Записки Барри Линдона, эсквайра, писанные им самим - Уильям Теккерей

- Зато вы не в безопасности! - взревел я. - На сей раз вам не уйти живым - это так же верно, как то, что я человек чести и однажды уже отведал вашей крови!

- Заметьте себе его слова, констебли, - взвизгнул огрызок стряпчий, высунувшись из-за укрытия полицейских спин. - Вы подтвердите под присягой, что он угрожал убить милорда!

- Я не стану марать свою шпагу кровью такого негодяя! - воскликнул милорд, озираясь на тех же доблестных защитников. - Но предупреждаю: если этот каналья хотя бы на один лишний день задержится в Лондоне, он будет схвачен властями, как самый обыкновенный мошенник.

Эта угроза заставила меня внутренне поежиться; я знал, что в городе гуляют десятки предписаний о моем аресте и что, раз угодив в тюрьму, я уже оттуда не выберусь.

- Кто это осмелится наложить на меня руку? - крикнул я, выхватив шпагу и став спиной к двери. - Пусть негодяй выступит вперед. Вот вы, вы, крикливый бахвал, выходите первым, если вы мужчина!

- Мы не собираемся вас арестовать! - сказал стряпчий; тут я заметил, что моя благоверная, ее тетушка и весь взвод судебных приставов, едва он заговорил, попятились назад. - Уважаемый сэр, мы не арестовать вас собираемся. Мы дадим вам приличное вознаграждение, только покиньте эту страну - оставьте миледи в покое!

- И освободите страну от злодея! - добавил милорд и тоже попятился к двери, пользуясь возможностью отодвинуться от меня на приличное расстояние; негодяй стряпчий ретировался за ним следом, оставив меня одного и отдав в полное распоряжение трех вооруженных до зубов барбосов. Мне было уже не двадцать лет, когда я со шпагой в руке бросился бы на этих скотов и, по крайней мере, с одним из них разделался бы по-свойски. Дух мой был сломлен, я угодил в форменную ловушку, доверившись, как дурак, этой обманщице. Может быть, она уже пожалела о своем поступке, когда, замешкавшись перед дверью, стала просить меня не входить. Может быть, у нее еще теплилось какое-то чувство ко мне? Впоследствии я именно так истолковал ее поведение. Ио сейчас у меня был один-единственный шанс. Итак, я сложил свою шпагу на стол стряпчего.

- Не бойтесь, джентльмены, - сказал я, - на сей раз дело обойдется без кровопролития: скажите мистеру Тейпуэллу, что я готов побеседовать с ним, как только у него найдется время! - Сказав это, я сел и спокойно скрестил руки на груди. Как это было непохоже на прежнего Барри Линдона! Когда-то в одной старой книге я прочитал о Ганнибале, карфагенском полководце, вторгшемся в Рим; его победоносные полки, не знавшие себе равных в мире и все сметавшие на своем пути, расположились на постой в каком-то городе, где они так погрязли в роскоши и наслаждениях, что в следующую же кампанию были побиты. То же самое было теперь со мной. Я чувствовал себя конченым человеком. Непроходимая пропасть отделяла меня от юного храбреца, который на шестнадцатом году жизни застрелил своего противника, а потом в течение шести лет побывал во множестве сражений. Сейчас, во Флитской тюрьме, где я пишу эти строки, мой сосед, плюгавый сморчок, не перестает надо мной издеваться и вечно лезет в драку, а я его пальцем тронуть не смею. Но я предвосхищаю события постыдной и мрачной повести моего унижения - лучше расскажу все по порядку.

Я устроился на ночлег в кофейне по соседству с Грейз-инном и, дав знать мистеру Тейпуэллу, где стою, с нетерпением ждал его прихода. Он явился ко мне с предложением от друзей леди Линдон закрепить за мной жалкую ренту в триста фунтов при условии, что я буду получать ее, живя за границей, за пределами трех королевств, и тотчас же потеряю при возвращении. Он также сообщил мне, - впрочем, я и сам это знал, - что, если я задержусь в Лондоне, мне неминуемо грозит тюрьма; что как в столице, так и в Западной Англии гуляет множество предписаний о моем аресте, а при моей репутации никто мне и шиллинга не доверит взаймы; изложив все это, он дал мне ночь на размышление, добавив, что, если я не соглашусь на эти условия, родственники леди Линдон возбудят против меня судебное дело; если же я их приму, четвертая часть условленной суммы будет мне выплачена в любом иностранном порту по моему выбору.

