Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - Ирина Фуллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элейн пыталась сглотнуть, но у нее не получалось – в горле пересохло. Она не могла вымолвить ни слова. Она знала о битве при Форте как о героическом сражении. Кападонцы гордились той победой.
– Скоты, – процедил Донун.
– Это были солдаты из его отряда? Из клана Мун? – хрипло спросила Элейн.
Тот нервно махнул рукой:
– Мне все равно. Клятву давал Драммонд. Это была его обязанность: защитить нас от своих – или чужих – кападонцев.
Элейн понимала, что Донун был прав. Но сознание отказывалось принимать открывшуюся истину.
– Не переживай, прачка. Я отомстил. Увы, Ковин, у которого тоже были счеты с Мунами, поторопился: он хотел, чтобы дети Драммонда испытали ту же муку, что и он, потерявший отца. Я бы, конечно, распорядился иначе. Нет боли большей, чем боль родителя, пережившего своего ребенка. Моя жена не перенесла утраты, зачахла за три месяца и померла от страданий. Я остался, чтобы отомстить.
Элейн не хотела понимать его. Не хотела сочувствовать. Не хотела верить услышанному.
– Теперь ты знаешь, прачка, как я получил свои шрамы, – заключил Донун, со стуком ставя стакан, который опустошил залпом. – И знаешь, за что я ненавижу кападонцев. Всех до одного.
Она медленно кивнула, потому что нельзя было никак не реагировать и оставаться неподвижной.
– Ну, иди прочь. Кажется, я утолил твое любопытство.
Элейн вновь кивнула:
– Благодарю за откровенный рассказ, господин Наместник.
С этими словами она развернулась, чтобы уйти.
– Ай-е! – услышала она вдруг и обернулась.
Сердце пропустило удар, затем забилось гулко и быстро. «Ай-е» – кападонское восклицание. Что-то вроде «эй». Так говорили только на родине Элейн. И сейчас она обернулась на кападонское «ай-е», совершенно позабыв об осторожности. Мгновения, пока они с Донуном смотрели в глаза друг друга, показались вечностью.
– Вы что-то сказали? – уточнила она еле слушающимся языком, ощущая, как кровь отхлынула от лица.
– Не бегай тут больше. Нечего прачке делать в саду.
Для кого-то война прошла, для кого-то – так и осталась в сердце. Для Элейн это была лишь история, но Донун видел напоминание о том, что потерял, каждый день глядя в зеркало.
Хороши были дни, когда она ненавидела лишь образ в своей голове, а не настоящего человека!
Впрочем, с Ковином не было сложностей. Да, он потерял отца, – но на поле боя! Война не щадила никого. Если бы Драммонд не убил Торэма, скорее всего, погиб бы сам. Как бы там ни было, месть Ковина была несоразмерной утрате. Карнаби жестоко убили более двух сотен людей, добрая половина из которых были женщины и дети.
К тому же мормэр Нортастера сам по себе был безжалостным. Элейн видела в нем средоточие всего зла.
А позже, в тот же день, произошло кое-что еще, что добавило ей решимости. Элейн зашла на кухню, покончив со стиркой, перекусить. Мари не суетилась привычно у плиты, а сидела за столом, прижав к себе руку.
– Что случилось?
Мари ответила резким «ничего», но Каталина, ужинавшая тут же, негромко сказала:
– Хозяин рассердился.
– И? – произнесла Элейн, когда продолжения не последовало.
– Да он нервничает из-за бала, всего и делов, – вместо ответа проворчала Мари.
– Так что случилось?
– Он обжег Мари руку.
Глаза Элейн округлились.
– Та просто плеснул кипятка немного, – упорно защищала Ковина Мари. – Очень пряное получилось блюдо к ужину, а у господина Торэма были гости, он так опозорился! А если это во время бала случится?
Элейн села за стол и внимательно посмотрела на кухарку.
– Это не означает, что он может причинять вам боль.
– Не значит, конечно, – ответила Каталина, с сочувствием глядя на Мари, которая осторожно дула на запястье.
Там образовался красный волдырь.
– Только хозяину без разницы. Он знает, что Мари некуда идти.
Стиснув зубы, Элейн смотрела на ожог. Ковин считал себя совершенно всемогущим. Будто никто и ничто не могло заставить его платить за грехи. Она считала иначе.
В кухню вошел Робо. Видимо, мажордом уже знал, что случилось с Мари, потому что он просто ободряюще похлопал ее по плечу и устало плюхнулся на стул.
– Я хочу умереть, – заявил он.
– Всем нужно просто немного потерпеть, – мягко сказала Мари.
– Да, – весело отозвалась Каталина. – Потерпи, и однажды обязательно умрешь.
Она рассмеялась собственной шутке. Робо лишь покачал головой:
– Найти приличных лакеев в Нортастере просто невозможно. Уже двое отказались в последний момент.
– Это не в Нортастере нет лакеев, это никто не хочет рисковать и идти работать к мормэру, – предположила Элейн, многозначительно взглянув на руку Мари.
Робо тяжело вздохнул, ничего не ответив. Все знали, что она была права.
После ужина, уставшая, Элейн отправилась в их с Каталиной комнату, чтобы обратиться к картам. Бал приближался, а она так ничего и не придумала.
Тщательно перетасовав колоду, она мысленно задала свой вопрос: «Как воспользоваться балом, чтобы отомстить Ковину?»
За деревянным столом сидели мужчины в простых одеждах и белых поварских колпаках. Они готовили мясное блюдо: отбивные или нечто похожее. Один из них, самый молодой на вид, куда-то нес поднос с – судя по красному цвету – еще сырыми, но уже готовыми к запеканию котлетами.
Глава седьмая,
в которой Элейн попадает на бал
За деревянным столом сидели мужчины в простых одеждах и белых поварских колпаках. Они готовили мясное блюдо: отбивные или нечто похожее. Один из них, самый молодой на вид, куда-то нес поднос с – судя по красному цвету – еще сырыми, но уже готовыми к запеканию котлетами.
С минуту Элейн задумчиво изучала изображение, а потом вдруг вскочила на ноги. Ну разумеется!
Она выбежала из комнаты и отправилась на поиски Робо. Тот не без труда отыскался в винном погребе.
– У меня есть лакей, – заявила Элейн.
– С рекомендациями? – без особой надежды поинтересовался мажордом, изучая пыльные бутылки.
– Моей рекомендации будет достаточно?
Робо вздохнул:
– Нет, конечно. Но у меня нет выбора. Бал послезавтра. Он должен явиться сюда послезавтра утром для инструктажа.
Кивнув, Элейн расплылась в улыбке.
– Какой он, в теле? – уточнил мажордом, когда она была уже на лестнице. – Нужно убедиться, что форма будет по размеру.
– Средний и невысокий. Примерно как я.
«В точности как я», – подумала в это время она.
Вечером перед праздником Элейн уединилась в кладовке, чтобы подготовиться. Она добыла большие ножницы, распустила волосы и приготовилась состричь лишнюю длину до такой, какую мог бы носить мужчина. Глубоко вздохнув, она взяла одну темную вьющуюся прядь и поднесла ножницы к виску. Но рука дрогнула.
Элейн просто не могла остаться с
