Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе - Михаил Зефиров

Он говорил и двигался мягко и неторопливо. Его пронизываю щие голубые глаза смотрели прямо на каждого пилота, когда он пожимал им руки. Как только Храбак начал говорить, Хартманн понял, что перед ним опытный и умный профессионал. То, что он внушал новичкам, нельзя было услышать в авиашколе: «Вы как можно скорее должны научиться летать с помощью головы, а не мускулов. До этого времени ваше обучение сосредоточивалось на подчинении самолета. Чтобы выжить в России и стать успешным хорошим истребителем, вы должны развивать свое мышление. Конечно, вы должны действовать агрессивно, иначе невозможно добиться успеха, но агрессивность нужно использовать рассудительно и умно. Летайте головой, а не мускулами».

В этот момент командира JG52 неожиданно перебил голос из динамика, подключенного к рации: «Очистите аэродром! Я получил попадания. Вижу аэродром и буду садиться сразу…» Напряжение повис ло в воздухе. Через несколько мгновений динамик снова заговорил: «Проклятие! Мой мотор горит! Надеюсь, что дотяну…» Храбак бросился наружу, а вслед за ним и новички. Взлетела сигнальная красная ракета, предупреждая всех об аварийной посадке.

Показался Bf109G, оставлявший за собой длинный шлейф густого дыма. Шасси было выпущено, и вскоре самолет мягко приземлился. Он прокатился несколько метров, когда стойки его шасси неожиданно подломились и отлетели. Горящий «Мессершмитт» завалился влево и заскользил по земле. Раздался взрыв, кто-то крикнул: «Это Крупински!»

Аварийная команда бросилась тушить пожар, но тут начал взрываться остававшийся боекомплект истребителя. Хартманн стоял неподвижно и, не отрываясь, смотрел на огонь. Впервые перед его глазами разыгралась в общем-то обычная сцена из жизни фронтового летчика-истребителя.

Вдруг из клубов дыма появился пилот. Казалось, что это было чудо. Автомобиль быстро доставил его к командному пункту. Это был рослый молодой человек, он улыбался, хотя его лицо было бледным. Храбак сказал: «Крупински, сегодня вечером мы будем праздновать ваш день рождения!» Повернувшись к новичкам, Храбак продолжил: «Когда происходит подобное и пилот спасается, мы празднуем его день рождения, как будто он родился заново» . Хартманн тут же спросил: «А что происходит, если пилот погибает?» И услышал в ответ: «Тогда мы пропиваем его шкуру, чтобы быстрее забыть все!»

Вновь прибывшие были назначены в III./JG52 и 10 октября при были на полевой аэродром около станицы Солдатская, в 20 км северо-западнее Прохладного. Теперь им пришлось выслушать наставления командира группы майора Хубертуса фон Бонина:

«Здесь имеют значение только воздушные победы, а не звания и другие достоинства.

На земле мы соблюдаем военную дисциплину, но в воздухе каждое звено ведет пилот, имеющий больше опыта и побед.

Эти правила едины для всех, и в том числе для меня.

Если я лечу с фельдфебелем, имеющим больше побед, то он ведущий. Это правило не обсуждается, учитываются только победы!

В воздухе вы будете говорить такие вещи старшему офицеру, которые никогда не осмелитесь повторить на земле. В бою это неизбежно, однако все это необходимо забыть сразу после посадки.

Господа, вы будете летать в паре с фельдфебелями. В воздухе они будут вашими командирами. И я не хочу знать, что вы не выполнили их приказа только из-за разницы в званиях!»

Фон Бонин знал, о чем говорил. Спустя месяц Хартманн сам услышал, как лейтенант Альфред Гриславски в ходе боя кричал по радио своему ведомому: «Если ты не будешь меня слушать, то поцелуй меня в …!» , а его ведомым был командир группы. Тот не отвечал, и Гриславски продолжал ругаться: «Проклятый …!» Когда они приземлились, фон Бонин, улыбаясь, сказал, что прекрасно все слышал, но не мог ответить, так как у него вышел из строя передатчик. Майор был практиком и жил по правилам, установленным им же самим.

Хартманн был назначен в 7./JG52 и первоначально стал ведомым фельдфебеля Эдмунда Россманна. На земле тот был весельчаком, шутником и плейбоем. Благодаря своему темпераменту он мог проливать слезы по погибшему товарищу, а уже спустя минуту смеяться над новой шуткой. По утрам, поднимаясь с постели, Россманн пел песни, пел он и когда ложился, и когда просто шел. При этом, к радости окружающих, у него был прекрасный голос. Когда Россманн не пел, он улаживал конфликты между пилотами, снимая напряжение шутками. В общем, он настолько не соответствовал стандартному образу летчика-истребителя, насколько это только можно было представить.

