Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе - Михаил Зефиров

Надо сказать, что военная жизнь была совершенно чуждой для Эриха, но теперь она была обязательным условием для того, чтобы он мог стать летчиком. Его полное неприятие военной дисциплины впоследствии сильно сказалось как на его карьере в Люфтваффе, так и в послевоенное время в Бундеслюфтваффе.

15 октября того же 40-го года Хартманн прибыл в 10-й учебный полк Люфтваффе, расквартированный в Нойкурене, в 32 км северо западнее Кенигсберга (ныне соответственно Пионерский и Калининград). После завершения курса первоначальной военной подготовки его 1 марта 1941 г. направили во 2-ю военную авиашколу в Гатове, в нескольких километрах западнее Берлина. 5 марта Эрих совершил с инструктором первый полет на учебном самолете, а уже 24 марта он первый раз поднялся в воздух самостоятельно.

К 14 октября основная летная подготовка была завершена, и теперь молодым пилотам предстояло начать осваивать конкретные типы боевых самолетов. Всем было ясно, что Хартманн со своими способностями непременно должен стать истребителем. Так и про изошло, – его направили во 2-ю истребительную авиашколу, находившуюся тогда на аэродроме Цербст, в 34 км юго-восточнее Магдебурга. Там Эрих впервые сел в кабину Bf109 – истребителя, летая на котором он станет лучшим асом Люфтваффе.

Одним из его инструкторов в Цербсте стал обер-лейтенант Эрих Хохаген. Это был опытнейший пилот, который еще в 30-е годы стал чемпионом Германии по высшему пилотажу. С начала Второй миро вой войны он одержал 30 побед и был награжден Рыцарским Крестом. 5 сентября 40-го года в бою на Восточном фронте Хохаген был тяжело ранен и после выхода из госпиталя был назначен инструктором во 2-ю истребительную авиашколу.

Именно он научил будущего кавалера Бриллиантов многим секретам пилотирования. Как одаренный курсант, Эрих уже месяц спустя самостоятельно летал на «Мессершмитте». При этом за все время своего обучения он трижды совершал вынужденные посадки из-за технических неисправностей самолета.

31 марта 1942 г. Хартманну присвоили звание лейтенанта. Летом начался заключительный этап обучения – воздушные стрельбы по буксируемым мишеням над полигоном в Глейвитце (ныне Гливице, Польша). 30 июня во время первого же вылета Хартманн добился отличного результата: 24 из 50 выстрелов попали в мишень. Он был прирожденным снайпером, и это не подлежало сомнению. При этом сам Хартманн довольно скромно оценивал себя, говоря, что никогда не умел стрелять с большой дистанции. В то же время Вальтер Крупински, летавший затем с ним в паре на Восточном фронте, утверждал, что именно в стрельбе с больших дистанций ему не было равных.

20 августа Хартманна включили в состав JGr.Ost, которая тогда базировалась там же в Глейвитце. И уже утром 24 августа он «отличился». Сначала он полетел в Цербст и прокрутил над аэродромом целый комплекс фигур высшего пилотажа, которым научился у Хохагена. По возвращении в Глейвитц он пролетел над аэродромом «вверх ногами» на высоте десяти метров. В этой мальчишеской выходке проявилась вся импульсивность характера Хартманна, с которой не смогли справиться ни учителя, ни военная дисциплина.

Сразу после посадки его вызвали к командиру группы гауптману Вернеру Андресу, который по достоинству «оценил» его воздушные трюки. Эрих получил неделю домашнего ареста, а также штраф в размере двух третей своего жалованья за три месяца. Однако неожиданно оказалось, что в наказании была и положительная сторона. Хартманн вспоминал: «Неделя домашнего ареста спасла мне жизнь. По плану после обеда я должен был проводить учебные стрельбы. Когда же я был арестован, то мой сосед по комнате занял мое место в само лете. Вскоре после взлета отказал двигатель. Он попытался совер шить вынужденную посадку, но разбился».

Перед отправкой на Восточный фронт молодой пилот получил трехдневный отпуск для поездки домой. Напоследок родители уст роили небольшую вечеринку, на которую пришли их друзья и друзья сына. В тот же вечер состоялось и прощание двух влюбленных. Эрих сказал Уш, что хочет жениться на ней, когда война закончится, и спросил: «Ты будешь ждать меня?» Ответ был простым и ясным: «Да, Эрих, я буду ждать». Никто из них и не мог даже подумать тогда, что это ожидание фактически растянется на тринадцать с лишним лет.

Возможно, в дальнейшем рассказе о восьмом кавалере Бриллиантов среди летчиков-истребителей не стоило уделять много внимания этой любовной и достаточно мелодраматической истории, если бы не одно обстоятельство. Именно отношения Эриха Хартманна с Урсулой Печ во многом определили судьбу молодого пилота, а позднее – в тяжелейшие послевоенные годы – помогли просто выжить.

