Взлет и падение третьего рейха (Том 2) - Уильям Ширер

Несмотря на всю чудовищность задачи, не только Гитлер, но и его генералы чувствовали себя вполне уверенно, в последний раз обсуждая детали самой крупной военной операции в истории, сводившейся к массированному наступлению на фронте протяженностью около 1500 миль - от Северного Ледовитого океана до Черного моря. Накануне вечером Браухич вернулся в Берлин после инспекционной проверки концентрации сил на Востоке. Гальдер отметил в своем дневнике, что главнокомандующий сухопутными войсками остался доволен результатами поездки. "Общее впечатление отрадное, - записал начальник генерального штаба. - Войска в хорошем состоянии".

Военное совещание 14 июня длилось с 11 часов дня до 6.30 вечера. Во время обеденного перерыва Гитлер устроил своим генералам очередную накачку перед сражением. Согласно Гальдеру, это была "большая политическая речь", в которой Гитлер подчеркнул, что вынужден напасть на Россию, потому что ее разгром "вынудит Англию прекратить борьбу". Однако кровожадный фюрер этим заявлением, должно быть, не ограничился. Кейтель рассказал об этом во время допроса на Нюрнбергском процессе.

"Главный смысл его выступления сводился к тому, что это решающая битва между двумя идеологиями, и ту практику ведения войны, которую мы знали как солдаты, - единственно правильную по международным законам, - следует измерять совершенно иными мерками".

Затем Гитлер отдал различные приказы по осуществлению беспрецедентного террора в России.

"Выступили вы или кто-либо из присутствовавших генералов с возражениями против этих приказов?" - спросил Кейтеля его адвокат.

"Нет. Я лично не высказал никаких возражений, - ответил генерал. - И никто из генералов не выступил с возражениями", - добавил он {Это подтверждает Хассель. 16 июня он записывает в своем дневнике: "Браухич и Гальдер уже согласились с тактикой Гитлера (в России). Таким образом, армия должна взять на себя ответственность за убийства и поджоги, которая до сих пор лежала на СС".

Сначала антинацистские заговорщики наивно полагали, что приказы Гитлера на осуществление террора в России могут вызвать шок у генералов и побудить их присоединиться к антинацистскому движению. Но к 16 июня Хассель почувствовал себя разочарованным. В этот день запись в его дневнике начинается словами: "Серия совещаний с Попитцем, Герделером, Беком и Остером, на которых рассматривался вопрос о том, что конкретные приказы, полученные командующими армиями, но еще не переданные в войска, возможно, откроют глаза военачальникам на характер режима, во имя которого они сражаются. Эти приказы касаются жестоких... мер, которые солдаты должны применять против большевиков после нападения на Россию.

Мы пришли к заключению, что теперь надеяться не на что... Они (генералы) обманывают сами себя..." (Хассель. Мемуары, с. 198-199). - Прим. авт.}.

Просто непостижимо, но факт, что кремлевские лидеры, несмотря на репутацию людей подозрительных, хитрых и практичных, несмотря на очевидность нависшей над Россией угрозы, несмотря на все предупреждения об этой угрозе, до самого последнего момента не осознавали, что им нанесут удар, причем удар такой силы, который едва не разрушит их государство.

Прекрасным летним вечером 21 июня 1941 года, в 9 часов 30 минут, за девять часов до запланированного немецкого нападения, Молотов принял в своем кабинете в Кремле германского посла и вручил ему, по выражению Черчилля, свою "последнюю глупость". Упомянув о новых нарушениях границы немецкими самолетами, на что он дал указание советскому послу в Берлине обратить внимание Риббентропа, Молотов перешел к другому вопросу, о чем Шуленбург в тот же вечер сообщил срочной телеграммой в Берлин.

"Имеется ряд признаков, - говорил Молотов послу, - что германское правительство недовольно Советским правительством. Даже ходят слухи, что нависает угроза войны между Германией и Советским Союзом... Советское правительство оказалось не в состоянии понять причины недовольства правительства Германии... Он был бы признателен, если бы я мог ему сказать, что привело к нынешнему состоянию германо-советских отношений.

Я возразил, что не смогу ответить на его вопросы, поскольку не располагаю соответствующей информацией".

Вскоре он получит эту информацию, ибо уже в то время из Берлина в Москву для него передавалось по радио длинное зашифрованное указание от Риббентопа, датированное 21 июня 1941 года, с пометкой "совершенно срочно, государственная тайна, послу лично":

"С получением этой телеграммы все материалы по шифрованию должны быть уничтожены. Рацию необходимо вывести из строя.

