Фантастика 2002. Выпуск 3 - Андреи Синицын

Бред.

Командир со стуком захлопнул рот.

— Кто-нибудь что-нибудь понимает?

Против воли его слова прозвучали жалобно-просяще.

Наиболее вероятная гипотеза уже сформировалась в его голове. Пилотажный комплекс получил неверные данные. Или неверно их обработал, сейчас это не суть важно. Зато в остальном автоматика сработала штатно и дважды попыталась нацелить самолет на Брисбен… исходя из заведомо ложных координат.

Была и вторая гипотеза — невероятная. Но ее командир не стал рассматривать.

— Если бы сейчас была ночь, я мог бы попытаться определиться по звездам через астрокупол, — сказал, маясь, второй пилот. — Когда-то я умел это делать. Если бы была ночь…

— Если бы была ночь, — фыркнул командир. — Если бы на сосне росли бананы… Если бы мы могли подняться тысяч до пятнадцати и увидеть днем звезды… У нас не истребитель! У нас пассажирский лайнер, и либо у него напрочь свихнулся пилотажный комплекс, либо нас в одно мгновение перебросило через четверть окружности земного шара. Первое куда вероятнее, нет?

Бортинженер упрямо замотал головой:

— Такого сбоя никогда не бывало. Строго говоря, его просто не может быть. Комплекс либо работает, либо нет. Врать он не умеет.

— Врет, как видишь!

— Чтобы так соврать, ему необходима самая малость, — усмехнулся бортинженер, — чтобы несколько спутников ДжПиэС разом сорвалось со своих орбит. Да и то…

Проще уж предположить, что переместились мы… Хотя бред, я понимаю…

На координаты, отображавшиеся на мониторе, не хотелось и смотреть. Восемьдесят семь градусов южной широты! Судя по картинке, несколько минут назад лайнер пролетел недалеко от Южного полюса и теперь удалялся от него в сторону Атлантики.

Бред, бред…

Вошла Жаннет в новой блузке, неся на подносе кофе и сандвичи. Командир раздраженно замахал на нее рукой. Стюардесса поставила поднос и вышла.

— Есть еще третья вероятность, — подал голос второй пилот. — Все мы сошли с ума и видим не то, что есть на самом деле.

— Тогда нам уже ничем не поможешь, — отрезал командир. — Будем исходить из первых двух предположений. Значит, так. Допустим, мы не верим автопилоту и берем прежний курс. Тогда, если наше местоположение не изменилось, в чем лично я совершенно уверен, мы через два часа оказываемся над Австралией и спокойно садимся в Брисбене. Если же прав пилотажный комплекс, а мы ошибаемся, то мы расходуем горючее до капли и падаем примерно вот здесь. — Палец командира ткнулся в южную часть Атлантики. — Теперь второй вариант. Мы верим этому чертову комплексу, меняем курс и идем… м-м… на Кейптаун. Если же мы по-прежнему над Тихим океаном, то не должны промахнуться мимо Филиппин и сядем в Маниле. Полагаю, в этом случае всех нас как минимум ждет отстранение от полетов. Ваше мнение?

— ДжПиэС не может давать неверные данные, — убежденно сказал бортинженер. — Она этого просто не умеет.

— То есть ты за второй вариант?

— Да.

— Я тоже, — быстро сказал второй пилот.

Командир помедлил, прежде чем принять решение. Он с тоской смотрел на облачную кипень в двух тысячах метров под самолетом. Если бы в ней был хоть один просвет! Поди определи, что там внизу: материк или океан! Начавший летать тогда, когда о ДжПиэС и Глонасс никто еще не задумывался, командир больше привык полагаться на свои глаза, нежели на радары и спутниковые системы. Сейчас он еще не знал, что потом будет благословлять этот внезапно появившийся густой туман, — не будь его, двигатели В-767 выхлебали бы последнюю каплю топлива где-нибудь над Южной Атлантикой.

Пора было принимать решение.

— Хорошо, — сказал командир, — идем на Кейптаун. Пусть всех нас примут за психов. Сообщать пассажирам пока не будем.

Он чуть тронул штурвал, выводя машину на новый курс.

— Передайте кто-нибудь мне кофе.

— До Кейптауна топлива в обрез, — обеспокоенно сообщил второй пилот.

— Должно хватить. — Командир скользнул взглядом по индикаторам и, отпив кофе, добавил: — Если не будет встречного ветра.

Ветер был попутный.

Пытку одиночеством Максим Горобейчиков полагал одним из наиболее мучительных истязаний и тем не менее подвергался ей третьи сутки подряд. Обычных зевак вокруг лагеря экспедиции и близлежащего раскопа и тех не было. Двое подсобных рабочих, уяснив, что в ближайшие пять дней их услуги не понадобятся, повесили на прикрытые пыльными пончо спины пыльные мешки со скудным скарбом и отбыли в близлежащую деревушку проведать семьи, если Максим правильно их понял. Непросто понять местных тому, кто из всего запаса испанских слов знает только «корриду», «амиго», «пульке» да еще «буэнос диас», но лучше уж быть безъязыким с людьми, чем с языком, но без людей. Без слушателей язык не язык, а инструмент для пропихивания внутрь пищи, вроде артиллерийского банника. Не в пустоту же травить байки — что ей до баек, пустоте!

Да и вообще перуанское побережье — разве это место для русского человека? Для двоих русских — еще куда ни шло, для троих русских место вообще не имеет значения, — а для одного? Коммуникационное недоедание. Тоска. Сиди, слушай ветер с океана, хлопанье палатки да крики чаек… И пиво кончилось.

Максим облизнул губы и вздохнул. Еще два дня… Через два дня из Кордовы вернется основной состав экспедиции, все четверо. По правде говоря, сволочь этот Мануэль Рамирес, хоть и ученый с мировым именем. Пригласил не одного, не двоих — всех! Самолет прислал в Куско — не иначе договорился с каким-нибудь больным на голову меценатом… Хотя вполне может статься, что в Аргентине палеонтологи живут и в ус не дуют за счет государства, недаром тамошняя научная школа во всем мире почитается продвинутой и уважаемой. Может, университету в Кордове понадобилось срочно потратить суммы, отпущенные на международные контакты, — вот Рамирес и обрадовался возможности пригласить российских коллег из не менее продвинутой палеошколы, уже два месяца перекапывающих плиоценовые слои «по соседству», в Южном Перу. Почему бы не сгонять небольшой самолет за три тысячи километров ради такой оказии?

Нам бы их проблемы.

Пригласил-то Рамирес всех пятерых, но ясен пень, улетели четверо. Пятый остался скучать, ковыряться помалу в раскопе, обрабатывать находки да сторожить имущество экспедиции. И этим пятым, как назло, оказался он, Максим Горобейчиков!

А с другой стороны — можно понять выбор начальства. Самый младший, единственный аспирант среди одного доктора и трех кандидатов — это во-первых. Физически крепкий, способный в случае шторма или еще какой напасти постоять за себя и имущество, — это во-вторых. Неунывающий оптимист — это в-третьих. Кого же еще оставить в лагере? Выдюжит, никуда не денется!