Впрочем, Хартманн скоро понял, что его первые впечатления о ведущем были обманчивы. Поднявшись в воздух, Россманн становился спокойным и строгим учителем. Его уроки заложили фундамент, который впоследствии и позволил Хартманну подняться на вершину славы.

Тогда же он познакомился еще с одним человеком, от которого впоследствии на протяжении всей войны напрямую будут зависеть его успехи и даже жизнь. Это был фельдфебель Хейнц Мертенс, ставший старшим механиком его «Мессершмитта». Когда у того что-то не получалось или что-то было не так, как надо, он сердито бросал: «Gebimmel» . Обычно это слово немцы употребляют для обозначения каких-то бесполезных и шумных действий, например, когда в авто мобильной пробке одновременно много водителей нажимают на сигнал. Несколько раз услышав это, Хартманн дал Мертенсу прозвище Bimmel, которое так за ним и закрепилось.

14 октября 42-го года Хартманн совершил свой первый боевой вылет. В паре с Россманном он вылетел на «свободную охоту» в районе Грозный – Дигора. Едва они взлетели, как услышали по радио: «Семь истребителей и три Ил2 обстреливают дорогу около Прохладного. Перехватить и атаковать!» Пилоты развернулись и на высоте 4000 метров полетели вдоль русла Терека по направлению к Прохладному.

О том, что произошло далее, Хартманн потом рассказывал:

«После пятнадцати минут полета в наушниках раздался голос Россманна: „Внимание, одиннадцать часов внизу, „Индейцы“! Мы атакуем, держаться рядом со мной!“ Я посмотрел вниз, чтобы увидеть вражеские самолеты, о которых говорил Россманн, но ничего не увидел. Я сблизился с ведущим на дистанцию 30 метров, и мы начали пикировать. Я все еще не видел противника. На высоте 1800 метров мы выровнялись, и тут я увидел два темно-зеленых самолета. Они летели чуть выше и впереди, до них было около 2000 метров.

Мое сердце заколотилось. Моей первой мыслью было – я должен одержать свою первую победу. Сейчас! Эта мысль полностью овладела мной. Я дал полный газ и обогнал Россманна, чтобы раньше его выйти в позицию для атаки. Я быстро сближался с противником и с дистанции 300 метров открыл огонь. Я был потрясен, увидев, что мои трассы проходят левее и выше. Ни одного попадания! Ничего не происходило! Цель росла так быстро, что я едва успел отвернуть, чтобы избежать столкновения.

В мгновение я оказался окруженным со всех сторон темно-зелеными самолетами, и они все разворачивались для атаки. И я должен был стать их жертвой! Я был в отчаянии. Я потерял своего ведущего. Дернув ручку на себя и пробив тонкий слой облаков, я оказался наверху. Там ярко светило солнце, и я был совершенно один.

Тут в наушниках я услышал Россманна: «Не бойся! Я слежу за тобой. Я потерял тебя, когда ты ушел за облака. Спускайся вниз, под них, и я тебя найду». Его спокойный голос был просто чудесным, я дал ручку от себя и пошел вниз.

Выйдя из облаков, я увидел в 1500 метрах самолет, который шел прямо на меня. Я повернул вправо-вниз и полетел вдоль реки на запад, передав Россману, что меня преследует неизвестный самолет. Я снова услышал его спокойный голос: «Поверни вправо, чтобы я мог сблизиться с тобой». Я повернул вправо, но самолет, преследовавший меня, летел наперерез, быстро приближаясь.

Я снова запаниковал и, дав полный газ, пошел вниз. На максимальной скорости над вершинами деревьев я уходил на запад. Как в тумане, я слышал по рации голос Россманна, но слова были искажены и неразборчивы. Я продолжал удирать, втянув голову в плечи, съежившись в смертельном ужасе за бронеспинкой. Каждую секунду я ждал удара вражеских снарядов и пуль в свой истребитель.

Когда я рискнул оглянуться, то увидел, что тот самолет все еще гонится за мной. Спустя минуту я снова посмотрел назад и, к своему облегчению, увидел, что оторвался от него. Я слышал в наушниках неразборчивый голос Россманна, но уже ничего не соображал от радости, что ушел от погони. Немного поднявшись, я попытался понять, где нахожусь. Слева от меня был главный ориентир – Эльбрус. Однако было уже слишком поздно. Замигавшая красная лампочка топливного указателя сообщила, что его осталось только на пять минут полета.