Пожалуйста, немедленно информируйте господина Молотова, что вам необходимо сделать ему срочное сообщение... Затем, пожалуйста, сделайте ему следующее заявление..."

Это было уже знакомое заявление, полное всякого рода затасканных измышлений и лжи, в составлении которых Гитлер и Риббентроп набили руку и к которым они прибегали каждый раз, чтобы оправдать очередной акт неспровоцированной агрессии. Однако данное заявление - такое, во всяком случае, создалось впечатление автора этих строк при повторном его прочтении - превосходило все предыдущие по абсолютному бесстыдству и лживости. В то время как Германия неукоснительно соблюдала условия нацистско-советского пакта, говорилось в заявлении, Россия неоднократно нарушала их. СССР осуществлял "подрывную деятельность, терроризм и шпионаж" против Германии; он "боролся против усилий Германии установить стабильный порядок в Европе". Он вступил в сговор с Англией, чтобы осуществить "нападение на германские войска в Румынии и Болгарии". Сосредоточивая "все наличные русские силы на протяженном фронте от Балтики до Черного моря", он "угрожал" рейху. Далее в заявлении говорилось:

Донесения, полученные за последние несколько дней, исключают любые сомнения относительно агрессивного характера такого сосредоточения русских войск... Кроме того, имеются донесения из Англии о переговорах посла Криппса по более тесному политическому и военному сотрудничеству между Англией и Советским Союзом.

Резюмируя вышесказанное, правительство рейха в связи с этим заявляет, что Советское правительство вопреки принятым им обязательствам:

1) не только продолжало, но и усилило свои попытки подорвать Германию и Европу;

2) проводило все более и более антигерманскую внешнюю политику;

3) сосредоточило все свои силы в готовности на границе с Германией. Тем самым Советское правительство разорвало свои договоры с Германией и собирается напасть на нее с тыла. В связи с этим фюрер приказал германским вооруженным силам противодействовать этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами.

"Пожалуйста, не вступайте ни в какое обсуждение этого сообщения", предупреждал Риббентроп своего посла в конце телеграммы. Что мог сказать потрясенный и разочарованный Шуленбург, посвятивший лучшие годы своей жизни налаживанию германо-русских отношений и твердо знавший, что нападение на Советский Союз ничем не спровоцировано и не имеет оправдания? Вернувшись в Кремль перед самым рассветом, он ограничился прочтением немецкого заявления. Молотов, потрясенный, молча выслушал посла до конца и затем сказал: "Это война. Считаете ли вы, что мы это заслужили?" {Так закончилась карьера посла, дипломата старой школы. Возвратившись в Германию, он вынужден был подать в отставку, а затем присоединился к оппозиции, возглавляемой Беком, Герделером, Хасселем и другими. Одно время его кандидатура даже намечалась на пост министра иностранных дел. Как утверждает Хассель, в 1943 году Шуленбург был готов пересечь линию русско-германского фронта, чтобы договориться со Сталиным о заключении мира с антинацистским правительством Германии. После июльского заговора 1944 года против Гитлера Шуленбург был арестован, заключен в тюрьму и 10 ноября казнен гестапо. - Прим. авт.}

В тот же предрассветный час аналогичная сцена происходила на Вильгельмштрассе в Берлине. Всю вторую половину дня 21 июня советский посол Владимир Деканозов звонил по телефону в министерство иностранных дел, добиваясь приема у Риббентропа, чтобы вручить ему протест по поводу продолжающихся нарушений границы немецкими самолетами. Ему отвечали, что министра иностранных дел нет в городе. Наконец в 2 часа ночи 22 июня ему сообщили, что Риббентроп примет его в 4 часа утра в министерстве иностранных дел. Там посол, являвшийся одновременно заместителем комиссара по иностранным делам, палачом и порученцем Сталина, был, подобно Молотову в Москве, просто сражен услышанным. Доктор Шмидт, присутствовавший при этом, описывает эту сцену следующим образом:

"Я никогда не видел Риббентропа столь возбужденным, как за пять минут до прибытия Деканозова. Он нервно ходил туда и обратно по своему кабинету, подобно загнанному в клетку зверю...

Деканозова ввели в кабинет, и он, вероятно ни о чем не догадываясь, некстати протянул Риббентропу руку. Мы сели и... Деканозов по поручению своего правительства начал излагать конкретные вопросы, требовавшие разъяснения. Однако едва он заговорил, как Риббентроп с окаменевшим лицом прервал его: "Теперь это неважно..."