построенное в Гамбурге в 1939 году как банановоз для тропических линий «ЭМС». Водоизмещением всего в 3288 тонн, с машинами мощностью 4 тысячи л. с.

В действительности «Комет» являлся рейдером — вспомогательным крейсером для выполнения самостоятельно принятых боевых задач в свободном одиночном плавании. Поэтому в начале 1940 года на нем скрытно установили шесть 150-миллиметровых орудий, девять зенитных 20-миллиметровых и 37-миллиметровых пушек и пять торпедных аппаратов61. Кроме того, в трюмах разместили 400 мин и гидросамолет-разведчик «Арадо» в разобранном виде. Командиром «Комета», получившего после включения его в списки германских ВМС бортовой номер «45», назначили капитана 1-го ранга Р. Эйссена. Опытного моряка, в тридцатые годы ходившего на немецком научно-исследовательском судне «Метеор». Изучавшим погоду и воды вдоль южной кромки льдов в Северной Атлантике — от Гренландии до Шпицбергена62.

Почему же Кремлю пришлось разрешить плавание «Комета»? К тому его вынудило три весьма весомых обстоятельства.

Во-первых, в соответствии с Международным морским правом, с которым СССР приходилось считаться, открытые моря, а таковыми является вся акватория советской Арктики, всегда остаются свободными для плавания не только торговых судов, но и военных кораблей. Уже только потому для похода «Комет» — официально «торговое судно с военным экипажем»63 — не нуждался в каком-либо разрешении от властей Советского Союза. Не требовалось Эйссену и особого разрешения для прохода проливами Маточкин Шар и Карские ворота, Вилькицкого, Шокальского и Лаптева, Лонга. И это обуславливалось Международным морским правом, ибо все они соединяли открытые моря. Также, как Гибралтарский, Ла-Манш, Скагеррак, Каттегат, Эресунн64.