Уже на следующий день Хартманн ехал в поезде в Краков, чтобы оттуда вылететь к месту своего назначения – в JG52, чей штаб тогда располагался на Северном Кавказе, на аэродроме около городка Прохладный. В Люфтваффе было обычной практикой, когда пило ты, направлявшиеся на фронт хоть из авиашкол, хоть из отпуска, так сказать «по пути», перегоняли в свои группы новые самолеты или машины, прошедшие ремонт на авиазаводах.

Попутчиками Хартманна стали лейтенанты Рейнхардт Мерчат и Штиблер, а также унтер-офицер Герман Вольф, также получившие назначение в JG52. Когда они прибыли на тыловую базу снабжения Люфтваффе в Кракове, то оказалось, что там нет «Мессершмиттов», предназначенных для их эскадры. Вместо этого командир базы предложил молодым пилотам вылететь на восток на Ju87, которые требовалось перегнать в Мариуполь.

Хартманн до этого никогда не летал на Ju87, но подумал, что самолет есть самолет. Он не боялся подняться в воздух ни на «Штуке», ни на любой другой «птичке». Через несколько минут он уже сидел в незнакомой кабине. Все было почти так же, как на «Мессершмитте», лишь приборы немного отличались. Хартманн запустил двигатель и все проверил. Остальные пилоты тоже запустили двигатели. Ему надо было выруливать на старт, и он повел самолет к взлетной полосе.

Руководитель полетов размещался в небольшом деревянном домике рядом со стартом, и Хартманну нужно было обогнуть его. Он нажал на левую педаль и… ничего. Самолет не реагировал! Пилот резко нажал на обе педали, и опять ничего! Тормоза не работали, и «Штука» катилась прямо на дом. Офицер, находившийся там, успел выскочить за секунду до того, как винт штурмовика начал перемалывать крышу. Полетели обломки дерева, бумажки. Хартманн немедленно выключил двигатель и вылез наружу.

Вместо лопастей винта торчали лишь три расщепленных обломка длиной около 45 см. Домик стал вдвое ниже, документы и журналы полетов превратились в конфетти. Эрих с красными ушами стоял в полуобморочном состоянии, безвольно опустив руки, готовый к самому худшему. Но тут его невольно спас один из его попутчиков.

Он успел взлететь перед Хартманном, и вот теперь его Ju87 заходил на посадку с заклиненным двигателем, оставляя за собой дымный хвост. «Штука» коснулась земли, подпрыгнула, и тут неопытный пилот нажал на тормоза. Самолет «клюнул носом», и застыл, задрав хвост в небо. Это было чересчур, еще немного, и эта четверка разнесет весь аэродром! Командир базы решил, что их надо отправить на фронт на транспортном Ju52, причем управлять которым будет кто-нибудь другой.

Вновь прибывших пилотов встретил адъютант JG52 гауптман Кюль. Это был настоящий штабной офицер в отглаженном мундире и начищенных до блеска ботинках. Проверив их по списку, он объявил: «Вы пойдете со мной. Перед тем как отправиться по своим эскадрильям, которые базируются на других аэродромах, вас хочет видеть командир эскадры».

Командный пункт JG52 располагался в большой землянке. На одной стене висела карта зоны боевых действий. Два деревянных ящика изпод бомб служили столами, на которых стояли телефон для связи со штабом 4-го воздушного флота и несколько аппаратов для связи с тремя группами эскадры. За столами сидели дежурный офицер и два солдата. В углу ютились два радиста, один заполнял журнал текущих радиопереговоров эскадры, а второй следил за пере говорами русских. В качестве стульев использовались ящики от 20-мм снарядов.

Обстановка была довольно мрачной, но деловой. Все концентрировалось вокруг коренастого мужчины со светлыми волосами – майора Дитриха Храбака. Тогда Хартманну сразу же бросилась в глаза разница между внешним видом командира эскадры и адъютантом. Китель Храбака был мятым и грязным, на брюках виднелись масляные пятна. Ботинки покрывала засохшая грязь, их явно дав но не чистили. Эрих еще никогда не видел таких майоров. В авиашколах те казались курсантам почти полубогами, на них всегда были идеальные мундиры. Храбак же был совсем другим майором, и, как оказалось, не только в отношении формы.

Он говорил и двигался мягко и неторопливо. Его пронизываю щие голубые глаза смотрели прямо на каждого пилота, когда он пожимал им руки. Как только Храбак начал говорить, Хартманн понял, что перед ним опытный и умный профессионал. То, что он внушал новичкам, нельзя было услышать в авиашколе: «Вы как можно скорее должны научиться летать с помощью головы, а не мускулов. До этого времени ваше обучение сосредоточивалось на подчинении самолета. Чтобы выжить в России и стать успешным хорошим истребителем, вы должны развивать свое мышление. Конечно, вы должны действовать агрессивно, иначе невозможно добиться успеха, но агрессивность нужно использовать рассудительно и умно. Летайте головой, а не мускулами».