Флэшбэк - Дэн Симмонс

Как выяснилось, из-за покушения на жизнь советника Омуры и начала сражения между силами реконкисты и городом на 15-й дороге, перед долгим подъемом к Викторвилю, выставили блокпосты. Хулио Романо рискнул всем, что у них было (не только дорогим грузовиком, но и свободой), взяв нас вместе с багажом и показав, где прятаться: оказалось, в топливных баках по бокам машины есть тайники.

Пока мы скрывались там, Романо запросто мог нажать кнопку, пустить в тайники сжиженный газ, который шел мимо нас по трубопроводам, — и избавиться от всяких хлопот, связанных с нами; разве что выкинуть потом две холодные тушки где-нибудь в пустыне. Им это ничем не грозило, а уплаченный мной аванс оставался у них.

Но Романо оказались достойными людьми. После того как бумаги от Эмилио были проверены и мы миновали блокпосты, Хулио и Пердита выпустили нас из крохотных тайников в топливных баках и вернулись на высокие сиденья в кабине «питербилта». Мы покатили в сторону Барстоу и пустыни.

Когда Хулио или Пердита смотрели спутниковое телевидение в своей зоне отдыха, то разрешали нам с Вэлом присоединиться. И мы наблюдали за тем, как горит оставленный нами Лос-Анджелес.

Схватка оказалось ужаснее, чем, вероятно, предвидели ее участники: штат Калифорния, с одной стороны, и картели, отряды и банды реконкисты Нуэво-Мексико — с другой. Она далеко переросла простые беспорядки. Полиция не вмешивалась, накапливая силы за линией огня. Губернатор Логан обещал, что те, кто из последних сил сражается в разных частях города, получат подкрепление в виде частей национальной гвардии; но лишь немногие комментаторы полагали, что обороняющимся от этого станет легче. Когда губернатор выступил, угрожая обратиться к президенту с просьбой прислать федеральные войска, Хулио только рассмеялся. Эта угроза уже много лет была пустой — федеральные войска сражаются в Китае и других местах за своих иностранных хозяев.

Но если город и силы правопорядка штата серьезно недооценили возможности реконкисты (их, казалось, застали врасплох бронетехника и артиллерия, во множестве доставленные на север, — часть этой техники раньше скрывали камуфляжные сетки на громадном кладбище у лагеря Эмилио), то Эмилио с объединенными силами латинов явно не ждали восстания чернокожих в Южном Центральном Лос-Анджелесе и азиатов на западных окраинах, сопротивления наемников, нанятых богатыми обитателями Беверли-Хиллз, Бель-Эйр, холмов вдоль Малхолланд-драйв и других мест, а также выступлений десятков других групп, не связанных ни с властями штата, ни с силами Нуэво-Мексико. Поэтому простое сражение реконкисты с Калифорнийской национальной гвардией за будущее Лос-Анджелеса почти сразу же превратилось в многостороннюю неразбериху. Лос-Анджелес становился чисто гоббсианским[88] штатом.

Когда я сказал об этом Хулио и Пердите, они поняли и тут же согласились со мной. Оба читали гоббсовского «Левиафана». Так полетели к черту мои представления о водителях грузовиков и их уровне образования.

И если уж зашла речь об образовании, то Вэл, путешествуя в конвое дальнобойщиков, с удовольствием восполняет пробелы в нем.

После первого дня и ночи, когда он был почти совершенно невменяемым (напишу об этом позднее), я вдруг увидел, что Вэл начинает обращать внимание на то, что его окружает, на людей рядом с собой.

Две ночи мы провели вместе с водителями десятков других фур в пустыне, у стен недоступного, но все же манящего своими огнями Лас-Вегаса, и я обратил внимание на живой — почти жадный — интерес Вэла к тому, что говорят люди вокруг костров.

Бедняга Вэл… Согласно закону и по распоряжению департамента образования его чуть ли не постоянно, с первого дня в детском саду почти двенадцать лет назад, воспитывали в духе толерантности к «этнокультурным различиям», причем эти различия считались самоценными. Но он понятия не имел, что же это такое, пока не оказался среди дальнобойщиков. Вэл вырос в двух городах — Денвере и Лос-Анджелесе, разделенных на расовые, этнические, языковые и (все чаще и чаще) религиозные феоды, которые грызлись и дрались за некий абстрактный пирог в желании отхватить кусок побольше. Бесконечная игра без победителя, затеянная политиками и бандами и нередко перераставшая в открытую войну.

Но в течение этих пяти дней и ночей он видел и слышал парня по имени «Калибр» Деверо, чернокожего южанина, который открыто говорит: возвращение в оборот словечка «ниггер» — это констатация того, что его раса, по большому счету, не состоялась. Деверо шоферит на своей громадной машине вот уже тридцать восемь лет и не собирается бросать работу только потому, что между городами, в которые он возит товар, воцарился и все усиливается хаос.

Вэл слушал рассказы у костра Генри «Большого Коня» Бигея, индейца навахо, который — вместе со своей женой Лауреттой — двадцать восемь лет провел за рулем своей фуры и сопротивляется любым чиновникам, армии или придорожным бандитам, которые пытаются его остановить. Генри откровенно смеется (у него отсутствует один верхний зуб, отчего остальные кажутся еще белее), рассуждая об иронии судьбы: белым людям, которые загнали его народ в резервации, аукнулось их же Предначертание,[89] исчезнувшее, словно его и не было. Но я убежден, что в этом человеке совсем нет враждебности. Он просто изучает историю.

— Это случается в каждой расе, группе и нации, — говорит со смехом Генри «Большой Конь» Бигей. — Дни величия накатываются, как высокий незаслуженный прилив, и народ, которому повезло, самодовольно радуется (как радовался когда-то и мой народ), словно заслужил это, хотя ничего такого и не заслужил. А когда прилив схлынет, народы, племена, нации обнаруживают, что стоят, лишенные дара речи и ошарашенные, на сухом и замусоренном берегу.

Странно услышать метафору, связанную с океаном, от того, кто вырос в пустынях Аризоны.

Вэл слушает и других людей, вроде Хулио и Пердиты, которые выросли в густонаселенных восточных городках, но находят счастье только на свободных хайвеях — на том, что от них осталось. Он слушает латинов, вроде Вальдесов, уроженцев Мексики, которые водят свои фуры по междуштатным дорогам с 1980 года и теперь не хотят связываться ни с каким кланом, бандой или народом, желающими утвердиться за счет чужаков. Кроме них есть еще Эллисы, Джан и Боб, и трое их детишек, — как любит говорить Джан, они «получают образование в машинах». Эллисы с Юга, принадлежат к евангелистской церкви, но остроумны, сообразительны, учтивы, свободомыслящи — не выставляют напоказ собственную веру, так как считают это нарушением прав других людей. А трое их детишек, как сообщил мне Вэл, проведя с ними почти весь день, знают географию, историю, астрономию, литературу и фундаментальные науки куда лучше любого из его одноклассников.