Что оставалось делать одинокому, несчастному, сломленному человеку? Я согласился на ренту и на следующей же неделе был объявлен вне закона изгнанником, без права возвращения на родину. Как я после узнал, погубил меня все тот же негодяй Квин. Это он придумал заманить меня в Лондон. У них с леди Линдон было условлено, какой печатью он скрепит письмо стряпчего; Квин с самого начала стоял за этот план, но леди Линдон, как натура романтическая, предпочла побег. Обо всем этом матушка написала мне в мое унылое изгнание, предлагая приехать и разделить его со мной; но я отклонил это предложение. Она покинула замок Линдон вскоре после меня, и тишина воцарилась в обширном зале, где я удивлял мир неслыханным гостеприимством и роскошью. Матушка уже не надеялась со мной увидеться и горько мне пеняла, что я ее забыл; но она ошибалась как в своей догадке, так и в дурном мнении обо мне. Она очень стара, но в эту самую минуту сидит подле меня в тюрьме и что-то шьет или вяжет. Миссис Барри сняла себе комнатку через дорогу на Флитском рынке, и на пятьдесят фунтов годовых, которые она с мудрой дальновидностью уберегла от расточения, мы кое-как влачим жалкое существование, недостойное знаменитого светского щеголя Барри Линдона.

На этом и заканчивается исповедь Барри Линдона; смерть оборвала труды нашего простодушного автора, так л не позволив ему после изложенных здесь событий продолжить свои записки; всего же он прожил во Флитской тюрьме девятнадцать лет и, судя по тюремной хронике,

умер от белой горячки. Матушка его достигла необычайно преклонных лет, и обитатели этих мест, еще заставшие ее, немало порасскажут вам о ежедневных стычках между матерью и сыном, не утихавших до тех пор, пока последний, из-за неискоренимого пристрастия к вину, не впал в почти полное слабоумие; неугомонная старуха мать ходила за ним, как за малым ребенком, а он обливался слезами, когда не получал привычной порции коньяку.

У нас нет точных сведений о его жизни на континенте; очевидно, он вернулся к былой профессии игрока, однако без былого успеха.

Спустя некоторое время Барри негласно приехал в Англию. Здесь он пытался шантажировать лорда Джорджа Пойнингса, угрожая обнародовать его переписку с леди Линдон и этим сорвать помолвку милорда и мисс Драйвер, богатейшей невесты со строгими принципами и целой армией рабов в Вест-Индии. Только чудом спасся Барри от судебных приставов, коих натравил на него лорд Пойнингс. Не удовлетворись этим, лорд Джордж пожелал лишить Барри его пенсиона; но леди Линд он воспротивилась этому акту справедливости и даже прервала все отношения с лордом Джорджем с того дня, как он женился на вест-индской богачке.

Дело в том, что пожилая графиня все еще верила в свои чары и не переставала любить мужа. Она жила в Бате, препоручив свое состояние бдительным заботам своих родичей Типтофов, к коим оно и должно было перейти за отсутствием прямых наследников; и так неотразимо было обаяние Барри и его власть над этой женщиной, что он чуть не уговорил ее к нему вернуться; но их общие планы были неожиданно рссстроены появлением лица, которое долгие годы почиталось умершим.

То был не кто иной, как виконт Буллингдон, чье внезапное возвращение словно громом всех поразило и особенно озадачило его родственника из дома Типтофов. Юный лорд объявился в Бате вооруженный письмом мистера Барри к лорду Джорджу, в коем первый угрожал огласить связь леди Линдон со своим сиятельным кузеном - связь, ни в коей мере не порочившую ни одну из сторон, ибо выражалась она единственно в том, что ее милость имела обыкновение писать глупейшие письма, черта, свойственная многим дамам, да и джентльменам, и до нее. Мстя за бесчестие, нанесенное матери, лорд Буллингдон, повстречав своего отчима в галерее, где пьют минеральную воду, (последний проживал в Бате под именем мистера Джонса), набросился на него и отделал без всякого снисхождения.

История молодого лорда после его побега изобиловала романтическими приключениями, но не наше дело ее рассказывать. В Американскую войну он был ранен и оказался в списке убитых, на самом же деле попал в плен и бежал. Обещанные деньги так и не были ему высланы; подобное пренебрежение так ранило сердце впечатлительного и гордого юноши, что он предпочел остаться мертвым для света и для отрекшейся от него матери. С трехлетним запозданием прочитал он где-то в канадских лесах случайно подвернувшуюся в "Журнале для джентльменов" заметку о смерти своего сводного брата под заглавием "Несчастный случай с лордом-виконтом Касл-Линдоном" и под впечатлением этой новости решил вернуться в Англию. Здесь он открылся родным, но лишь с величайшим трудом убедил лорда Типтофа в правомерности своих притязаний. Он собирался навестить графиню Линдон в Бате, когда наткнулся на мистера Барри Линдона и, сразу же узнав его, несмотря на скромное обличив знаменитого щеголя, выместил ему все свои обиды.